[Сотый блог!] Симфония души моей

Симфония души моей

Посвящается всем девушкам!

Знакомьтесь, этого высокого стройного юношу с букетом в руках зовут Жаном-Батистом, а фамилия у него — Снегирёв. Да-да, Снегирёв, и ничего удивительного, просто Жан-Батист родился в год моды на французские имена.

Юноша вошел в беседку, где обмахивалась веером сидевшая на скамейке очаровательная девушка. Её зовут Лукрецией Киселёвой, она моложе Жана на год, и, соответственно, родилась в пик моды на итальянские имена.

— Здравствуй, Лукреция! — Жан протянул букет красных тюльпанов.
— Здравствуй, Жан. Красивые!
— И вправду, но они не сравнятся с твоею красотой!

Девушка сохранила внешнюю невозмутимость, но было заметно, с каким удовольствием она приняла цветы. Юноша опустился рядом.

— Чудесный сегодня день, не правда ли? – спросила Лукреция для поддержания разговора.
— Каждый день чудесен, когда я вижу тебя!
— Ах, Жан – затейник! — девушка смущено опустила голову, упорный Жан мастерски пробил невозмутимую защиту, пусть и банальными методами. Юноша улыбнулся, хотел обнять девушку, но та не позволила. Жан расстроился — воцарилось неловкое молчание.

А день был действительно прекрасным: яркое желтое солнце, насыщенное голубое небо, сочный зелёный газон, окружающий беседку, а где-то там, вдали, возвышался огромный сверкающий мегаполис, пыхтящий паром своей промышленности. И какой контраст задают молодые, сидящие порознь на одной скамье, с угрюмыми лицами!

— А ты знаешь, что на самом деле тринадцать месяцев? – прекратила молчание Лукреция.
— В смысле? – удивился юноша.
— Но вот смотри, сколько недель в месяце?
— Четыре, — все ещё недоумевая, отвечал Жан.
— Тогда в году получается сорок восемь недель? – с ноткой хитрости полюбопытствовала девушка.
— Ну да, — неуверенно подтвердил юноша.
— Но недель-то в году пятьдесят две! Вот и выходит, что в году тринадцать месяцев! – с задором в голоске заявила девушка.

Не выдержав очередного трансцендентного откровения Лукреции, душа и разум Жана экстренно катапультировались за пределы известной Вселенной. К счастью, за многие годы общения с ней юноша привык к разрыву всех возможных шаблонов мышления, поэтому вновь просветленные разум и дух вернулись к нему всего миг спустя, принеся чувство полного изумления. Ух уж эти художницы!

— Тринадцать месяцев? – воскринул Жан.
— Да, — с улыбкой ответила девушка.
— Да причём тут месяцы? Я вообще ничего уже не понимаю!

Жан встал как ошарашенный, взявшись за голову.

— Лукреция, я тут тебе в любви признаюсь! А ты, значит, про тринадцать месяцев?! Ну, сколько уже можно издеваться? Я же нравлюсь тебе! Почему ты меня всё время отвергаешь?
Лукреция сделала кислую мину, настолько кислую, что Жан в тот час притих, и даже почувствовал кислый привкус во рту. Недаром она Киселева! Ох, недаром!
Девушка отвернулась и сдержанно произнесла:
— Да, нравишься, но только как друг.
Жан опустил голову и тяжко вздохнул.
— Это всё из-за симфологии, ведь правда? – обиженно спросил он.
— Отчасти и от этого. Ты же знаешь, наши симфонии абсолютно индифферентны!
— Но это же говорит о том, что мы близки по духу!
— Близки, и что? Для настоящей любви нужна гармония, а не близость. Ты очень хороший друг, и твоя дружба мне очень дорога! Но ты мне как брат, не более.
— Брат?
— На сестру ты не очень походишь.
— Сарказм… Что ж, брат, так брат! – дрожащим голосом произнёс Жан, покидая Лукрецию. Девушка проводила его взглядом, и потом еще долго смотрела грустными глазами в сторону города, куда направился юноша.

*****

Уже смеркалось, шёл дождь. Опечаленный Жан-Батист шагал по вымощенным коричневым тротуаром узким улочкам Парска. Его одолевали тяжёлые думы, а любовь к Лукреции терзала сердце. Брат, индифферентность, гармония – эти слова не выходили из его головы. Что делать? Как быть? Можно же ведь что-то придумать? И тут ещё её сарказм, её милый и обаятельный сарказм. Ха! Да, Жан-Батист верил в любовь с первого сарказма! Законченный романтик, никак иначе. Он знал, что найдёт выход. Любовь всегда найдёт выход! Жан улыбнулся. Звук дождя его успокоил, очистил разум, дал сконцентрироваться. И, подобно молнии, Жана поразила простая мысль! Шаткая надежда наполнила юношу, стёрла скорбь и отчаяние, он нашёл выход: понял, что нужно сделать – перестать быть индифферентным! Казалось бы, просто, но как это осуществить?
Жан вернулся домой и весь остаток дня и всю ночь провёл в поисках решения.

*****

Аудитория, рассчитанная на добрую сотню человек, сегодня практически пустовала. Всего пяток сонных студентов-троечников (даже не важно, что было всего шесть вечера — студент всегда сонлив, особенно троечник), доцент средних лет и четверо вольных слушателей, пришедших за самообразованием. Хотелось бы так сказать, но двое из них (молодые супруги) пришли ради разрешения мелкого спора. Другой (обросший бородатый мужчина, от которого изрядно попахивало) явился только затем, чтобы погреться, да поесть на бесплатном фуршете или почти только за этим… На студентов рассчитывать тоже не приходилось, вид у них был бедный и несчастный, как у голодного вислоухого беспризорного котёнка. На самом деле это маскировка, особая фирменная, троешническая — хитрое приспособление для получения оценок с минимальными усилиями. Тем более, их заставили прийти в добровольно-принудительном порядке, лишь бы заполнить пустое пространство, чтобы лектору было не обидно. Некоторые из студентов уже приготовились спать, другие тихо перешёптывались, а один, большой толстый мальчуган, достал железную линейку, нежно её погладил и принялся скрытно пилить ею парту или даже допиливать (на парте уже был приличный срез). Зачем он это делал? Одна из непостижимых загадок вселенной, на которые нет ответа, по крайней мере, в рамках формальной логики. Ах, если бы мы узнали ответ, то лучше бы поняли природу мироздания! Похоже, только юноша из вольных слушателей с нетерпением ждал лекции. Это был Жан-Батист.

