Никогда не начинал блог с признания в любви, самое время пробовать новое. Я люблю джаз, так вышло, что это отнюдь не первый музыкальный жанр, с которым я познакомился в детстве. Как и большинство читателей этого блога я рос в самой обыкновенной семье, не искушенной музыкальными направлениями. Моя бабушка заслушивается Пугачевой, тетя предпочитает группу «Кино», мама Елену Ваенгу и Билли Айлиш, а дедушка защищает свои вкусы с помощью беруш. В моем детстве о глобальном распространении интернета не могло идти речи, что означало крайне сжатую и закрытую музыкальную среду для ребенка. Новых направлений на горизонте не намечалось, композиции из кинофильмов или телепередач не было возможности даже «зашазамить», а соседские ребята скорее тяготели к обсуждению более важных тем, вроде мультфильмов, предстоящих прогулок и нежелания родителей покупать сегу. Если речь и заходила о музыке, то это всегда были отвратительные уху клубные треки, которые были крайне популярны в начале 2000-х, переданные по ик-порту или вовсе записанные на диктофон в «полной тишине». Для музыкальной новинки не оказывалось даже крохотной бреши, через которую можно было бы попасть извне в этот замкнутый и ограниченный мирок. Таким образом с джазом, как и со многими причудливыми, но важными для сознательного человека вещами, я познакомился благодаря видеоиграм. И первыми музыкальными ориентирами на тот момент стали два, не побоюсь громких слов, уже легендарных проекта. А именно: Fallout 3 с его без всяких преувеличений прекрасным радио, и Mafia 2, в котором аудио-передача «Эмпайр Бэй» может и была попроще, но все же изобиловала замечательными композициями. Немного погодя к этой паре прибился и мой любимый квест от Тима Шафера — Grim Fandango. Как я узнал позже, музыка в этом трио довольно далека от того, что принято называть джазом старой школы и исполнена она была совершенно в другой манере, но, как ни крути, именно эти мотивы подарили мне билет в музыкальный жанр, который заставляет меня грустить и веселиться. В целое направление музыкознания, не покидающее меня с 2007 года. Это моя личная история знакомства с джазом как с жанром. Но как с ним сблизился весь мир, а главное люди, вкладывавшие в его развитие упорство и душу? Для подготовки этого блога я использовал статьи о первых шагах джаза и развитии Нового Орлена, потому как две эти истории связаны неразрывной цепью. Материалы, собранные, в основном, с помощью различных джазовых музеев и перенесенных из печатных журналов статей, позволили несколько глубже погрузиться в тему. Также я использовал отрывки книги «Hear me Talking' To Ya — Джазмены об истории джаза». Стоить отметить, что информация на русском языке оставляет желать лучшего и эта проблема тянется уже около века. К сожалению, советская джазовая литература не идет ни в какое сравнение ни по объему, ни по качеству с иностранной, не смотря на более чем 80 лет развития этого искусства в СССР. Большая часть публикаций о нем была выпущена в качестве отдельных статей для журналов и газет. Часто над ними работали люди, не связанные с музыкой напрямую, а культурологи и около музыковеды, что породило множество неточностей и банальных ошибок. Но и тому есть причины, страна советов относилась к джазу как к коммерческой и бездушной музыке капиталистов. Джаз в СССР рассматривался как продолжатель культуры капиталистического общества и воспринимался в качестве идейного врага строителей социализма-коммунизма. Как говорится: «Сегодня ты играешь джаз, а завтра родину продашь». Книги все же дошедшие до заинтересованных читателей издавались в соответствии с рамками цензуры и идеологии, что ставит под сомнение изложенную в них информацию. Ветераны отечественного джаза характеризуют опубликованные в те года работы, как безграмотные и пустые, не удивительно, что об издании популярной джазовой литературы на русском языке никто особо не заботился. За всю жизнь джаза в СССР было выпущено всего около 30 книг, среди которых специалисты выделяют монографию «Советский джаз» 1987 года, но даже она оказалась не способна отразить истинную суть жанра для читателей. Редкие исследования советской джазовой деятельности описывают его развитие скорее хронологически, не пытаясь создать некую единую историю и даже не утруждаясь проверкой фактов. В большинстве своем тематическая литература прошлого не имеет значимой исторической или художественной ценности.

Мировая литература предлагает читателю гораздо большую выборку. Едва ли кого-то удивит, что именно США развивали подавляющее большинство теоретических и исторических принципов, которые и сегодня не покидают рамки джазового музыкознания. Неофициальные переводы книг на русский все же были, но так и оставались невостребованными, попытки выпустить их официально приводили лишь к отказам, что автоматически ставит клеймо на доступности материалов широкому кругу читателей. В современной истории эта ситуация мало-помалу исправляется, но все же сложностей для ознакомления с темой предостаточно. Cам я не являюсь музыкантом, не умею играть ни на одном инструменте и нотной грамоте не обучен, я поставил себе цель рассказать не столько о джазе с точки зрения академических знаний, а описать эпоху, людей и настроения, которые неразрывно были связаны с этим жанром. Если вы увидели в тексте фактическую ошибку, неверное использование жаргонизмов или терминов, то милости прошу указать мне на это в комментариях. Ответ на ключевой для нас вопрос кроется в месте, что на реке Миссисипи, которое не просто так считается самой музыкальной точкой мира. Я предлагаю читателю окунуться в время стремительно развивающегося американского общества, время забот и азарта, роста бизнеса, становления гангстеров и бутлегеров. Перенестись в эпоху, когда само понятие джаза еще не сформировалось, этот жанр только готовился обрести собственный голос. А легендарный Луи Армстронг был обычным мальчишкой, развозящим уголь, в пору, когда развеселые струйки мало кому известных тогда мелодий уже проникали в каждое уличное кафе, бар или кабаре. Добро пожаловать в Новый Орлеан.

