В начале мая каждый уважающий себя автор должен написать что-то пафосное и проникновенное на военную тематику. Но Бринден — не каждый уважающий себя автор!
Поэтому — переводы.
И Боромир, превозмогая смерть, улыбнулся.
Перевод В. Муравьева, А. Кистяковского.
Тень улыбки промелькнула на бледном, без кровинки, лице Боромира.
Перевод Н. Григорьевой, В. Грушецкого.
Уста Боромира тронула слабая улыбка.
Перевод М. Каменкович, В. Каррика.
Boromir smiled.
J.R.R.Tolkien
Чем бы мы ни занимались, какие бы увлечения ни разделяли, каждый из нас периодически сталкивается с многочисленными, хотя порой и незаметными, результатами труда переводчиков. Неизбежно это в силу того, что русскоязычный сегмент медиасферы до смешного мал, а всеми иностранными языками пока не смог овладеть ни один живой человек.
С безразличием (что хорошо) либо с негодованием (что сами понимаете как) мы читаем переведенные книги, смотрим дублированные фильмы и играем в локализованные игры. На Stopgame.ru даже ведется целая рубрика, посвященная разбору переводов именитых видеоигр, пользующаяся немалой популярностью.
Тем не менее, мало кто понимает, как осуществляется перевод зарубежных произведений на русский язык, какими приемами пользуется переводчик и каких правил он старается придерживаться. И зачастую это становится причиной появления тут и там бессчетных гневных жалоб на низкое качество конечного продукта, которые, будем честны, далеко не всегда бывают справедливы.
Поэтому сегодня вместо критичного взгляда потребителя я предлагаю вам направить на переводы въедливый взор исследователя, пояснив, по каким принципам они создаются и уделив внимание самым распространенным проблемам и заблуждениям переводческого мира – передаче акцентов, переводу собственных имен и использованию в произведениях русского мата.
Отмечу особо, что речь пойдет только о переводе художественных текстов, поэтому адаптации научных и деловых материалов, проблемы озвучки и вопросы применимости машинных переводов останутся в стороне.
Что это такое – адекватный перевод
В начале никак не удастся обойтись без отдельного пункта сухой теории. Но, как кричал наш университетский преподаватель, страшно вращая глазами, «ЭТО ВАЖНО!!!»
Первое, что всегда следует иметь в виду – это то, что смысл в художественном произведении, как правило, стоит выше его формы. Автор (разработчик) имеет определенную мысль, которую доносит до читателя (зрителя, игрока) при помощи символов и знаков. А тот, в свою очередь, улавливает эту самую (если задумка автора удалась) мысль уже на своем «конце провода».
Таким образом, получается незамысловатая цепочка «Смысл – Знак (форма) – Смысл», что и является коммуникативно-функциональной моделью любого художественного произведения.
В случае с переводом схема усложняется. Переводчик уясняет для себя смысл при прочтении знаков и передает его дальше, иноязычному читателю – но для этого создает новую форму, удлиняя цепочку: «Смысл (автор) – Знак (оригинальное произведение) – Смысл (переводчик) – Знак (перевод) – Смысл (читатель)».
Это может показаться очевидным, но крайне важно для понимания концепции адекватности перевода.
Что видит переводчик, когда принимается за работу над текстом? Видит он буквы. Или же, выражаясь научно, языковые знаки. Они складываются в отдельные высказывания, составляющие вместе структуру сообщения. Структура сообщения дает нам описание ситуации, при помощи которой автор хотел что-то сказать – в чем и заключалась его конечная цель.
И вот, переводчик прошел по всей иерархии символов и смыслов снизу вверх и осознал (сочтем, что это хороший и добросовестный переводчик) смысл, вложенный автором в произведение (или в его часть). Что он делает дальше?
А дальше он идет в обратном направлении. Исходя из общего смысла, составляет описание ситуации, выражающееся через структуру сообщения, складываемого из отдельных высказываний, состоящих из языковых знаков.
Как видно из описания и приведенной схемы, можно выделить пять ступеней, по которым переводчик восходит, чтобы потом снизойти. Они именуются уровнями эквивалентности.