Доцент подошел к трибуне.
— Здравствуйте, леди и джентльмены! Добро пожаловать на открытые лекции по симфонейропсихологии. Меня зовут Вальдемар Александрович Ключков, я доцент кафедры «Симфонические методы анализа». Вальдемар (родившийся в год моды на немецкие имена) читал по бумажке, правда, уверено, со знанием дела, но монотонно и без эмоций. Наверное, поэтому студенты прозвали его мастером занудства, человеком-снотворным, лучшим лекарством от бодрости и тому подобным.

— Наша лекция в этом году первая, поэтому мы начнём с азов: с терминов, краткой истории этой науки и немного затронем математическую часть. Симфонейропсихология – это наука, изучающая закономерности основ психических процессов методом симфонического анализа или просто — симфонии. Симфония – термин достаточно сложный, длинный и запутанный. Поэтому, чтобы донести до вас суть, я кратко расскажу о предтече симфонии, о способе её получения и областях применения.

В зале послышался храп, лектор громко покашлял – студенты в тот же час растолкали «спящую красавицу». Вальдемар продолжил:

— Можно сказать, что прообраз симфонии был заложен ещё в античные времена пифагорейской и платонической школами в учении о музыкально-математическом устройстве космоса – Гармонии сфер. Дальнейшее развитие нашло отражение в трудах Цицерона, Боэция, а также в западноевропейской философской и музыкально-теоретической науке на всём протяжении Средних веков и Возрождения. Идеями Гармонии сфер вдохновлялись Шекспир, Гёте, Римский-Корсаков, что и отразилось в их творчестве.
Вновь раздался храп, вернее, хор храпов — к «спящей красавице» добавились два «спящих красавца». Лектор тяжко вздохнул, затем подошёл к ним и вытащил «Матильду» — свой любимый механический будильник, который частенько брал на лекции. Легким поворотом руки он завёл «Матильду», и раздался оглушительный вопль сотни миниатюрных колокольчиков. Вольные слушатели вздрогнули! А студентам хоть бы хны, они уже привыкли – профессионалы, что сказать. Тогда лектор прибег к хитрости: он нашептал им, что если они сейчас проснутся и более не уснут, то он всем поставит автоматом «удовлетворительно». Подействовало! Троица разом взбодрилась! Ух, легок же этот брат на подъем, когда рядом халява! А четвёртой студентке стало обидно:

— А мне?
Ох! Этот вопрос был задан с такой жалостливой интонацией и лицом, что даже голодные котята померкли на фоне этой девушки! Вальдемар даже как-то растерялся:
— И тебе.
— Спасибо!
Тем временем пятый студент, наш толстячок, всё пилил с задором и искрой в глазах. Его бы энергию да на пользу человечества! Но нет же. «Пилю, и пусть весь мир подождет!» — его жизненное кредо.

— Господа, прошу прощения за это маленькое «техническое» недоразумение. Давайте продолжим. В двадцать первом веке ряд музыкантов использовал иррациональные числа, такие как Пи, Фи (ещё известное, как золотое сечение), экспоненту, для создания музыкальных композиций. Сам принцип перевода числовой последовательности в музыку подал идею композитору Надежде Скоморохиной на создание первой симфонии. Это произошло в две тысячи сто сорок втором году, как раз после открытия нейрофизиологами строгих математических алгоритмов работы нервной системы и, как следствия, упорядоченности излучения электромагнитных волн мозга. – Тут лектор перевёл дыхание — непросто выговорить подобную фразу. Он окинул взглядом присутствующих и заметно огорчился: аудитория уснула. Дружный храп оглашал зал. Исключением стали двое парней, один из его студентов, толстенький, а другой – Жан. Последний буквально ловил каждое слово и всё старательно конспектировал. А толстый всё своё внимание, которого и без того кот наплакал, тратил на распиливание парты (под гулом храпа звук пиления не был слышан).

— Надо будет выпить, — тихо произнёс маэстро сна, затем вновь выпустил на волю «Матильду» да пару раз громко хлопнул в ладоши, и аудитория проснулась.
Повысив голос, Вальдемар продолжил лекцию:

— Надежда Скоморохина активно вела переговоры с учёными, им понравилась её идея. Вместе они придумали методику перевода электрической активности нервной системы в музыку. Вначале они снимали энцефалограмму мозга, полученные данные анализировали при помощи специальных формул, из которых выводили два числа – «логики» и «интуиции». Затем разделили «число интуиции» на «число логики», получив тем самым иррациональное число, позже названное «матрицей симфонии». Далее «матрица» переводилось в восьмеричную систему счисления. Почему восьмеричную? Для удобности наложения последовательности на ноты. Каждой ноте предписали своё число: До — один, Ре — два, и так далее до семи. Восемь, как известно, при этой системе счисления расписывается через десятку, поэтому пришлось ввести ноль, как небольшой перерыв между нотами. Полученную композицию Надежда Скоморохина сыграла на фортепиано, получив первую симфонию! Результат оказался удивительным: каждый воспринимал мелодию совершено по-разному! Нет, конечно, все мы имеем своё индивидуальное восприятие, но тут проявилась чёткая закономерность. Вот например: собственная симфония человека не вызывает у него никаких чувств, подобно тому, как мы не чувствуем свой запах, — тут Вальдемар мимолётно посмотрел на бородатого мужчину. Тот себе дрых потихоньку, мирно посапывая.

— Вам не кажется, что тут чем-то пахнет? Ах, неважно! Так на чём я остановился?
— На запахе, — подсказал Жан.
— Да, именно! Это явление получило название – индифферентность, то есть невосприимчивость к своей собственной симфонии. Но другие люди, как правило, восприимчивы к чужой симфонии, причём, в зависимости от кратности «матрицы симфонии», будет иметь место различное восприятие: одним людям симфония будет казаться какофонией, а другим — удивительной и завораживающей мелодией, затрагивающей самые глубокие фибры души. Очень редко встречается и смешанное состояние, когда симфония воспринимается в некоторых местах как какофония, а в других, как прекрасная мелодия. Но это случай один на миллион.