Город без сна и тревог

Кратко разберемся с историческом контекстом, к джазу он прямого отношения не имеет, но поможет понять местную культуру, обычаи и предпосылки к появлению ключевых для жанра вещей. Город был основан французами в 1718 году, к 1763-му перешел в руки Испании, а та, недолго думая в 1800-ом сбагрила населенный пункт Наполеону, который тоже окружающую местность не оценил, да и предложил ее правительству США. О сделке договаривался сам Джефферсон, он хотел продлить средне-американскую полосу от Мексиканского залива до канадской границы. Даже среди молодых Соединенных Штатов Новый Орлеан выделялся своей пестротой и взбалмошностью, в нем смешался культурный уклад старого света и энергичный нрав Африки, а также Латинской Америки. Большинство штатов США были носителями протестантской культуры и английского языка, в Орлеане же напротив, главенствовал католицизм и франкоязычное воспитание. В отличии от консервативных штатов, Луизиана обладала более либеральным взглядом на вещи, с принятием гедонизма, как основы и с любовью к хорошей еде, музыке и танцам. Фестивали были частым, если не постоянным развлечением, местный губернатор Ульиям Клэйборн, который был первым главой города, назначенным американским правительством говорил, что Орлеан был буквально неуправляем из-за поголовного увлечения танцами и карнавалами, неспроста его называли Парижем нового света. Город черпал вдохновение не только из Европы, в 1721 году угнанные в рабство жители Африканского континента составляли примерно 30% населения, а к 1800 году проживающих людей африканского происхождения было уже больше 50%. Многие из них прибыли через Карибское море и смогли сберечь в себе частичку дома, а именно западно-индийские и африканские традиции. Но после покупки Луизианы, англоязычное население наводнило Орлеан. Во многом из-за культурных и языковых разногласий новоприбывшие начали переселяться подальше вверх по течению, что привело к образованию французского квартала Vieux Carre. Это позволило расширить городские границы и создать американский сектор в верхней части города, он подразумевался как район, принципиально отличающийся от старого центра. Если говорить о музыке, то приток чернокожих привнес интенсивный ритм, элементы блюза и племенных танцев в Новоорлеанскую музыкальную азбуку. В итоге, образовался совершенно уникальный коктейль из различных культур, языков и взглядов, которые не идеально сочетались друг с другом, вызывали противоречия и дрязги, но это был лишь многообещающий старт. Разнообразие этносов еще возросло в течении 19 века. Большое количество немецких и ирландских иммигрантов прибыли перед началом гражданской войны, также к ним присоединились итальянцы. Это была будто огромная, яркая и ароматная тарелка еды из разных стран, концентрация культур в Орлеане была абсолютно неповторима для южных штатов. Город стремительно развивался и на рубеже веков Орлеан был известен как крупный морской и речной порт, но эта характеристика была скорее второстепенной, потому как наибольшую славу он приобрел в качестве гигантского развлекательного центра. Поддерживаемые правительством театральные, водевильные и музыкальные заведения нанимали артистов со всего города для выступления на празднествах или привлечения внимания к тому или иному событию. Существовавшие с неодобрительного кивка администрации бордели в квартале красных фонарей, кабаки и игорные дома также нередко пользовались услугами музыкантов, для создания атмосферы в заведении и рекламы. Музыка буквально текла по жилам города, мелодии не замолкали ни днем ни ночью, даже на берегах озера между исполнителями шла постоянная борьба за внимание отдыхающих и аплодисменты. Орлеан жил как бесконечный фестиваль, к которому каждый желающий мог присоединиться в любой момент, но не факт, что ему хватило бы сил остановиться. Нельзя сказать, что условия для такого интенсивного развлекательного и музыкального развития были идеальны, скорее, как и во всяком везении, удачно легла карта. В те дни музыкантом мог стать любой, на это играло сразу несколько специфичных условий о которых я подробней расскажу ниже. Джаз дышал полной грудью в Орлеане и чуть ли не каждый день зажигалась новая звезда, мелодиями были переполнены парки, площадки для игры с мячом, музыка струилась сквозь ночные прогулки и походы на берег озера. Годы спустя уже постаревшие джазмены отзывались о Новом Орлеане как о музыке хорошего времени, звучавшей шумно, иногда даже грубо, что подходило под настроение обычных людей, которые искали наиболее чувственную и личную музыку. Этот дух и эмоциональный контекст объединяли исполнителя с его аудиторией. Вы могли прогуливаться по легендарному французскому кварталу и из каждого заведения слышать уникальные композиции, зазывающие отведать местной кухни и послушать приятную музыку. Сетка улиц этого квартала была обрамлена ровными, симпатичными домами с железными балконами и галереями, французская и испанская колониальная архитектура украшала каждый уголок. По другую сторону Орлеана в самом шумном и беспечном районе — Сторвиле процветала проституция и бутлегерство, в барах нередко возникали поножовщины, людей могли убить за неаккуратно брошенное слово. Каким бы гротеском это не казалось, но город был разделен на две части, по одну сторону жили люди «верхнего города» а по другую — креолы «нижний город». Будто идеальное место действия для заезженной антиутопии.