Просто замечательно, если перевод совпадает с текстом оригинала на уровне языковых знаков. Но это довольно редкий случай, и чаще всего эквивалентность наблюдается на более высоких уровнях. И только если перевод соответствует тексту оригинала на максимально низком уровне, доступным для его передачи на выбранный язык, то он по праву может называться адекватным.
Вернемся же к эпиграфу.
И Боромир, превозмогая смерть, улыбнулся.
Перевод В. Муравьева, А. Кистяковского.
Тень улыбки промелькнула на бледном, без кровинки, лице Боромира.
Перевод Н. Григорьевой, В. Грушецкого.
Уста Боромира тронула слабая улыбка.
Перевод М. Каменкович, В. Каррика.
Boromir smiled.
J.R.R.Tolkien
Как в нем наглядно продемонстрировано (что невообразимо развеселило весь интернет), никакого соответствия на уровне знаков, высказывания и структуры в русских переводах процитированного отрывка из «Двух крепостей» нет и в помине. Толкин лаконично доносит до читателя лишь два слова: «Боромир улыбнулся». Но и переводчики при этом не совершили ошибки. Все они, как один, исходили из того, что улыбка появилась на устах Боромира во время более чем мрачных событий, когда тот находился на самом пороге смерти, и сочли, что в переводе описание может быть расширено ввиду контекста, который нельзя упускать из вида – для русских художественных текстов более характерно подробное и детальное описание ситуации, и краткое «Боромир улыбнулся» смотрелось бы, в отличие от английского первоисточника, излишне коротко и сухо.
Те, кому заметно за двадцать, могут вспомнить, как в свое время с безумным успехом шел по России французский мюзикл «Нотр-Дам де-Пари». Полностью на русском языке. К чему я о нем вспомнил?
Сравните текст оригинала с переводами (открывается по щелчку):
Что называется, найдите хотя бы одно совпадение. Его здесь и нет. Это наглядный пример того, как перевод осуществляется на самом высоком (что означает – на самом неточном) уровне эквивалентности – уровне общего смысла. И с песнями и стихами почти всегда будет именно так – в большинстве случаев переводчик либо создает новое, далекое от оригинала художественное произведение, либо имеет на выходе маловразумительный набор фраз, упорно не складывающихся во что-то более или менее достойное. Поэтому стихотворные произведения у нас традиционно переводились именитыми поэтами, причем достаточно свободно (не верите – спросите у Пастернака).
Немного о том, почему адекватность не всегда требует максимального соответствия
Неспроста говорят, что переводчик в первую очередь должен знать родной язык, и только потом – иностранный. Ведь уяснить, о чем там говорится в оригинале, худо-бедно можно и со словарем. А вот чтобы верно, грамотно, и, что немаловажно, литературно перенести произведение на другой язык, необходимо разбираться в нем не хуже, чем автор в языке оригинала.
Поэтому что языки, даже близкие и родственные, всегда будут иметь существенные отличия. Одни и те же вещи могут обладать разными смысловыми оттенками и описываться разными словами, что нельзя не принимать во внимание. О чем вы подумаете, услышав где-нибудь, скажем, о Лепешечном крае (The Land of Cakes)? Полагаю, сочтете, что имеется в виду нечто сказочное и пасторальное. Но любой британец уверенно заявит, что речь на самом деле идет о суровой Шотландии, известной на все острова своими овсяными лепешками. Английские писатели обожают использовать слово fortnight – период сроком в две недели, у которого просто нет аналога в русском языке (ну не «полмесяца» же писать, право слово). Слова kill, murder и assassinate так или иначе описывают акт убийства – но с совершенно разными смысловыми оттенками (фактическое, преступное и заказное соответственно). А уж как только не выкручиваются переводчики, донося до нас смысл слов, аналогов которых в русском языке просто не существует – просто потому, что нет у нас описываемых ими явлений. Чаще всего проблема разрешается прямым переносом термина – отсюда растут корни бесчисленных коронеров, солиситоров и прочих барристеров, совершенно ни о чем не говорящих русскоязычному читателю.