— А насколько редка полная индифферентность двух людей? – выкрикнул Жан.
— Полная индифферентность двух людей? Хм, пожалуй, я о таком даже и не слышал. Было зафиксировано всего два или три случая схожести симфонии, но не полностью, а процентов на семьдесят, но чтобы полная, никогда. А почему вы спрашиваете?
— Да так, простое любопытство, — грустно ответил юноша.
— Любопытство — это хорошо, ведь оно предшествует всем открытиям! – неожиданно взбодрился лектор, ведь ему так редко задают вопросы, а чтобы ещё слушали, да не засыпали – никогда! Исключение, правда, составлял толстячок, но мы-то с вами знаем его страшную тайну.
— Наверное, — неуверенно произнёс Жан.
— Да так и есть! Вот, например, взять Невтона. Яблоки же падали и до него на голову людям и сейчас продолжают падать. А закон притяжения открыл именно он! Почему так получилось?
— Его голова была хорошо подготовлена?
— Хороший ответ, но я считаю, что дело в любопытстве. Ему просто стало интересно, почему яблоко падает, а не взлетает вверх или не зависает в воздухе! Ведь детский вопрос — а чем это в итоге обернулось для всего человечества!?
— Скачком в развитии! – задорно ответил Жан.
— Именно! И всё благодаря простому любопытству — вот что нами движет! – с воодушевлением и лёгкой ноткой умиления произнёс лектор, что было крайне удивительно для него, ведь Вальдемар никогда не испытывал эмоций при чтении лекций.
— Вполне может быть! — весело отозвался юноша.
Жаль, аудитория не разделяла энтузиазм этих двоих. Парочка уже три раза прокляла свой спор; студенты впали в транс: было непонятно, спят ли они или бодрствуют; бородач всё сопел, а толстячок продолжал пилить.

— Пожалуй, мы немного отвлеклись. Продолжим. Симфонии также передают душевное состояние: если человек находится в состоянии депрессии, то мелодия получается грустной, а если он счастлив – то радостной и весёлой. Причём мелодия передаёт настроение независимо от восприятия человека: грусть или радость будет слышаться даже при какофонии. Симфония психически больных людей вызывает страх, отвращение, жалость. У людей с повреждением мозга мелодия и вовсе может отсутствовать: идёт повторение одного и того же звука. Неудивительно, что открытие Скоморохиной сделало настоящий переворот в психологии! А ведь только представьте: всё это началось как баловство, превратилось в искусство, а закончилось, как настоящее научное открытие! – из глаз Вальдемара потекли слезинки умиления – он просто тащился от красоты мироздания, раскрываемого познавательной деятельностью разума человеческого. Он потёр глаза и вновь принялся читать, да ещё как! В его словах появились жизнь и задор.

— Конечно, одной симфонии не достаточно для того, чтобы установить состояние здоровья психики человека, но она даёт сильное подспорье. Процесс анализа происходит следующим образом: у человека снимают энцефалограмму, получают симфонию его нынешнего, или актуального состояния. Потом дают прослушать мелодию «гармонизатора сфер». «Гармонизатор сфер» — это особое иррациональное число, полученное соотношением между фундаментальными физическими постоянными: гравитационной, планковской, элементарным зарядом, постоянной Больцмана и скоростью света в вакууме. Полученное число всё так же переводится в ноты. «Гармонизатор сфер» необходимо прослушивать во время второго снятия энцефалограммы, чтобы «стандартизировать» работу мозга. Звучит заумно, но смысл тут простой – «гармонизатор сфер» нейтрализует временные нетипичные состояния, успокаивает человека, как бы возвращает мозг в «стандартный» режим работы. Затем сравнивают стандартную симфонию с её актуальным состоянием, и делают вывод…
Вальдемар перестал читать по бумажке и начал рассказывать своими словами: просто и доходчиво. С каждым новым словом лекция всё больше походила на бенефис хорошего, а затем и отличного актёра. Из Вальдемара струилась энергия, он заряжал других, разжигал огонь в глазах студентов и вольных слушателей. Аудитория оживилась, у них проснулся интерес. Сон как рукой сняло! Даже толстячок прервался, чтобы послушать лектора. Лишь бородач, аки кот, приоткрыл один глаз, посмотреть, что творится, а затем вновь закрыл, да продолжил посапывать.

*****

Лектор перевел дыхание, его лицо было красным.
— И так, на этом первая часть лекции закончилась!
В аудитории прозвучал одобрительный гул.
— Теперь же, леди и джентльмены, мы приступаем к самому главному: без чего невозможна любая наука – к математическим основам симфонейропсихологии! – последние слова были произнесены задорно, но звучали как приговор.

Вальдемар при помощи голопроектора показывал формулы, графики, диаграммы. Живость слов никуда не делась, он так же красиво говорил, чувствовался энтузиазм и его любовь к науке. Но математика вещь вредная и непокорная – её невозможно полюбить с наскока. Чтобы оценить красоту математики, нужно иметь определенный опыт либо врожденную предрасположенность. Чего, к сожалению, не оказалось у присутствующих. Огонь жажды знаний потух: студенты вновь впали в транс, толстячок снова запилил, юноша сидел с остекленевшими очами, ничегошеньки не понимая, супруги болтали о своём. Как бы это ни было удивительно, но бородатый мужчина внимательно слушал лектора, с ехидной полузаметной улыбкой и закрытыми глазами. Сонная атмосфера вернулась. Постепенно и Вальдемар потерял живость: видя, как его перестают слушать, он вновь перешел к чтению с листка, а затем вернулась и монотонность слога. С непривычки лектор потратил слишком много сил и энергии, он очень устал и… уснул.

Впервые в своей жизни могучая сила Вальдемара обернулась против него. Однако подобно древним японским пилотам-камикадзе он взял с собой в сладкие объятия Морфея и всех присутствующих. Даже Жан и толстячок не устояли. Так бы и закончилась история, если бы толстячку не приснилась парта: то, как он её пилит антикварной бензопилой «Дружба». Рука его, державшая линейку, внезапно дёрнулась — и это последнее усилие стало роковым для парты: она развалилась на две части. Грохот был настолько мощен, что вся аудитория вырвалась из плена древнего бога. Толстячок, пользуясь секундным замешательством, быстро обеспечил себе алиби: сгреб опилки в заранее подготовленный полиэтиленовый мешочек и что-то вытряс из спичечного коробка.