Новоорлеанцы не могли себе представить жизнь без танцев и музыки. Сопровождающие фестивали и парады духовые оркестры обязаны были работать также и как танцоры. Как правило, выступающий на улицах города коллектив смягчал медный звук корнетов струнными инструментами, включая в свой репертуар скрипку, гитару или бас. На рубеже веков группы струнного танца были популярны в обществе интеллигентов, так как та аудитория предпочитала более утонченные танцы. Даже до возникновения джаза для большинства жителей музыка была не столько роскошью или приятным дополнением, она была жизненной необходимостью. На протяжении целого девятнадцатого века различные этнические группы находили общую землю для жизни и единую причину для любви к музыке. После начала нового столетия, джаз начал появляться как часть широкой революции, охватывающей регтайм, блюз и спиритуализм. Это налаживало музыкальное общение между разными жанрами, впрочем, это же и оставило свой отпечаток. Не смотря на оглушительный успех у себя дома, в последствии, новоорлеанские группы часто не могли завоевать новую аудиторию на севере, в городах вроде Чикаго или Нью-Йорка, они будто говорили на разных языках. Необычное сочетание культур приводило и к новым образованиям внутри города, к примеру, сообщество «Цветные креолы» — люди с смешанного происхождения от африканской и европейской крови, часто они были хорошо образованными, славились своим мастерством и дисциплиной. Многие из них получили образование во Франции и играли в лучших оркестрах страны. Креолы представляли собой некую альтернативу музыкантам-любителям и самоучкам. Разумеется, для официальных мероприятий, вроде праздника Марди Граа приглашали именитые оркестры, которые зарекомендовали себя чистой и опрятной игрой. К слову о празднике, Марди Гра это карнавал, предпоследний день перед началом католического великого поста, в Орлеане в это время шествуют огромные толпы людей, которых развлекают уличные артисты, циркачи и музыканты. Это празднество играет огромную роль в становлении джаза, музыкальная традиция торжества появилась еще в афро-американских и афро-индейских общинах. По существу, индейцы Мардигра были чернокожими бэндами, которые маскировались под коренное население Америки во время праздника, чтобы почтить своих предков и почувствовать духовную близость. Подобные группы своеобразно противостояли другим бэндам на параде, сражение заключалось в агрессивной игре на барабанах и громком пении, которое напоминает заподноафриканскую музыку. Индейская манера игры стала частью раннего джаза и возымела влияние на ключевых людей в жанре, вроде Луи Армстронга или Лидса Коллинза, этническое влияние на джаз проявлялось в африканских традициях игры на барабанах и танце, это способствовало образованию «Площади Конго» в Орлеане, по воскресеньям на рынке за пределами города проводились небольшие празднества с африканскими танцами и музыкой, все это было призвано сохранить музыкальные и культурные элементы африканского народа. В городе и без того уже есть американский и французский кварталы, почему бы не завестись и Африканскому. Ближе к 1900 году инструментальная оркестровая музыка под влиянием афромериканских традиций преобразилась в регтайм, который по своему ритму и энергетике больше похож на военный марш, но гораздо менее монотонный, потому как духовые оркестры дополняли репертуар и создавали совершенно новое звучание. Огромную роль в рождении жанра сыграли и похороны. Во время похорон по дороге на кладбище процессия шла медленно, стараясь следовать темпу первого корнета. Иногда на это уходило около 4 часов. Всю дорогу люди раскачивались под музыку и рыдали. А у могилы нараспев кричали „Разве он не вел добрую жизнь, пока его не застрелила полиция на Сен-Джеймс-стрит?“. Музыкантов хоронили с особенными почестями, поэтому они умирали также как жили среди друзей и музыки. Новоорлеанцы народ энергичный, благодаря музыкальной сущности они умеют грустить и наслаждаться так как никто, даже похороны они могли превратить в настоящее шоу. Конечно, сперва все было чинно, печаль и горечь утраты окутывала процессию, но ровно до того момента, как тело было погружено в могилу. После того, как чей-то близкий окажется на глубине в шесть футов приглашенный оркестр тут же начинал играть какую-нибудь старую мелодию и люди оставляли все свои заботы позади. При игре толпа начинала раскачиваться во все стороны с одной стороны улицы на другую, присоединиться мог любой прохожий, вне зависимости, знаком ли он с усопшим или нет. Трагичная, но при этом теплая и воодушевляющая мелодия привлекала каждого, кто хотел слышать музыку, прохожие следили за происходящем иногда вливаясь в этот мрачный карнавал.

Танцы долгое время были основой ночной жизни Нового Орлеана и их популярность часто становилась основой для появления новых исполнителей. В течение девятнадцатого века струнные оркестры, возглавляемые скрипачами, доминировали в танцевальной работе, предлагая вальсы, кадрили, польки и шоттиш вежливой танцевальной публике. На рубеже веков преобладали инструменты, заимствованные как у духовых оркестров, так и у струнных: обычно это передняя линия корнета, кларнета и тромбона с ритм-секцией гитары, баса и ударных. Танцевальная аудитория, особенно младшая, хотела больше волнений. Появление рэгтайма, блюза, а затем и джаза удовлетворило этот спрос Ни один хороший рассказ не может обойтись без персоны, на которой можно было бы ненадолго сосредоточить внимание, дабы мы смогли нарисовать для себя правдоподобный портрет джазмена, со всеми его достоинствами и недостатками. Наиболее важной личностью в этом временном периоде является Бадди Болден по прозвищу «Король». Бадди не такая широко известная фигура, как, к примеру, Армстронг, чье величие вышло далеко за границы одного лишь джаза, но Болден заслуживает упоминания хотя бы потому, что был первым человеком, который начал играть джаз в Новом Орлеане, до него безусловно сформировался огромный пласт музыкантов, каждый из которых экспериментировал в собственном направлении и постепенно подбирался к сути, но именно «Король» оформил и сыграл эту музыку таким образом, что теперь ее с чистой совестью можно было назвать отдельным и неуемно развивающимся жанром. Бэнд Бадди сводил с ума весь город, вокруг только и было слышно, что о его группе, особенность команды Болдена была в том, что они вообще не умели читать ноты, их концерты и репетиции проходили в постоянной импровизации, мозги и фантазия музыкантов не могли позволить себе остановиться во время игры. Сами исполнители называли это «мелодией из головы», а Бадди играл на своём корнете исключительно на слух, его привлекал ритм и сплоченность, он был постоянным гостем в церкви, но посещал ее отнюдь не для поиска веры, по мнению артиста, во время молитвы прихожане раскачиваясь и хлопая в ладоши создавали идеально живой ритм для музыки.