Но особая головная боль начинается, когда в ход идут фразеологизмы, пословицы и поговорки. Baker’s dozen (пекарская дюжина), например, имеет очевидный русскоязычный аналог в виде «чертовой дюжины» (хотя и с отличным от него ассоциативным рядом) и означает число 13. No man is an island (ни один человек не остров) отлично переводится как «один в поле не воин», хотя в изначальной фразе не было ни слова ни про поля, ни про воителей. Но как перевести на английский исконно русское «вот тебе, бабушка, и Юрьев день»? Боюсь, среди наших-то соотечественников не все понимают смысл этой присказки, а как донести ее до не знакомого с русской историй иностранца? Или, скажем, выражение A rolling stone gathers no moss (катящийся камень мхом не обрастет) – «под лежащий камень вода не течет», скажете вы? Но оригинал предполагает принципиально иной смысл выражения – мотаясь по свету, добра не наживешь (любимая присказка хоббитов, надо полагать).
Второй трейлер нового фильма братьев Коэнов «Аве, Цезарь!» полностью выстроен на единственной шутке — актер не может четко проговорить фразу Would that it were so simple («Будь все так просто») и в конце заменяет ее на It's complicated («все сложно»). Соответственно, в дубляже надо будет как-то передать сложность поданной реплики, введя труднопроизносимую фразу на русском языке, и буквальный перевод здесь не подойдет — от конструкции оригинала придется отойти. Что примечательно, на русский язык этот трейлер не переводился.
Потому переводчик и должен быть настоящим мастером языка, переносом текста на который он занимается. Только так он сможет создать адекватный перевод текста, максимально сгладив разницу в языках и потеряв минимум значимой информации. И, по-хорошему, при публикации произведений художественной литературы имя переводчика должно стоять рядом с именем автора – настолько велик его вклад в книгу, которую вы держите в руках.
Польский писатель Анджей Сапковский, известный в первую очередь как автор романа о ведьмаке, даже посвятил завершающий том своей «гуситской трилогии» памяти Евгения Вайсброта – переводчика, на протяжении полувека доносившего до русского читателя шедевры польской литературы. И особенно показательно то, что случилось с переводом этой самой книги, которым занимался уже другой человек: гуситы там воюют на боевых колесницах (и это в пятнадцатом веке!), речи составляют спичрайтеры, а возвышающийся над Старым городом Праги Тынский храм именуется… Храмом у задней стены. У задней стены, Карл! И это одно из известнейших сооружений Европы :(
«Ый лув ё» и «ейная харя»
Говоры и акценты
Не до конца понятно и то, как следует обходиться со встречающимися в художественных произведениях акцентами персонажей.
Дело в том, что в России и в некоторых зарубежных странах это принципиально различные явления. У нас акцент – это отклонение от языковой нормы, верное указание на то, что человек произносит слова неправильно. И если иностранцам такое простительно, то вот акцент (в нашем случае вернее будет сказать «выговор») соотечественников традиционно вызывает смех либо раздражение – еще бы, посмотрите только, — человек за целую жизнь так и не выучил родной язык! Этому во многом поспособствовала проводимая в СССР политика культурного синтеза, когда военную службу вместе проходили люди из разных регионов, а молодые специалисты распределялись по местам, далеким от городов, где они выросли, результатом чего стало удивительное культурное единство многомиллионного населения России. В итоге мы имеем то, что по речи человека почти никогда нельзя понять, откуда он родом – жители Иркутстка и Мурома, разделенные тысячами километров гор и лесов, будут говорить совершенно одинаково.