— Декстер! Что случилось? – закричал Вальдемар.
— Парта развалилась! Её съели термиты! – крикнул в ответ толстячок, рождённый в год моды на римские имена.
— Термиты? Откуда!?
— Без понятия. Вот карабкается парочка. Белые такие, противные.
Вальдемар и слушатели подошли поглазеть на диковинных зверей.
— Фу, какая гадость! – скорчила кислую гримасу студентка.
— Действительно, термиты, — удивлённо констатировал лектор.
— Однако, не местные они какие-то, не русские, – заметил супруг.
— А где ты русских термитов видел? – съязвила его половина. В ответ тот лишь развел плечами.
— Парту жалко, раритет. На ней ещё мой прадедушка спину гнул! – сожалела студентка.
Бородач тоже присоединился к расследованию. Он внимательно рассмотрел место преступления и подозреваемых. Один из студентов приподнял обломок парты, а его товарищ заметил:
— Смотрите, как они ровно дерево прогрызли! Прямо ювелирная работа!
— Действительно. Очень ровный срез, — задумчиво почесывал бороду мужчина, его терзали смутные сомнения…

На секунду лицо Декстера осветилось хитрой улыбкой, затем вновь стало удивлённо-озабоченным.
— Ох, и крупные же они! Видать парта вкусная была, калорийная! – пошутил Жан.
— Похоже, мексиканские, — заключил Декстер, осматривая пойманного термита.
Все на него посмотрели с удивлением.
— С чего ты взял?
— Наш ВУЗ же недавно мексиканский симфоанализатор купил. Вот, наверное, с ним эти бравые мучачос на «заработок» и приехали.
— Хм, возможно. Надо будет провести полную дезинфекцию. Итак, народ, садитесь на места! Мы продолжаем лекцию!

В аудитории раздались печальные вздохи. Все расселись. Декстер пересел к одногруппникам. Он был очень доволен своей афёрой. Разумеется, он знал, что термиты были мексиканскими, ведь он сам их купил в зоомагазине. Очередной идеально спланированный план был воплощен в жизнь.
Вальдемар продолжил объяснять математические формулы. Слушатели были взбудоражены подвигом «бравых мучачос», в сон уже не тянуло, но и слушать лектора нисколечко не хотелось.

Супруги всё спорили. Бородач сопел. Жан думал о своём. Студентка рисовала в электронной тетради волшебных дружелюбных поняшек в стиле «Мерлин Монро» Эндрю Уорхола. Она завидовала годам юности своей бабушки, когда можно было сидеть в интернете и смсить, не выходя из аудитории.
— Ох уж эта борьба за качество образования! — студентка тоскливо обвела взглядом торчавшие под потолком антенны глушилок.
— Когда же это уже закончится? – спросил один из студентов. Он повернулся к соседу справа, тот бился головой об парту. Потом взглянул на соседа слева, который опустил голову и безысходно воскликнул:
— Это никогда не закончится! Мы обречены!
— Время — это мираж, оно сокращается в минуты счастья и растягивается в часы страданий. Если вы научитесь контролировать себя, то научитесь контролировать время, — хриплым голосом посоветовал нетерпеливой молодёжи бородач.
— Что? – недоумевающее переспросил студент, до этого бившийся головой об парту.
— Я думаю, имеется в виду, что время существует лишь в нашей голове. Если мы займём себя чем-нибудь, то перестанем его воспринимать, — предположил Декстер.

Бородач улыбнулся и произнёс:
— Время существует независимо от нашего восприятия. Однако ты мыслишь в верном направлении, не потеряй его, и, возможно, когда-нибудь тебе откроются и другие тайны этой самой важной части бытия. Хм… — бородач внимательно прищурился, его взор зацепил небольшие крошки на линейке, что держал Декстер.
— Какая необычная у тебя линейка…. – мужчина буравил взглядом толстячка.
Декстер занервничал, но виду не подал:
— Да нет, самая обыкновенная.
— Пожалуй, но судьба её необычна.
На лбу Декстера появилась испарина.
Бородач тихо рассмеялся, затем сделал жест; мол, я могила, никому не скажу.

Когда Декстер отвернулся, мужчина незаметно достал таинственное устройство, похожее на пульт от телевизора. Он провел им вокруг затылка толстячка, посмотрел на показания, сильно удивился, почесал прибором голову и, похоже, тем самым сломал его…
— Упс! – тихо произнёс мужчина и спрятал устройство в карман, сделав лицо, которое бывает только у тех, кто случайно развязывает межзвёздные войны. И это не метафора!

*****

Спустя долгие десять минут, Вальдемар торжественно заявил:
— На этом наша лекция подходит к концу!
В аудитории раздался гул аплодисментов – наконец-то мучения слушателей закончились! Вернее, почти закончились…. Только аудитория хотела встать и разбрестись по домам, как Вальдемар спросил:
— Возможно, у вас есть вопросы?
«Наконец-то» — промелькнуло в голове Жана. Только он хотел поднять руку, как один из молодых супругов, тот, что не супруга, а немножко другого пола чуть ли не крича, задал свой:
— Вальдемар, ээээ…
— Александрович, — напомнил лектор.
— Ах, да, извините. Вальдемар Александрович, я и моя супруга поспорили: вот я считаю, что симфология – это чушь, а моя жена — нет. Как профессионал, можете рассудить нас?

По голосу супруга было понятно, что ему осточертела лекция, и он поскорее хотел уйти.
— Вопрос хороший, интересный. Хм… — задумался Вальдемар. Он что-то прикинул в голове и принялся отвечать на вопрос:
— С симфологией все не так однозначно, как кажется на первый взгляд. Понимаете, как и все другие эзотерические учения, симфология не подкреплена строгой научной базой. Да, она основана на открытиях симфонейропсихологии. Но эти открытия получили вольную интерпретацию. Люди начали трактовать гармонию и какофонию, как проявление совместимости или несовместимости людей. Принято считать, что истинная любовь и дружба возможны лишь при взаимной гармонии симфоний.