Помимо этого он обладал исключительно сильным организмом, поговаривали, что игра Болдена слышна в 10 милях вокруг. Немного отходя от темы, Орлеан вообще место с уникальной акустикой. Звук лучше распространяется над водой, а вокруг города огромное количество водоемов, также отмечено большое скопление воды под городом. Все это послужило причиной тому, что людей обычно хоронили в склепах и надгробиях, потому как стоило копнуть на три фута в глубину, тут же лопата упиралась в жидкость. Помимо сырости Орлеан окружает влажность и жара от расположенных рядом с городом болот. От смеси тепла и влаги образовывается туман, который постоянно влияет на изменение воздушных потоков, возможно, в этом и кроется секрет громогласной игры Болдена. Его бэнд играл не только джаз, в репертуаре был импровизационный блюз, разыгровка знакомых танцевальных мелодий с более резвым темпом. Растущая популярность этого стиля привела множество музыкантов-самоучек в раскрепощенные группы, не заключенные в кандалы партитур. На исходе 1890- годов усилился дискриминационный аспект и людям с африканской кровью отказали в особом статусе, который ранее предоставляли цветным креолам-полукровкам. Эти нововведения в итоге объединили чернокожих и креольских музыкантов, дав мощный толчок раннему джазу. Их сочетание образовывало неповторимый свободолюбивый стиль из верхней части города с более строгим и дисциплинированным подходом полукровок. Возвращаясь к Бадди, какой бы музыкальной харизмой и мощью он не обладал, сила воли обошла его стороной, как и многие джазмены Болден был падок на вино и женщин, от внимания которых ему даже приходилось иногда скрываться.

Армстронг, вспоминая о своем кумире говорит, что Бадди злоупотреблял алкоголем и мог провести 2 или 3 ночи вообще без сна. Некоторые шутили, что музыкант сойдет с ума, потому что слишком много пьет и слишком много играет на корнете. Судьба восприняла это серьезно, Бадди действительно тронулся умом и в 1905 году его поместили в психиатрическую лечебницу, где он и провел остаток дней. Люди, хотя бы раз слышавшие его игру сходятся во мнении, что Король Бадди был истинным гением, к сожалению, ни одной записи его игры не сохранилось, потому как Болдена отправили на лечение задолго до того, как была записана первая джазовая пластинка.

Музыка хорошего времени

Новый Орлеан не продыхал ни на секунду, это был город сплошного удовольствия, веселья и развлечений. Само собой, одним из самых ярких явлений была музыка, множество людей проявляли к ней интерес хотя бы потому что постоянно слышали мелодии вокруг. Звуки композиций доносились постоянно, были слышны дома или вовремя прогулок, это было словно явление свыше, подобно северному сиянию, вы могли идти по улице и тотчас становились слышны звуки инструментов, что заполняли весь воздух. Часто дети носились кругами и не могли понять, откуда слышна мелодия. Музыка приобрела чуть ли не равный статус с религией, новоорлеанцы воспринимали карточные игры, скачки на ипподроме и музицирование в равной степени спортом. Чрезвычайной популярностью в Орлеане пользовались духовые оркестры, в 1880-х годах обычно состояли из имеющих музыкальное образование исполнителей, которые были способны читать сложные партитуры для концертов, парадов и танцев. О джазовых бэндах тогда еще не шло и речи, в хорошем оркестре энергичный бит на барабанах мог без проблем заразить энергией толпу из восьми тысяч зевак, а музыканты первой линии в это время вовсю отсыхали в одном из баров неподалеку, болтали, тискали девочек и пили, буквально любой прохожий мог случайно наткнуться на известного в тех краях музыканта и опрокинуть с ним пару стопок. Но начинал дуть теплый ветер перемен, исполнители чаще экспериментировали, бились в попытках создать новые необычные звучания инструментов и взвинтить темп исполнения, подступало начало эпохи, названной «золотым временем джаза».

Первые джазовые музыканты были, в основном самоучками, академическое музыкальное образование в городе было скудным и молодому человеку сильно везло, если у него в семье хоть бы среди самых дальних родственников находились музыканты, которые могли научить его основам. Все учились и познавали музыку самостоятельно, преподаватели, конечно, были, но креольскому населению часто нечем было платить за уроки музыки. Были пробелы в знаниях, но остальные условия идеально подходили для подобного увлечения, к примеру, достать начинающему музыканту инструмент не составляло труда. В 1865 году гражданская война подошла к концу и в Орелане, как и в других городах, прекратили свое существование военные оркестры, из-за чего антикварные лавки и ломбарды были переполнены некогда принадлежавшими армии инструментами. Именно в это время многие любители музыки начали приобретать их, за небольшую плату всякий желающий получал инструмент армейского качества, который был способен служить ему долгие годы. Но если родители отказывались тратить даже небольшие деньги на эту детскую прихоть, то молодые умы вполне могли создать инструмент из подручных средств. Нередко на улицах можно было приметить ребят, играющих на барабанах, собранных из оловянных кастрюль, а в качестве палочек, использовавших ручки от кресел. Молодые люди были заворожены и стремились узнать побольше об этой новой музыке, названной джазом. Целью каждого музыканта являлось найти собственный голос, звук, который мог бы являться одновременно уникальным и узнаваемым. Один из ярчайших примеров — это, конечно, Луи Армстронг, чей отличительный тон корнета и стиль пения изменили курс американской музыки, коллектив «Hot Five», частью которого он был, стал толчком для роста Армстронга как джазмена. Считается, что именно в этой группе он поднял концепцию группового исполнения в городе до ранее недостижимых высот, а затем установил и новое направление в сольном исполнении уже в Чикаго. Но мы немного забежали вперед, на этом этапе повествования Луи еще мальчишка, который развозит уголь по домам и задерживается допоздна рядом с клубом, в котором заряжает толпу его тогдашний кумир – Джо Оливер. Джаз завлекал людей совершенно разных возрастов, если мимо школы проходил духовой оркестр, то после звонка едва ли бы вы увидели хотя бы пару занятых мест в классе. Музыка цепляла детей до такой степени, что прежде чем к ним приходило осознание, они уже находились в 12 кварталах от школы, заслушавшись игрой любимых музыкантов В те дни город представлял из себя музыкальную столицу страны и был главным развлекательным центром юга. Все лучшие шоу ставились именно здесь, также через Орлеан проезжали и самые большие цирки. Как и прежде, не переставая бурлила ночная жизнь. В городе базировалось множество оркестров, которые часто уезжали на гастроли в небольшие города в штатах вроде Алабамы, Джорджии или Флориды. Тамошние организаторы, чтя традиции и посей день приглашают на торжества именно новоорлеанские бэнды. Во время фестиваля Марди Граа оркестры день и ночь маршировали вдоль по улицам, играя как сумасшедшие. Большинство музыкантов разделяли свою жизнь пополам, днем они могли быть обычными каменщиками, плотниками, продавцами, штукатурами, швейцарами и проводниками, но с заходом солнца каждый из них обретал собственный голос с другими ребятами из оркестра и с своим инструментом, быть музыкантом не означало иметь полную занятость. Исполнитель мог ночью работать на вечеринках, похоронах, свадьбах, званых вечерах, крещениях, или на пикниках, но утром практически каждому из них приходилось откладывать инструмент и возвращаться в мир рутины. Джазовый музыкант был тогда человеком из рабочего класса здоровым и сильным, ветераны впоследствии ворчали на своих более молодых коллег, о том, что им не нужен был виски, чтобы страстно играть свою музыку, а вот среди джазменов 1930-х годов алкоголь стал практически незаменимым атрибутом на выступлениях. Оценивался труд по разному можно было получить 3-4 доллара за один парад или похороны. Если парад продолжался с 9 утра до 6 вечера, то артист обычно получал 8-9 долларов. Между музыкантами шло постоянное соперничество, кто из них является лучшим и самым мастеровитым. Участники большинства чернокожих оркестров не умели читать ноты, чаще даже вообще не имея представления, что такое печатная музыка. У группы могло быть всего 6-7 известных пьес и с десяток ребят, каждый из которых играл по своему, но вместе им как-то удавалось сплетаться в единую композицию. Самый стандартный оркестр пользовался небольшим набором инструментов, обычно это были кларнет, тромбон, банджо, ударные, бас и труба, в редких случаях могли использовать пианино, тогда это был не настолько популярный инструмент в джазе, кроме того его было тяжело перевозить, а вот играющих на саксофоне в ту пору не было вовсе.  