Что покажется чертовски странным британцу, которому достаточно заехать в соседнее графство, чтобы начать испытывать трудности с пониманием диалекта, на котором общаются друг с другом местные жители. И, скажем, в англоязычном мире (хотя и не только в нем) акцент характеризует место, откуда человек родом, но никак не степень его владения языком. Поэтому, в то время как у нас сложно представить такую характеристику человека как «обладающий хорошо заметным московским выговором», там часто можно услышать фразу в стиле «он говорил с ярко выраженным британским акцентом» (под которым понимается исключительно южно-английская манера речи). Что, в общем-то, не удивительно в реалиях острова, на котором вместе уживались три вида кельтов, континентальные германцы, германцы скандинавские и кем-бы-они-ни-были пикты.
И это порождает любопытные художественные решения, в силу своей специфики не всегда нам понятные. Так, на кастинге сериала НВО «Игра престолов» актеры подбирались с таким расчетом, чтобы персонажей с Севера играли шотландцы и ирландцы, а южан – коренные англичане южных графств. Благодаря чему культурные различия действующих лиц подчеркивается даже тем, как они говорят, что очень показательно для любого англоговорящего слушателя. А теперь представьте, что в русском переводе Старки обретут «окающий» вятский акцент, в то время как Тиреллы заговорят на суржике. Думается мне, от такой картины зрители не смогут разогнуться от смеха до самых финальных титров.
С другой стороны, перевод речи человека, для которого язык текста не родной, осуществляется без особых сложностей – благо послушать, как его соотечественники говорят на великом и могучем, есть возможность почти всегда. Просторечный крестьянский выговор, ровно как и грубое арго преступного мира, тоже имеет очевидные аналоги в нашей реальности, потому без особых сложностей переводится повсеместно. Даже и добавить-то особо нечего.
Брань, сквернословие, пахабщина и прочие соки жизни
Кому в переводах дозволено материться
На всякий случай обращаю внимание – в разделе присутствуют нехорошие слова. Матерные не присутствуют.
То тут, то там нередко приходится слышать жалобы на то, что персонажи оригинального произведения сквернословят как сапожники-мореходы, а в переводе нет и намека на матершину. Порой подобные претензии бывают обоснованными. Но в большинстве случаев комментаторы упускают из вида один немаловажный факт: в английском языке мата нет. Вообще нет.
Мат – это отличительная черта ряда славянских языков. Если вы откроете англоязычные источники о мате, то именоваться этот раздел будет (сюрприз!) mat/matershchina. В англосаксонском мире брань обозначается словом profanity, основное значение которого, в общем-то, «богохульство». Некоторыми выделяется даже список из семи слов, которые никогда не будут произнесены на телевидении: shit, piss, fuck, cunt, cocksucker, motherfucker, tits. Как мы видим, в один ряд с общеизвестными «трахать» и «членосос», сюда включены такие страшные ругательства, как «дерьмо», «ссать» и (кто бы мог подумать?) «титьки». Держу пари, на российском телевидении (художественные фильмы мы в расчет не берем) вы эти слова тоже слышите не часто.
Зато в современных сериалах, которые уже давно стали неотъемлемой частью мирового кинематографа, встречается полный набор из семи приведенных слов. Своеобразный роял-флэш. То есть ругань эта считается вполне уместной в художественных произведениях и не допускается только в новости и телепередачи. А грубость фразы вообще во многом зависит не от присутствия в ней упомянутых слов, а от имеющегося контекста — в отличие от мата, который жестко табуирован во всех сферах жизни и присутствует в ну очень отдельных фильмах и книгах.
Значит ли это, что, раз природа англоязычной нецензурщины отлична от русского мата, то последний в переводе присутствовать уже не может? Не совсем.
Возвратимся к уровням эквивалентности, о которых шла речь выше. Поднимемся на уровень идеи, заложенной в оригинальном произведении. Что выражает ругань персонажа? В кругах, к которым он принадлежит, она допустима? Как бы он говорил, будь его родным языком русский? В чем заключается сюжетное значение примененной им обсценной лексики?
Если переводчик понимает, что в реалиях русскоязычного мира с уст персонажа должны были бы слетать матерные слова, он имеет полное право включить их и в конечный текст. Согласитесь, трудно представить, что в речи мелких бандитов и иных отбросов общества ни разу не мелькнет матерщина, и говорить они будут точно также, как и примерные обыватели.