— Прямо как у нас, да, мой ванильный мишка? – с хвастливой интонацией обратилась супруга к своему суженному.
— Ага, — замучено отозвался «ванильный мишка».
— У вас гармония? Поздравляю! Бывает достаточно трудно найти себе пару по всем канонам симфологии. Помню, когда был юным, увлекался этим учением….
— Вот видишь, я была права! Симфология не чушь! Даже уважаемый профессор верит в неё! – перебила лектора супруга.
— Постойте! Я не договорил! Во-первых, я ещё доцент, во-вторых, я действительно увлекался симфологией. Долго искал идеальную девушку. И однажды нашёл! Её симфония была невероятной! Когда я слушал её, в голове возникал образ бескрайнего океана, наполненного светом миллиарда звёзд, переливающихся всеми цветами радуги! И океан буйствовал, кипел, жил своей жизнью! Никакая другая музыка не могла сравниться с этим! Я тонул в чувствах, точно так же тонула и она в объятиях звуков моей симфонии. Но, у нас ничего не вышло, мы были слишком разными людьми… Вся наша первоначальная страсть была вызвана лишь музыкой. Более же ничего нас не связывало. Мы разошлись друзьями. Годы спустя я встретил свою жену — Эльзу. Наши симфонии не гармоничны, скорее похожи на поп-музыку: что-то такое веселенькое, незамысловатое, местами даже безвкусное. И, несмотря на это, любовь наша крепка!

— А как же статистика? Ведь говорят, что большая часть счастливых пар имеют гармоничную симфонию? – расстроенным голосом спросила супруга.
— Цифры обманчивы — я убедился в этом на собственном опыте. По этому поводу справедливо высказался Дизраэли: «Существует три вида лжи: ложь, наглая ложь и статистика», — вмешался в разговор бородач.
— Я согласен, статистика не имеет отношения к конкретной жизни. Либо ты встретишь свою любовь, либо нет. И гармония симфонии тут лишь примета, а не вердикт. Я практик, не теоретик. И могу сказать, что теория, идеалы, абстракции существуют лишь на бумаге. А природа куда красивее и интереснее, чем мы о ней думаем. Действительно, в симфологии есть какая-та красота, рациональное зерно. Но она скорее интуитивная. Ориентир, гадание на кофейной гуще. Очевидно, что, вы, скорее всего, подружитесь с человеком, с которым у вас гармония симфоний. Но это далеко не факт. Поэтому, не нужно возводить в абсолют идеи. Наш мир – это частные случаи, а не статистика.
— Господи, ну, сколько ж можно?! Так каков ваш ответ, ну решите, пожалуйста, уже наш спор! – сорвался супруг.
— А ответа тут нет. Симфология — за наукой. Это уже вопрос веры: работает она или нет. Каждый решает сам. Моё мнение – в ней что-то есть. Что именно, я не знаю. Работает ли она? Бывает да, а бывает — нет. Устраивает ли вас такой ответ, молодой человек?
— Нет! Только зря время потеряли! – рассердился супруг.
— Не серчай, мой ванильный мишка. Ты же всё равно понимаешь, что я права!
— Да ни за что!

Супруги, продолжая шумно спорить, встали и покинули аудиторию. Положив руку на лицо, Вальдемар тяжко вздохнул.
— Ещё вопросы есть? – грустно спросил он.
— Да! — закричал Жан, — Вальдемар Александрович, возможно ли изменить свою симфонию?
Вопрос сильно удивил Вальдемара.
— Очень необычный вопрос. Так с ходу и не ответить. Хм… Конечно теоретически это возможно: симфония отражает работу мозга, значит чтобы изменить симфонию, нужно повлиять на его работу. Но подобные опыты аморальны и запрещены.
— Но, тем не менее, это возможно?
— Возможно всё, до чего только можно додуматься. Но откуда такой интерес?
— Как я уже говорил, я любознательный от природы, — ушёл от ответа юноша.
Вальдемар улыбнулся.
— Что же, больше нет вопросов?
Аудитория молчала.
— Тогда наша лекция закончилась! Всем спасибо за внимание!

*****

Фуршет был накрыт скромно, но со вкусом. Голодные студенты и бородач поспорили, кто больше и быстрее съест. Студенты пожирали один бутерброд за другим, но до бородача им было далеко: он как маленькая чёрная дыра всасывал всю еду, до какой только мог добраться. И как в него столько влезало? Студенты его зауважали! Достойный соперник! Тем временем студентка с завистью наблюдала за этой битвой голодных титанов: диета – тяжкое бремя студенток всех возрастов, в том числе и тех, кто никогда не был студенткой. Вальдемар незаметно вытащил фляжку с коньяком и добавил его в кофе. Он залпом осушил кружку, затем налил ещё и ещё. Декстер сидел в сторонке, жуя колбасу, которую поснимал с бутербродов. Циркулем он гравировал на линейке маленький череп. Седьмой по счёту! А Жан-Батист мирно попивал кофе и грустно смотрел в окно: было темно, и моросил дождь.

Допив чашку кофе, Жан-Батист поблагодарил Вальдемара за лекцию, попрощался и вышел на улицу. Было холодно. Жан спрятал руки в карманы и пошёл по узкой уличке вперед. Повернув за угол, он наткнулся на бородача. Мужчина курил аэробную сигарету, прислонившись к стенке. Жан хотел пройти мимо, как бородач прохрипел:

— Значит, ты хочешь изменить симфонию?
— А вы знаете, как?
— Знаю. Иди сюда, под козырёк, нечего мокнуть под дождём.
Жан послушался.
— Зачем ты хочешь изменить симфонию?
— Это личное.
Прищурившись, бородач осмотрел юношу, его внимание зацепили глаза – страстные и грустные одновременно.
— Понятно с тобой всё. Никак из-за девушки.
— С чего вы взяли?
— Все проблемы мужчин всегда связаны с женщинами и прочими словами женского рода! – усмехнулся незнакомец. Он затянулся, наполнив лёгкие первосортным воздухом, и выдохнул дымовое колечко, состоящее из сажи сгоревшего аэробного адсорбента.
— У меня есть знакомый, мерзкий тип: носатый такой, зазнаястый и вредный. Я зову его Шарманщиком. Он может тебе помочь, но я категорически не рекомендую с ним связываться! Хотя, кто же тебя такого остановит?