Не то чтобы безграмотность им сильно мешала, потому как музыкальность была заложена в них от природы, среди музыкантов бытовало мнение, что нотная грамота скорее вредна, потому что игра по нотам притупляет импровизационный талант, который всегда высоко ценился среди джазменов. Благодаря естественному чувству ритма исполнитель никогда не смог бы одинаково исполнить одну и ту же вещь дважды, потому как каждый раз к нему в голову приходили новые идеи и он просто следовали за ними. Но по каким-то особенным случаям оркестры могли пригласить скрипача играть ведущую роль, потому как он, чаще всего, обладал навыком чтения нот. Репертуар оркестров не был чересчур дерзким и молодежным, к примеру, маршевые брасс-бэнды вполне могли выступать с гимном Соединенных Штатов даже на похоронах президента. Но когда вся группа возвращалась обратно в свою среду, они забрасывали гимны и марши куда подальше в карман и вовсю вопили на своем инструменте для танцевальной публики. В тоже время приобрели бешеную популярность так называемые Honky-Tonks, это сленговое название танцевального бара, куда люди приходили отдохнуть, пропустить по стаканчику и, конечно же, дать волю ногам на танцполе. Музыкантам, работавшим в таких заведениях, не было нужды беспокоиться о заработке, ведь в бары приходили и крайне состоятельные личности, с ипподрома заскакивали жокеи и игроки на скачках, а чаевые музыкантов были столь высоки, что им и не требовалось играть каждую ночь, чтобы обеспечить себя. Порой за одну ночную смену оркестр получал столько, сколько в ином месте не заработал бы и за неделю игры. В неформальной обстановке репертуар группы мог поражать своим разнообразием, двери заведений не закрывались круглосуточно и там всегда играл какой-нибудь бэнд, если бы вы или я жили неподалеку с таким местом, то засыпать мы могли под успокаивающие звуки механического пианино, а просыпаться на одной волне с зажигательным регтаймом. Уже тогда вокруг джаза кружились люди, которых сегодня мы бы назвали продюсерами. К примеру, известный в узких кругах музыкант Бадди Петти, который никогда не занимал себя постоянной работой, но он в ней и не нуждался, его предприимчивость позволяла Бадди зарабатывать много больше, чем обычный корнетист в бэнде. Ниже я раскрою проблему излишней беспечности джазменов подробней, а сейчас ограничимся тем, что есть: множество талантливых музыкантов в Орлеане никогда не записывали свои выступления, они просто приходили и играли, поэтому об их концертах можно было узнать только лишь с уст, живших тогда. Петти от большинства отличался, он всегда носил с собой книжицу, в которой отмечал все даты своих выступлений и состав участников. У него не было агента, он всегда сам договаривался с организаторами, где и когда будет играть. Бадди мог сказать чуть ли не на год вперед, когда он и его оркестр будет свободен. Группу во главе с Петти приглашали нарасхват и, что самое главное, он всегда брал задаток, даже если выступление намечалось действительно только через год. Его репутацию подпортила разве что его же жадность, из-за количества выступлений он мог иметь 2-3 концерта за ночь. Очевидно, везде Бадди успеть не мог, поэтому просто нанимал другой бэнд за пол цены и отправлял играть вместо себя. Поэтому, пригласившие его наниматели, не могли точно сказать, то ли его оркестр выступает у них сегодня, то ли нет. Все вышеописанное относится в большей степени к цветным бэндам, но существовали также и «белые», духовые оркестры вроде коллектива «Папы» Джека Лейна, которые собрались вместе еще до того, как возросло сегрегационное давление. Группа Лейна играла примерно до 1913 года и стала самым известным белокожим бэндом, а сам «Папа» стал иконой для первого поколения белых джазменов. Сам собой, у них было соперничество с чернокожими, нередко они устраивали самые настоящие музыкальные сражения, собираясь по разным сторонам озера, чтобы избежать потасовки, но чаще всего до такого не доходило и это было приятельское противостояние в мастерстве исполнения музыки. Как я уже говорил выше, формального музыкального образования почти ни у кого не было, они были артистами скорее по своей природе. В те дни начинающий джазмен мог всего лишь раз услышать какую-то мелодию и уже на следующий день повторить ее в точности. Возвращаясь к Армстронгу, он по-настоящему вошел в джаз примерно в 1911 году, тогда ему было всего 11 лет, но он уже поражал коллег по цеху своим мастерством и душевностью исполнения. Это было время музыкантов, воспитанных на плантациях сахарного тростника, они не боялись идти против устоев, пробовать новое, ошибаться и продолжать играть дальше.