Уместность использования мата в художественных произведениях я заведомо обхожу стороной – здесь нас интересует только вопрос перевода, но не применимости лексики в целом.
Вот вы и попались, Злодеус Злей!
Что делать с именами
Быть закиданным помидорами переводчик рискует и при работе с именами собственными. И опять же во многом из-за того, что твердого правила здесь не существует.
Во-первых, переводчику сперва необходимо определиться, будут ли имена переведены на русский язык или же воспроизведены на нем «родными» средствами. Звучащее временами утверждение, что имена собственные не переводятся, на деле имеет мало общего с реальностью. Переводятся, и еще как. Хотя и не всегда.
Как правило, переводятся на русский «говорящие» имена, которые не должны в обязательном порядке вписываться в заданный культурный фон. То есть, в классическом викторианском рассказе мрачный и отталкивающий mr. Black не превратится ни в господина Черного, ни в Чернецкого, ни даже в Чернового — потому что в таком случае он станет выглядеть чуждо и неуместно на фоне прочих Эрншо и Вандерклиффов. С другой стороны, поклонники Терри Пратчетта порвут на части за «капитана Кэррота» вместо привычного Моркоу, а перевод имени патриция Витинари именно в приведенном виде заслуженно вызывает у них порицание за упущенною отсылку (верным вариантом будет Ветинари, что является шутливым поклоном итальянскому роду Медичи).
Но, допустим, имя решено было не переводить, а просто записать русскими буквами. Но здесь тоже не все так просто. Существует два основных способа реализации описанного подхода – транскрипция (перенос звучания слова) и транслитерация (перенос его буквенного состава). И беда в том, что в недавнем прошлом был совершен переход с одного метода на другой, что породило в итоге немалую путаницу.
Раньше главенствовал принцип, согласно которому перенос имен должен был осуществляться путем транслитерации. То есть бралось оригинальное написание слова и его буквы заменялись аналогичными буквами русского алфавита. Поэтому, например, французский Paris (произносится как «Пари») мы называем Парижем (слово пришло к нам через Польшу с ее изощренной грамматикой), английского короля Henry (Хенри) мы знаем как Генриха, далекую Scotland (Скотлэнд) именуем Шотландией, и так далее и тому подобное.
Сейчас же принято переносить имена исходя из их звучания на языке оригинала – в самом деле, глупо было бы переводить Sean как «Сеан», если в родной Ирландии каждый встречный зовет его Шоном. И при столкновении подходов случился, скажем так, конфуз. Потому что, например, все знают извечного спутника Шерлока Холмса как доктора Ватсона. А игравшую Гермиону Грейнджер актрису как Эмму Уотсон. Хотя фамилии обоих пишутся совершенно идентично — Watson. И куда, спрашивается, крестьянину податься?
А ведь есть еще целый свод правил по переводу определенных категорий имен. Так, у латинских и греческих имен и названий традиционно убирается падежное окончание. Поэтому мы говорим «Афины» (во множественном числе!), а не «Атенай» (как было у греков), и «Гай Юлий Цезарь» вместо «Гаюс Юлиус Кайсар» (как в теории говорили римляне). Соответственно, окончания убираются и в именах, явно производных от латинских — Моцарт у нас зовется Амадеем, пускай изначально он и Amadeus, а секс-символ всея отрекшихся Sylvanas Windrunner – Сильваной Ветрокрылой. Тем не менее, нередко латинские окончания в тексте остаются. В том же переводе игр серии Warcraft полно и Малганусов с Гаритосами, во вселенной Star Wars мы встречаем лордов Сидиуса и Тирануса, а фанаты Warhammer 40 000 плачут кровавыми слезами, видя на обложке «Ересь Гора» вместо «Ересь Хоруса» (хотя Гор и есть, вот что значит – сила привычки к любительским переводам).
Кроме того, в соответствии с традиционным русским написанием переводятся и мифологические заимствования, и исторические наименования. Никаких Ахиллесов и Тайфосов – только Ахилл и Тифон. Обходится стороной Шарлемань – извольте писать правильно, «Карл Великий». И горе тому, кто заменит Людовика королем Луи. И что с того, что у любого француза от такой формы имени глаза на лоб полезут?
