Что почитать на выходных? #1

Господа, я тут сижу, пытаюсь писать несколько статей, и у меня совершенно не идёт дело. А главная-то простаивает, беда-то какая! В связи с этим возникла мысль, а не попробовать ли посоветовать вам каких-то несколько книг на выбор, благо время от времени меня спрашивают, что почитать. Я сам что-то уже окончательно пересел на паблики векашечки, но когда-то книга была главным моим развлечением и источником знаний. Итак, на эти выходные две книги вам на выбор с небольшими рецензиями и цитатами.

Первая книга — достаточно известная и условно мэйнстримовая, со второй большинство из вас вряд ли когда-либо сталкивались.

«Маленькая хозяйка большого дома», Джек Лондон

Сам Джек Лондон считал эту книгу лучшим своим произведением. Раньше бы я с этим не согласился, сделав выбор в пользу Мексиканца, Куска мяса или Время не ждёт, но теперь, в 37 лет… Возможно, старик знал, о чем говорил.

Дик Форест, миллионер, филантроп и меценат, живёт полнокровной жизнью. Возможно, именно так хотел бы жить сам Джек Лондон — быть владельцем крупного поместья, двигать сельское хозяйство на передовой для своего времени уровень, разводить потрясающе плодовитых коров и изобретать автоматический трактор.

А еще собирать на веселые вечера бездомных философов, поэтов и художников, шутить, смеяться, любить свою очаровательную жену Паолу и проводить каждый день так, будто бы он последний, какой бы банальной и затёртой ни была эта метафора. Завязка сюжета — приезд его старого друга Ивана Драго Ивэна Грэхема. И Дик, и Ивэн — сильные мужчины с богатым прошлым контрабандистов и моряков, честные, прямые, типично джеклондоновские рыцари, который несут бремя белого человека на далекие прииски Клондайка и к людоедам Соломоновых островов.

Завязка сюжета: жена главного героя и его друг влюбляются друг в друга. Это довольно сильно раздражало меня в детстве — я не ценил и не понимал любовные линии, стараясь быстрее пройти вперед, где застывали, отравленные газами казаки 12-го пехотного полка Григория Мелехова, или шли, защищать Атланту славные парни старины Стоунволл Джексона (к чёрту Скарлетт с ее проблемами!)

Только повзрослев, начинаешь понимать, какую действительно вкусную книгу написал Лондон с тщательностью завзятого психолога, очертив линии классического треугольника. Что особенно интересно, так это то, что любовные отношения описываются без капли вульгарности, я бы сказал, с пуританской сдержанностью, если бы жизнелюбие и страсть романа не находились бы так далеко от значения слова «пуританский».

Предпоследняя пара была уже в доме, и музыка смолкла. Паола и Грэхем остановились, и он только хотел предложить ей руку и тоже отвести в комнаты, как она вдруг прижалась к нему в неудержимом порыве. Из чисто мужской осторожности он сначала слегка отклонился, но она обхватила его шею рукой и притянула к себе для поцелуя. Это была внезапная и неудержимая вспышка страсти. Через мгновение Паола, взяв его под руку, уже входила в дом, и до Дика донесся ее веселый и непринужденный смех.

Дик ухватился за колонну, держась за нее, скользнул вниз и сел на каменные плиты. Он задыхался. Сердце стучало, словно хотело выскочить из груди, он ловил губами воздух. А проклятое сердце металось, билось в горле, душило его. Ему казалось, что оно уже во рту, он жует его и глотает вместе с освежающим воздухом. Вдруг он почувствовал озноб, а затем весь покрылся потом…

...«Честное слово, оно было у меня во рту, и я жевал его, — подумал он о своем сердце. — Да, жевал».

Возвращаясь в обход через двор, он с веселым лицом — так ему казалось — вошел в ярко освещенную комнату, держа в руках аппарат, и был очень удивлен тем, как его встретили.

— Что с вами? Вас напугало привидение? — спросила Льют.

— Вы больны? Что случилось? — засыпали его вопросами остальные.

— Да в чем дело? — удивился он в свою очередь.

— Ваше лицо… на вас лица нет! — воскликнула Эрнестина. — Что случилось?

Озираясь с удивлением, он тут же заметил, что Лотти Мэзон бросила быстрый взгляд на Грэхема и Паолу, и что Эрнестина перехватила этот взгляд и, последовав за ним, сама украдкой посмотрела на обоих.

— Да, — солгал он. — Я получил тяжелую весть. Только что. Джереми Брэкстон умер. Убит. Мексиканцы поймали его, когда он хотел бежать в Аризону…

Роман небольшой по объему, очень динамичный, и все время разбивается интереснейшими флешбеками из предыдущей жизни Дика, весьма богатой на приключения. Если вам в свое время не очень понравился классический Лондон, если вы когда-то сочли его слишком неглубоким писателем для детей и подростков, кем-то навроде Майн Рида или Фенимора Купера, то это произведение — отличный повод для того, чтобы изменить свое мнение. Критика роман в свое время встретила холодно, не ожидая подобного от автора «Мартина Идена» и «Железной пяты», но кому сейчас есть дело до мнения критики столетней давности?