Жан сделал суровое лицо, показывая, что не остановится ни перед чем.
— Ха! Ну, тогда лови! – мужчина бросил Жану то самое устройство, которым пользовался в аудитории. Из-за внезапности юноша не успел правильно среагировать: устройство выскользнуло из его рук и упало в лужу.
— Упс! Ну, ничего страшного, оно водонепроницаемое, вроде, — неуверенно произнес бородач.
Жан поднял устройство и вытер его.
— Я эту штуку позаимствовал у Шарманщика. Верни ему, да расскажи о своей проблеме. Он поможет. Но я предупреждаю: не имей с ним дело! Это ещё та зараза! А штуковину просто выброси.

Вдруг Жана озарило странное чувство дежавю:
— А вы кто? Иноземец?
Мужчина последний раз затянулся и выбросил сигаретку. Что сказать, а аэробные сигареты хорошая штука, особенно для космонавтов-иноземцев. Они позволяют дышать привычным воздухом.
— Просто странник в ночи, — сказал бородач и ушёл во тьму, напевая хриплым, но красивым голосом:
— Strangers in the night exchanging glances wondering in the night what were the chances we'd be sharing love before the night was through….
Сверкнула вспышка молнии, и незнакомец растворился в ночи.
— Что это, чёрт подери, сейчас было? – обалдело произнёс Жан. Он внимательно рассмотрел устройство, на нём была этикетка: «Нейронный криптограф», производство ООО «ИнПсиТех».

Вечером того же дня Жан раскопал в интернете информацию на «ИнПсиТех». Оказалось, это небольшая лаборатория, занимающиеся исследованиями в области нейропсихологии, психологии и парапсихологии.
— Парапсихология? Почему бы и нет? – подумал Жан и пробил адрес.

*****

На следующее утро Жан отправился в лабораторию, расположенную в сосновом бору на окраине города. Стояла прекрасная солнечная погода, поэтому юноша решил не доезжать пару остановок, выйти пораньше, да прогуляться.

Вскоре он подошёл к трёхэтажному зданию, где размещалась лаборатория. На вид ничего примечательного, только счётчик радиации, встроенный в часы, зафиксировал резкое увеличение фона в пределах нормы. Жан знал, в чём причина: когда-то в этом здании был заводик по производству уранового стекла. Много лет заводик процветал, но мода на эту экзотику ушла, и он обанкротился. Сейчас в этом здании снимают помещения различные энтузиасты-изобретатели, да небрезгливые предприниматели.

«А что? Подумаешь, урановое стекло дули, зато помещение дешевое! Тем более радиация не такая страшная на самом деле: опасны лишь большие дозы. Всё остальное — необоснованная паника и провокация! — размышлял Жан: Хотя я бы не стал пить из уранового кувшина. Ну, её нафиг, эту радиацию»!

Юноша вошёл внутрь, поднялся на второй этаж и постучался в большую металлическую дверь. Через некоторое время открылась дверная смотровая щелочка. На юношу уставились два хитрых малюсеньких глазика, красноватых, как у крыски.

— Чего надо? – раздраженно спросил человек за дверью.
— Да… меня тут… попросили вам вернуть вот это устройство, — Жан показал криптограф.

Глазки недобро сверкнули. Дверь со скрипом отворилась. Перед юношей предстал невысокий пожилой мужчина с большим – нет – выдающимся! (чего уж мелочится?!), эпическим носищем! Пока юноша лицезрел это двадцать третье чудо света, старик резким движением выхватил криптограф и моментально скрылся за дверью.
Жан вновь постучался.

— Вали отсюда! Ворьё несчастное! – гневно раздался голос за дверью.
— Ворьё? Я ничего не крал! – удивился Жан.
— Иди вон! Сейчас жандармов вызову! – продолжал гневаться человек-эпический нос.
— Какие ещё жандармы? Не надо никаких жандармов! Я ничего не делал! Меня только попросил передать вам прибор один бородатый мужик. Я его совсем не знаю! Он сказал: «Отдай его Шарманщику, и он тебе поможет». Вы собственно и есть господин Шарманщик? – немного нервозно поинтересовался Жан.
— Нет, этот идиот ещё обзывается! Какой я тебе Шарманщик? У меня что обезьянка есть? – гнусаво-злобный голос носопотама приобрел едкий саркастический оттенок.
— А мне откуда знать? Может у вас там за дверью целый обезьянник! – начал пререкаться юноша.
— Ну, всё! Ты меня вывел из себя! Ей богу, вали отсюда! Последнее предупреждение! – чуть ли не рыча, выдвинул ультиматум ходячий носоапокалипсис.
— Хорошо, я ухожу! Блин! Только время зря потратил. Вообще хоть кто-нибудь на этой дурацкой планете может изменить эту чертову симфонию или нет!? – громко выругался Жан, подходя к лестнице.
Дверь открылась.

— Эй, малой, погоди! – уже спокойным и ласковым голосом позвал Жана носзилла. Он догнал юношу, и, перейдя на деловой язык, спросил:
— Вы хотите изменить симфонию?
— Да, я хочу изменить свою симфонию, — подтвердил Жан.
— Так, мы с вами не с того начали. Прошу пойдёмте, со мной в лабораторию, — добродушно пригласил носозавр-рекс.
— А жандармы будут? – на всякий случай полюбопытствовал юноша.
— Никаких жандармов! Только бизнес! – с кривой улыбкой заключил носоносец Потёмкин.

*****

Лаборатория произвела впечатление на Жана: повсюду были расставлены энцефалографы всех цветов и размеров, катушки Тесла, раритетные ламповые токомеры, ЛАТРы, компьютеры, какое-то «стоматологическое» кресло, окутанное проводами, и, конечно, самое ценное – электрочайник. В общем, это был рай любого злого гения или электрика, постигшего дзен во время короткого замыкания.

— Меня зовут Йёзеф Шерман, добро пожаловать в «ИнПсиТех», — раскрыл своё имя носантюа. К слову, он родился в год моды на славянские имена. Но быть Говеном или Доброжиром ему было не суждено, ведь его родители были евреями, а для них мимолётная мода – ничто по сравнению с традициями!

— Жан-Батист Снегирёв.
— Присаживайтесь, Жан. Хотите чаю? – учтиво предложил Йёзеф.
— Нет, спасибо. Поговорим о деле?
— Да, конечно. Значит, вы хотите изменить свою симфонию? Давайте я вам всё же налью, — и Йёзеф медленно направил тёмный, как ведьмин клинок, чай, в старинную фламандскую кружку из серого фаянса.
— Спасибо. Да, я хочу, чтобы моя симфония стала гармонична для другого человека. Это возможно?