Как видно, передача собственных имен полностью ложится на плечи переводчика. И только от него зависит, какая точка между двумя полюсами будет выбрана. Потому что крайности всегда излишни – и «Волешлем Трясикопье» будет также непригляден, как и «Уилльям Шэйкспаэ».
***
Описанные ситуации – лишь вольное переложение отдельных кусочков огромной дисциплины под названием «Теория перевода». Дисциплины, которую переводчики изучают в стенах ВУЗ'а не один семестр, но по-настоящему начинают понимать только по прошествии многих лет практики.
Потому что в переводе, как и в любом другом художественном ремесле, законы и правила идут рука об руку с творческим началом и литературным чутьем, без которых ни о каком полноценном переносе произведения на русский язык не может быть и речи.
Помните об этом, когда в следующий раз столкнетесь с работой рыцарей «трэйдоса» и словаря. Тем более что теперь вы знаете о ней чуточку больше.
Тоже ведь трудности перевода
Лучшие комментарии
Вообще, сомневаюсь что дело в этом, но тут еще и важно, откуда у этих слов «ноги растут». Слово «рандом» в привычном его использовании появилось, насколько я знаю, из IT-сферы, и как раз-таки обозначало случайность, генерируемую машиной. Русскоязычное же «случайность» употребляется как угодно, но в основном, не в этом понятии.
Итого, рандомный и случайный — это, выходит, одно и то же, но подходящее под различные сферы употребления. И это только этот пример, есть более яркие варианты слов, у которых разброс употребляемого контекста еще больше. Но соглашусь о тех случаях, когда «англицизмы» вообще не касаются профессионального слэнга, и вставляются хрен знает зачем (вроде того же common sense/здравый смысл).
Так ведь мифы, вроде бы, одни те же. Язык изложения разный.
Галь — голова ©
Но у нее скорее приведены иллюстрации того, как писать надо и как не надо.
И в том же «Слове» наглядно продемонстрировано, что канцелярит — это проблема владения языком переводчика. Или даже проблема языка в целом. То есть язык оригинала здесь, по большому счету, уже не при чем.
Ну и как уже справедливо заметили, слово «рандомный» не всегда взаимозаменяемо словом «случайный». Когда по сто раз на дню вводишь команду Random, интуитивно проще русифицировать ее, чем искать какие-то соответствия. А язык имеет свойство идти путем наименьшего сопротивления.
Прекрасная книга для любого переводчика.
Идея «Семи слов, которые не произносят на телевидении», расползлась достаточно широко, ее можно встретить в разных местах. Но изначально да, вроде бы озвучена Карлином.
В статье я упоминал заключительную часть трилогии Рейневана, «Свет вечный», качество перевода которой, к сожалению, заметно просело. «Сезон гроз» мне попадался на глаза только в раннем любительском «издании», и приличных слов я для него найти не могу :(
Не каждый день приходит весна.
На счет «Сезона гроз»: был еще фанатский перевод, который мне показался довольно аутентичным переводу Вайсброта.
Однако, есть у меня пара вопросов. Главный из них, о канцелярите. Эта дрянь сильно въелась в язык, из-за чего не всегда понимаешь, где она есть, а где её нет. Как можно, так сказать, прополоть свои языковые грядки? Только ли читать классику или чем-то ещё лечить можно?
Замечаю, что некоторые профессиональный слова проникают в обычную речь. Рандомный, например, вместо случайный. Зачем вообще вводить термины, для которых уже есть русский заменитель? Так ли здесь важен профессиональный стиль, как в примере с kill, murder и прочим?
Этому Гераклу тоже не повезло, именно Гераклу, потому что Зевс, Пегас, Афродита и ост. олимпийцы.
Да и все равно тот же Комиссаров лучше сделал:)
Про Ватсона и Эмму Уотсон вот это поворот, никогда не задумывалась даже о том, что они однофамильцы.