«Маленькая хозяйка» — это то, к чему я стремился всю свою писательскую жизнь, ведь эта книга так непохожа на то, что я создавал прежде». — Джек Лондон

«Там, при реках Вавилона», Денис Гуцко

Имя автора вам вряд ли что-то скажет. Есть такие писатели на раз, когда весь свой реально пережитой опыт они выплескивают в одном произведении и потом надолго замолкают. Когда-то меня поразил «Одлян или воздух свободы» Леонида Гладышева, который действительно сидел в детской колонии и описал ее с поразительной точностью. Последующие его попытки писать были неудачными — все, что он хотел и мог сказать, он уже сказал.

Денис Гуцко застал период распада Великой Империи, Советского Вавилона, который трещал и лопался по швам, когда-то соединявшим многонациональную ткань СССР. И не в качестве пассивного наблюдателя, сидящего перед телевизором, а солдата СА, втиснутого в тесную жестяную коробочку БТР и брошенного с товарищами на погашение конфликта между армянами и азербайджанцами в небольшом городке Шеки.

Фактура — сочная, мощная, такая, что веришь каждому слову. Неторопливое, слегка отстраненное повествование. Избитая и закутанная в мусульманский платок библиотекарша Фатима, протягивающая том «Пролетая над гнездом кукушки». Разухабистые дембели, наводящие на прохожих стволы тяжелых пулёметов, тягучее полуденное солнце и ночная суета древнего города, в котором ворочается тяжелый зверь, уже почувствовавший падение Вавилонской башни…

Деревянная лестница загудела. Дверь настежь. Пол усеян осколками. Стекла опрокинутого серванта, посуда, плафоны люстры. Первое лицо, увиденное Митей, — сотканное из морщин черно-белое лицо старика в разбитой траурной рамке, скрипнувшей под ногой. Кто-то пробежал через дальнюю комнату, неся в руке топор. Две старые женщины в черных одеждах стояли рядом в углу. Вскидывали вверх руки, больно хлопали себя по щекам и выли. Седые их волосы были растрепаны, платки съехали. Третью, молодую, намотав на кулак ее смоляную косу, тянул по полу рослый детина с пушистыми бакенбардами. Митя узнал его: тот, что прислал им в чайхане бахлаву. Остальные погромщики наблюдали, встав полукругом. Руки с засученными рукавами сорочек и пиджаков держали слегка на отлете, как люди, ненадолго оторвавшиеся от работы. Ближний к Мите — красный, запыхавшийся до хрипоты, — держа за самый кончик сигарету, тянулся к ней мокрым ртом.

Парень из чайханы подтягивал женщину к двери и все что-то приговаривал. Похоже, что спустит ее сейчас с лестницы. Одной рукой она вцепилась в корешок косы, другой упиралась в пол. Эта рука у нее вся была изрезана. По осколкам, по крашеным доскам за ней тянулся кровавый след.

— Билат эта! — крикнул Рослый, оборачиваясь к вбежавшим, и кивнул на женщину.

Хлебников шагнул ему навстречу и, размахнувшись, как теннисист, со свистом опустил дубинку поперек огромной спины. Дубинка чавкнула, человек рухнул с глухим дровяным стуком.

— Уходите, — сказал Хлебников. — Только сразу, или перемолочу в крошево.

Голос его был, как надвигающийся танк. Они быстро ушли. Прошли вплотную к их шеренге, почему-то грустно покачивая головами. Того, что получил дубинкой, вели, заботливо придерживая под мышки. Глаза его были полны слез. Митя отвернулся. Кажется, он тоже узнал Митю.

Женщины сидели на полу. Обнимались, хватали друг друга за запястья, суетливо гладили плечи. С руки молодой лилась кровь, но никто из них этого не замечал. Утешая друг друга, они громко, все на той же пронзительной ноте, причитали.

Военные не понимали их языка. Солдаты молчали. Молчал майор Хлебников. Переминаясь с ноги на ногу, они наступали на битое стекло, стекло хрустело. Во дворе, возле дома, примыкающего к тому, в котором погулял погром, на некрашеной деревянной лавке сидели древняя старуха и ее маленькая внучка.

Старуха — высохшая, потерявшаяся в складках непременного черного платья. Внучка держала в руках пустые пяльца. Хлебников подошел к ним.

— Что ж это такое тут делается? — сказал комбат. — Хоть бы вы их остановили.

Она смотрела на него, не понимая. Так и показала, разведя руками: не понимаю.

— Они армян, — объяснила девочка. — Эти армян.

— Пошли отсюда, — буркнул Хлебников.

Поэтичный и образный язык романа сменяется грубой нецензурщиной солдатской бытовухи, потом снова возносится в «горние выси», в размышления и переживания главного героя, образованного и начитанного русского парня, выросшего в нерусской республике, потерянного и забытого сына Вавилона.

Я, к сожалению, потерял из виду Дениса Гуцко — нет времени серьезно заниматься литературой и читать понравившихся писателей. Искренне надеюсь, что он развил свой талант и не стал писателем только одной, пусть и замечательной книги.

Ах, Вавилон, темны твои реки…