В Орлеане господствовала кастовая система и для каждого слоя населения был свой любимый музыкант. Многие из них играли блюзы для сборщиков хлопка, простых чернокожих из народа, которых тогда называли «полевыми». Это были самые обыкновенные люди, которые всю свою жизнь не знали ничего, кроме работы. Они пахали под выжигающим землю солнцем, носили одинаковые дешевые пиджаки и шляпы с двухцветной лентой, утром доставали из шкафчика свои ботинки с стеклянными «бриллиантами» и «золотую» цепочку, купленную за два доллара. Рабочие собирались в заведениях низшего класса и каждый раз хозяину такого кабака вечером доставалось 3-4 мертвых тела, бывали поножовщины, перестрелки, иногда отрезали груди у женщин. В целом народ был доброжелательный, но подобное случалось в неблагополучных кварталах в те дни, многие ходили с бритвами или колющими предметами. С развитием жанра и с появлением все новых и новых коллективов Орелан стал полем самой настоящей музыкальной битвы. На концерты в другие районы или в расположенные недалеко поселения музыканты отправлялись на фургонах с запряженными лошадьми. И если две такие повозки с разными бэндами сталкивались на одной улице, то здесь уже сражения было не избежать. Музыканты как гвардейцы строились вокруг своего лидера и каждый коллектив пытался переиграть группу на другой стороне улицы, бой продолжался до тех пор, пока один из бэндов не выдохнется или пока толпа, которая непременно собиралась вокруг послушать игру корифеев, не выберет победителя аплодисментами. Часто публика даже незаметно связывала телеги веревками, чтобы противостояние не закончилось раньше времени. Ведь это, по сути, бесплатный концерт на котором музыканты выкладывались по полной, потому как эти баталии строились не на денежной основе, а на принципах, чести и любви к творческому соперничеству. К слову о выступлениях, построенных на коммерции, нередко музыканты опаздывали или вовсе не приходили на концерты как раз из-за того, что на несколько часов застревали на улице, пытаясь переиграть противоборствующий бэнд. Джаз был больше чем музыкой, он стал частью юношеской революции в нравах и морали. После первой мировой войны Америка стала более урбанизированной страной, ориентировалась на богатство и развлечения больше, чем когда-либо прежде. Музыкальная индустрия не отставала от этих веяний. К 1921 году в штатах было выпущено уже около 100 миллионов фонографических записей. Все это было до эпохи музыки на радио, джаз пришел к подобному вещанию несколько позже. И казалось, что так будет всегда, беззаботная жизнь для артиста, несколько бочонков с пивом, хорошая еда и любимая музыка. Но красочная жизнь джазмена, как и всякого творческого человека была окрашена и в тусклые тона

Обратная сторона бесконечного карнавала

Какой бы наивный и беззаботный флер не рисовала эпоха, реальность разбивает всю эту картину о прохладные камни. Работа музыканта и его жизнь была отнюдь не простой, когда вокруг столько болезненных соблазнов, доступных отношений и денег. По сути, они стали вести себя как звезды рок-н-ролла на 30 лет раньше Элвиса, привычки и взгляд на мир у них изменились похожим образом. Большинство джазовых музыкантов того времени, это люди из простого народа, рабочие, которым раньше ни к чему была финансовая грамотность, дисциплина и даже в каком-то смысле мораль. Потому как ни денег ни возможности подобраться к развращающему ментальное здоровье досугу у них не было. Это рождало чувство вседозволенности и раскрепощало, ведь если последние 20 лет ты жил в нищете, пытаясь вытрясти из жизни хоть какие-то средства к существованию с помощью музыки, то за свои страдания заслужил несколько лет кутежа. И Орлеан добродушно отвечал взаимностью на их желания, город был заполонен так называемым «серыми» бизнесом. Процветала проституция, бутлегерство, азартные игры, наркопритоны и питейные заведения, в которых никто не знал меры. Вспоминая Новый Орлеан Луи Армстронг отзывается о районе Сторвил, как об одном из величайших мест проституции не только в стране, но и в мире. Ближе к ночи разодетые в прекрасные и откровенные наряды женщины вставали на пороге домов, зазывая людей из проходящей мимо толпы. Проститутки жили и в других частях города, но в вечернее время все они стекались именно в этот квартал, прямо как многие из нас отправляются с утра на свою работу. Бизнес такого рода резво набирал обороты, в устье реки Миссисипи со всех концов света приходили корабли с жадными до развлечений моряками, поэтому девушки были полностью заняты делом. По неофициальным данным в городе было около двух тысяч зарегистрированных жриц любви и еще десять тысяч, которых никогда не существовало на бумаге или в финансовых сводках. В массе своей публичные дома существовали только для белокожих, их двери не закрывались ни днем ни ночью, предлагая все виды развлечений, что были доступны кошельку местных и приезжих. В том же районе находился и популярный игорный притон под названием «25». В нем ночью собирался весь свет общества, именитые шулеры, наркодельцы и сводники. Сутенеры занимали себя игрой, пока их сотрудницы не заканчивали работу. К слову, самой распространенной тогда игрой был «Коч», картежники питали к нему особую любовь, потому как карты тасовались и раскладывались из под стола, шансы выиграть или проиграть кучу денег равнялись примерно 50 на 50. Музыканты посещали подобные заведения не только для работы, но и для отдыха, многие пристрастились к наркотикам, опиуму, героину или морфию. Такие места каждый день вели борьбу за жизнь, и постоянно находились под угрозой закрытия, им приходилось умело балансировать между взятками полиции и отстегиванием доли мафии.