Йёзеф почуял выгоду, его лицо не выражало эмоций, но это фикция: внутри он пылал, а мысли буйствовали.
«Наконец-то! Главное — не спугнуть идиота»! – кричал внутренний голос Йёзефа. Вообще «идиот» — это его любимое слово, оно является синонимом слов человек, товарищ, клиент, арендатор, бульдог, про последнее даже не спрашивайте, почему!
Перед тем, как ответить, Йёзеф сделал глоток, выигрывая немного времени, чтобы продумать диалог:

— Да, вполне! Более того, у меня есть необходимый опыт, знания, и самое главное — оборудование. Мы можем приступить хоть сейчас!
— Отлично! – обрадовался Жан.
— Только вы должны понимать, что подобная процедура имеет цену.
— Деньги не проблема, — махнул рукой юноша и присоединился к чаепитию.
— Я не про деньги, они сами собой.
— Тогда что же? – юноша сделал большой глоток. Чай был вкусным и терпким.
— Ваша сущность.
Жан подавился. Хриплым голосом он попросил:
— Повторите.
— Ваша сущность. Я не хочу устраивать лекцию, поэтому попытаюсь объяснить просто.
— Да уж, лекций с меня достаточно, — сыронизировал юноша, прокашливаясь.
— Симфония – это отражение работы мозга. Если вы хотите изменить симфонию, то для этого придется изменить ваш мозг.
— Я это уже слышал, — с нотками нетерпения перебил Жан.
— Что ж, это упрощает дело. Тогда вы понимаете, что, изменив симфонию, станете немного другим человеком.
— Насколько другим?
— Зависит от того, насколько сильно хотите изменить симфонию. Вы не подумайте, вы в принципе останетесь самим собой. Ваша память, знания и интеллект будут прежними. Изменится лишь ваш характер и мироощущение, не более того.
— Эта процедура обратима?
— Нет, перманентна.
— А что она из себя представляет?
— Всё довольно просто. Вы дадите мне образец симфонии, с которой хотите стать гармоничны. Я рассчитаю, как нужно изменить ваш мозг. Затем вы сядете вон в то кресло. Я подключу вас к специальному шлему. Оно пропустит небольшие электроразряды в ваш мозг и всё, готово!
— А что делают эти разряды?

«Вот любопытный идиот! Придётся сказать, надеюсь, он не струсит», — подумал Йёзеф, а затем ответил:
— Наносит точечные повреждения мозговой ткани. Вы только не пугайтесь! Урон такой же, как и от употребления бутылки пива. Не более того! «Гигантской бутылки пива», — договорил в уме интриган.
— Наведенное опьянение, — пошутил Жан.
— Да, примерно так, — наигранно улыбнулся старик.
— А это может привести к серьезным повреждениям?
— Нет. Я вам гарантирую, последствия не тяжелее, чем от пива.
Жан задумался, а стоит ли оно того? В голове возник образ Лукреции, и внутренний голос воскрикнул: «Конечно, стоит! Ради неё всё, что угодно»!
— По рукам, — сказал юноша вслух.
— По рукам, — пожал ему руку Йёзеф.
— Давайте приступать! – задорно объявил Жан.
— Давайте, но прежде подпишите эти документы. Это простая формальность.
Жан бегло прошёлся по документам: это был отказ от претензий в случае, если процесс пойдёт не по плану.
— У вас уже есть все необходимые документы? Вы проводили эту процедуру?
— Да, я проводил множество подобных процедур. Этот процесс не баловство, он позволяет лечить, например, от зависимостей, страхов, комплексов, — сказал полуправду Йёзеф. Процедуру он действительно проводил неоднократно на кроликах, на людях никогда. Старик долго ждал случая испытать технологию на человеке. И вот, наконец, свершилось!
Жан подписал документы. Йёзеф взял нейронный криптограф.
— Сейчас я вас просканирую. Хм… Криптограф не работает! – возмутился Йёзеф.
— Тот мужик его в воду уронил, — немного приврал Жан, его взгляд зацепил стеклянный аквариум, недополненный кроликом. Над аквариумом была установлена небольшая катушка тесла, искрившая сине-фиолетовыми разрядами.
— Нет, вода тут не виновата. Прибор водонепроницаем. Тут что-то другое, — Йёзеф взял отвёртку и принялся разбирать прибор.
— Простите меня, придётся немного подождать. Это мой единственный криптограф, другой я только начал собирать, — старик уже снял крышку и копался во внутренностях устройства.
— А что это был за мужик? Я думал он ваш знакомый, — Жан решил поддержать диалог, чтобы ждать было не так скучно, и подошёл к аквариуму.
— Да хрен знает этого идиота! Явился пару дней назад ко мне, такой наглый и дерзкий. Давай мозги компостировать, бредни свои морозить… — Йёзеф пинцетиком достал процессор, и положил его под электронный микроскоп. Прибор начал прогреваться.
— Интересно какие? — поинтересовался юноша. Он пару раз легонько постучал по аквариуму.

Животное не обращало внимание, оно себе скромно и интеллигентно грызло морковку. Тогда Жан поднял взгляд на катушку Тесла.
— Да бред сумасшедшего. Мол, у него проблема: напарник всегда занимает его капитанское кресло. Сидеть, видите ли, ему негде! И давай консультироваться со мной, как и чем можно отучить от этого пагубного занятия, — Йёзеф вытащил остальные части криптографа, рассмотрел и поставил обратно.