Откровенно говоря, не все проблемы музыкантов были в их слабостях, поскольку джазмены в Новом Орлеане были преимущественно из чернокожего населения, расизм в те дни тоже оставлял свой след на их жизни и творчестве. Это немного сглаживалось историей самого города, его мультикультурностью и гораздо большей терпимостью, чем в других штатах США, но несправедливые законы и предвзятое отношение все же нередко проявлялось. Орлеан в 1920 году являлся единственной гаванью в Америке с наиболее прочной репутацией, достигался такой имидж не совсем гуманными методами. Людей могли взять под стражу просто по обвинению в том, что они подозрительно выглядят или ведут себя вызывающе. У полиции даже было право арестовать любого, кто не сможет выйти на связь с своим нанимателем, чтобы тот подтвердил, что подозреваемый является законопослушным гражданином и нет причин не доверять порядочности его доходов. Само собой, большинство арестованных были чернокожими, но между ними все же смогла сохраниться общность и взаимовыручка. Если говорить о музыкантах, то в Орлеане существовали фонды духовых оркестров, которые стремились помогать друг другу, в 19 веке среди многих этнических групп в городских районах была развита доброжелательность и сострадание. После гражданской войны такие организации стали играть особенно важную роль для эмансипированных афроамериканцев, которые имели ограниченные экономические ресурсы. Их функция состояла в том, чтобы «помочь больным и похоронить мертвых», что являлось ключевым моментом, потому как чернокожим было запрещено получать коммерческое медицинское страхование и многие другие услуги, связанные с здоровьем. Расизм касался и музыкальной индустрии напрямую, существовали так называемые «Race Records» — дословный перевод отражает суть — «расовые записи» или, как тогда выражались: «пластинки для негров». Как вы можете догадаться, они продавались только чернокожим и содержали подходящую, с точки зрения властей, для них музыку, то есть джаз, блюз и госпел. Таким названием они мгновенно обозначили аудиторию, для которой предназначалась пластинка. И эта схема имела определенный успех, к 1920 году тираж достиг уже пяти миллионов экземпляров, что развивало индустрию и способствовало появлению «чернокожих» звукозаписывающих студий. Разумеется, предположение, что афроамериканец может слушать романсы или классическую музыку само по себе считалось смехотворным.

Говоря о музыке в этом блоге, к сожалению, большинство композиций исполнены не оригинальными создателями песен, записей игры которых либо не существует, либо они давно утеряны. Даже те мелодии, что сохранились до наших времен не способны полностью передать ту энергию и уникальность звука, которой обладали их изначальные авторы. Особенно грустно осознавать, что эти моменты навсегда застряли во времени и в памяти людей, которые имели удовольствие слышать их в живую. Оригинальных звукозаписей осталось крохотное количество в том числе и потому, что музыканты банально боялись обращаться в студии, опасаясь, что коллеги по цеху украдут у них стиль и приемы. Ведь возможности для придания своеобразного бессмертия собственному творчеству у них были. Считается, что первая грампластинка была выпущена в 1877 году, в то же время изобретатель Берлинер оформил патент на граммофон для воспроизведения этого чуда. Технология по прессованию грамофонных пластинок позволяла увеличить их разовый тираж до 500 штук, что значительно сокращало расходы на изготовление, Берлинер в этом отношении обскакал самого Томаса Эдисона. Интернет подсказывает, что первая пластинка именно с джазом появилась на свет только в 1917 году благодаря бэнду «Original Dixieland Jass Band», да, именно «Jass», а не «Jazz», скажем так, в те времена еще возникали споры по поводу названия и использования этого слова. Запись сделали белые музыканты из Нью-Йорка, у многих чернокожих артистов Нового Орлеана была возможность записаться, но воспользовались ей только самые дальновидные или же просто достаточно безрассудные, чтобы задумываться о таких вещах. Отчасти, таким и должен быть настоящий джазмен, но чертовски обидно, что многие пионеры Новоорлеанского джазового стиля получили лишь небольшое упоминание в хронике просто из-за отсутствия прямых доказательств своего творчества, из-за сомнений или обыкновенной глупости. Это же нередко касалось авторских прав на собственную музыку. Армстронг рассказывает, что когда был еще совсем юнцом он написал мелодию под названием «Sister Kate» кто-то из прохожих предложил ему купить ее за 50 долларов, когда Луи шел мимо и насвистывал. Логично, что молодой человек ничего тогда не знал о деловых бумагах, чеках и прочей финансовой рутине, да и продал песню со всеми правами. Случались и более громкие истории, известный джазмен Кларенс Уильямс получил сенсационно большой чек от студии звукозаписи «Columbia Records» на 1600 долларов, хотя тогда стандартной ставкой для музыканта являлось 20 долларов, это была песня «Brown Skin, Who you for?». Достоверно неизвестно но, скорей всего, это рекордное количество денег, которое мог получить исполнитель всего лишь за одну песню, к слову, Кларенс также был первым, кто в принципе использовал слово «джаз» на обложках своих записей.

К началу периода распространения звукозаписи многие джазмены уже сдавались под тяжестью болезней и тлетворного влияния алкоголя или других веществ. Показательным будет письмо одного из неофициальных основателей джаза Банка Джонсона своему другу Фредрику Рэмси.

Дорогой друг, я еще жив, но выбыл из игры. Что касается работы, то она у нас бывает тогда, когда убирают рис или сахарный тростник. Я вожу грузовик с прицепом, что дает мне по 1.75 доллара в день, но это не может долго продолжаться. Зарабатываю очень мало, но вынужден соглашаться на любой труд, так как мои дети ничем не могут помочь мне. За последние 5 лет я чувствую себя все хуже и хуже. Мои зубы выпали еще в 1934 году, и после этого я расстался с музыкой. Совсем забросил свою трубу, и мне не оставалось ничего другого, как взяться за руль грузовика. (Банк Джонсон 1939 год)

Многие музыканты старой школы, которых еще Армстронг слушал, будучи школьником, банально постарели, телом, душой и разумом, еле передвигались, не могли сыграть ни одного квадрата. Виски взяло вверх над многими. Ветеран джаза, все тот же Банк Джонсон рассказывает: «Если взглянуть на свое прошлое, то я могу сказать, что помню еще то время, когда в Луизиане не было дискриминации. Молодым парнем я приезжал на телеге в Орелан, бывал повсюду и заходил куда угодно. Дискриминация фактически началась примерно в 1889 году. С тех пор на юге возникло много расовых предрассудков и несправедливости. Однако, я играл свою музыку для белых людей во всем мире, и многие из моих хороших друзей были белыми. Но всегда находился тот кто подойдет к тебе и скажет: „Эй, ниггер! ну-ка сыграй вот это, да поживей!“.

Течение жизни

Уже в 1917 году военно-морские силы закрыли легендарный Сторвил, сопроводив это решение официальным письмом к жителям Орлеана

Невзирая на все „за“ и „против“ законодательного признания проституции неизбежным злом в портовой части Нового Орлеана, городские власти считают, что данная ситуация может быть разрешена легко и удовлетворительно путем ограничения существующей проблемы внутри предписанного района. Наш опыт свидетельствует, что подобный довод является неопровержимым однако, военно-морское ведомство федерального правительства решило сделать иначе.

Этот район был первым местом, куда стекались чернокожие со всей страны и белые проститутки, теперь же они, вместе с своим скарбом погрузились в тачанки и фургоны, оставив всю жизнь позади. Чернокожие и белые, старые и молодые, бывшие „мадам“ и „королевы“ вынуждены были бежать куда глаза глядят под аккомпанемент лучших джазменов. С наступлением ночи квартал становился похожим на печальное приведение, с целыми рядами пустых и покинутых домов. Конечно, там еще оставались знаменитые салоны и старые вагончики, торговавшие ход-догами, но потом не стало и их. Следуя привычке, музыканты все еще приходили туда, но зеленые ставни некогда гостеприимных заведений были уже закрыты навсегда, множество исполнителей остались тогда без работы. В Сторвиле происходило большое количество убийств, некоторых заезжих моряков или просто туристов могли ограбить и убить без какого либо вмешательства полиции, даже проститутки иногда шли на разбой. Так долго продолжаться не могло и морское ведомство потеряло терпение, это означало, что большие хлопоты придут не только к сутенерам и шулерам, но и к бедным людям, которые кормились и зарабатывали себе на жизнь, ведь повара, официанты, служанки, музыканты и разносчики угля тоже в один момент лишились всего. Новый закон разрешал без предупреждения арестовывать всех девочек, которые продолжали стоять в дверях, их сажали в изоляторы или отправляли в больницу на обследования. Если находились хоть какие-то проблемы с здоровьем их высылали из города. Многие были действительно больны и нуждались в лечении, но при изгнании об их состоянии власти уже особо не заботились. Тем не менее, пульс жизни нащупал новый ритм, чему не помешало даже закрытие самого отмороженного квартала Нового Орлеана, к 1925 году там все еще оставалось множество уникальных музыкантов и любителей джаза, в городе попросту было больше доступа к инструментам, чем на всем остальном юге. Со временем, вместо Сторвила центром ночной жизни стала Бурбон-стрит, эта улица была наполнена шикарными фасадами домов, белыми и чистыми, также развлекательные заведения обросли хорошо оборудованными танц-залами. Музыканты часто вспоминали, каким был джаз, когда они были еще молоды, когда громкие бэнды сотрясали улицы города, играя на залатанных корнетах, тромбонах или кларнетах с дырявыми клапанами, которым не хватало по две тональности. Наверное, с профессиональной точки зрения подобная игра выглядела и звучала ужасно, но для многих эта была первая ступень к славе и счастью, для остальных же первый шаг к бесславному концу. После закрытия Сторвила многие все же остались в Орлеане, играли в цирках и на речных пароходах, по всему городу насчитывалось около 20 танцевальных залов, которые также приглашали к себе музыкантов. Город не изменял себе и по прежнему проводил грандиозные уличные парады и экскурсии для туристов. Закрытие квартала в какой-то степени подтолкнуло джазменов к самоорганизации, если раньше они предлагали свои услуги развлекательным заведениям, чаще всего не совсем легальным, то теперь музыканты дошли до создания собственных джаз-клубов. В Орлеане также оседало и множество приезжих исполнителей, уставших искать славы на севере, здесь же всегда была какая-никакая работа, хорошая еда и свободная беззаботная жизнь, при открытии магазинов и универмагов владельцы непременно приглашали бэнды, позволяя артистам участвовать в любом городском событии. Но жизнь шла своим чередом и исполнители понимали, что их время ушло.

На этом история джаза ни в Америке ни в Орлеане не заканчивалась, музыканты, не желающие мириться с обстоятельствами отправлялись искать счастья, денег и славы на север страны, в Чикаго и Нью Йорк. Здесь описана лишь небольшая история джаза, рассказанная, в основном музыкантами, чья жизнь и является этой историей. Исходя из их воспоминаний, мы можем нарисовать для себя портрет искусного артиста, который воспринимает музыку со всей серьезностью, но в тоже время радостно, этот портрет не похож на карикатурных джазменов из кино. Новоорлеанские музыканты — люди сильного и оригинального творчества, с глубоким чувством традиции и, пускай по большей части трагичным, но все же богатым жизненным опытом. Они были выходцами из простого народа, не обучались в университетах, не владели ораторским мастерством и рассказывали свою историю как сумели. В их жизни было место искренности и тщеславию, предвзятости и благодарности судьбе, горечи и ностальгии, осуществленным мечтам и краху. Все это каждый джазмен пропустил через свою душу и музыку

История этого периода наполняет меня чувством теплой ностальгии по эпохе, в которой я никогда не жил, в чем-то наивной и сказочной, но вместе с тем искренней и не стесненной рамками. Джаз заряжает особой энергией, искрой, которую ни один другой жанр не в силах для меня повторить. Смею надеяться, что, дочитав этот текст до конца, вы хотя бы на секунду почувствовали себя обычным жителем Орлеана, проходящим вечером после работы по мощенной улочке мимо любимого бара. Вокруг ощущается наполненный жаром воздух и чувствуются едва доносящиеся любимые сердцу мелодии, которые так и манят пропустить по стаканчику холодного виски с друзьями под звуки вечно юного джаза.