— Согнал бы его, да и не парился! Он же капитан как-никак? – Жан конкретно залип у катушки Тесла. Фиолетово-синие разряды очаровали его.
— Это ещё что! Через час диалога, хотя это скорее был монолог, оказывается, что напарник — большой кот!
Электронный микроскоп прогрелся. Началось сканирование.
— Кот!? – удивился Жан и потёр глаза: они устали от разрядов. Если бы Йёзефу было не все равно, он бы предупредил юношу о том, что катушки излучают вредное ультрафиолетовое излучение. Вместо этого он продолжал рассказ:
— Я говорю этому идиоту, что не ветеринар, и пусть вообще убирается отсюда. А тот дальше продолжает нести чушь. В конце концов, я немного отвлёкся, и эта скотина воспользовалась моментом: стащила нейронный криптограф и симфосинтезатор! – старик внимательно рассмотрел результаты сканирования на мониторе.
— Надо же, не подумал бы, что он вор, — Жан подошёл к электронному микроскопу.
Йёзеф тяжело вздохнул:
— Сгорел главный процессор. Странно, как такое может быть? Судя по повреждению, криптограф будто бы получил сверхмощный сигнал, и процессор не выдержал перегрузки. Но это невозможно! – удивленно констатировал старик.
— И что же теперь делать? – с лёгким расстройством задал вопрос юноша.
— А ничего, у меня запасной есть, — Йёзеф вытащил из сейфа ещё один процессор.
— А что делает та катушка Тесла? Кролику там не больно? – озаботился о белом пушистом комочке Жан.
— Ему там приятно, а если повезет, станет умнее, — старик вставил процессор. «Или сдохнет», — опять он договорил фразу в уме.
Спустя минуту криптограф был собран.
— Так, теперь его надо откалибровать, — Йёзеф просканировал себя и сверил данные с образцом из базы данных. Потребовалась небольшая настройка, после данные мозговой деятельности Жана были собраны.

Юноша передал образец симфонии Лукреции, аппаратура построила необходимый алгоритм изменения мозга. И вот настал момент икс – Жан лёг в кресло. Йёзеф надел на него шлем, выглядящий как дуршлаг, через дырки которого протянули различные кабельки с проводочками. Жан бы сильно удивился или даже испугался, если бы узнал, что это действительно был дуршлаг. А что? Истинный инженер-изобретатель из любого мусора сделает высокотехнологический прибор или еще больший мусор, тут уж как повезет…
Йёзеф дёрнул рубильник. Зашумел трансформатор, заискрились контакты, воздух наполнился ароматами озона и жаренной свинины…

*****

Вечер. Шёл дождь. Молодой человек подошёл к входу в мастерскую художницы-синергетика Лукреции Киселёвой. Было закрыто, но для молодого человека это не помеха. Его просканировали датчики.

— Личность подтверждена. Добро пожаловать, Жан-Батист! – сказал автомат с белорусским акцентом, и дверь распахнулась.
Жан вошёл внутрь. Тяжело вздыхая, он медленно потёр макушку. Под шевелюрой красовались тысячи микроскопических ожогов кожи — последствия процедуры. На самом деле так не должно было быть: всего-то закоротил один контакт. Благо Йёзеф вовремя спохватился, ещё чуть-чуть, и от Жана осталось бы одно жаркое. Старик не стал говорить об этом, он сказал, что всё прошло успешно, да отпустил юношу на все четыре стороны. Сейчас, наверное, отмечает свой успех в нежных объятиях дорогенного зеленого змия…

Первый этаж мастерской был отдан под галерею художницы. Несколько десятков картин украшали помещение. Некоторые из них достигали огромных размеров, чуть ли не в треть стены. Они люминесцировали под светом ультрафиолетовых ламп, встроенных в рамку — это стандартная процедура «перезарядки» картин на ночь. Абсолютно все произведения были оригиналами, Лукреция никогда не продавала свои исходники. Однако, благодаря Месье Осьминогу (так Лукреция ласково называет своего робота-художника) любой желающий мог заказать абсолютную копию картин. Сия машина воспроизводит каждый мазок с погрешностью в десятки нанометров, соблюдая при этом полное химическое соответствие красок. Разницу между оригиналом и копией можно установить лишь при помощи изотопического анализа, да и то по холсту. Удивительно, но покупателям даже такой точности мало! Ох, сколько дорогих предложений делали Лукреции за оригиналы! А она всё непреклонна! Ведь эти картины — часть её самой: отражение видения мира и проявление души. Да к тому же сама Лукреция безумно любит свои работы, и никогда никому не отдаст! Даже за сто миллионов тонн ирисок, безумно обожаемых ею!

Жан никогда особо не интересовался работами Лукреции, его больше волновала сама Лукреция. Но сегодня всё было по-другому: он медленно шагал через галерею, рассматривая каждый холст, замечая новые детали, которые раньше он просто игнорировал. Жан впервые заметил всю красоту, полноту мыслей и чувств, вложенные в эти произведения.
Юноша задержался около пейзажа «Островок стабильности», на Жана нахлынули воспоминания.

*****

«Островок стабильности» был одной из ранних работ Лукреции, написанной ещё в старших классах. Жан впервые посетил мастерскую как раз тогда, когда Лукреция приступила к её созданию.

В тот день Жан сидел на подоконнике, с изумлением наблюдая, как Лукреция «варит» краски. Она воспринимала это как своеобразную магию, представляя себя ведьмочкой, готовящей магическое зелье. Для пущего антуража Лукреция всегда надевала ведьминскую шляпу! Да что уж там!? И сейчас надевает…

Ведьмочка сливала разноцветные жидкости в небольшой керамический чан, помешивала стеклянной палочкой, приговаривая стишок:
— Нужно больше метанола, пропанола, бутанола, чтоб пропила радикал метилгексан образовал! — и с последними словами насыпала никелевую стружку в раствор.
Пошла химическая реакция…
— Жан, иди смотреть! – позвала ведьмочка.
Юноша подбежал к чану, в котором происходило удивительное: раствор начал изменять цвета: то он был жёлтым, то белым, затем синим, вновь жёлтым, а затем всё повторилось по кругу.

— Здорово! Слов нет! — искренне изумился Жан.
— А то! – с задором ответила Лукреция.
Смена цветов немного ускорилась.
— Да как так? — недоумевал Жан.
— Это химия, детка! – с усмешкой и гордостью ответила ведьмочка, сохраняя интригу, а потом не выдержала и все-таки рассказала в чём фишка:
— Это обычная автоколебательная реакция. В ней происходят колебания концентраций промежуточных веществ и продуктов реакций. У каждого из них свой цвет. Постепенно реакция будет идти всё медленнее и медленнее, пока не затухнет и раствор не окрасится в жёлтый.

— Вот и вся магия пропала… — немного расстроился юноша, почесал голову и спросил:
— Слушай, а как ты вообще эту химию так хорошо понимаешь?
— А что её понимать? Берешь да сливаешь реагенты в стехиометрическом соотношении… — девушка подняла голову, и ехидно продолжила: — Ничего сложного!
— Ну не знаю, физика то ещё более-менее понятная. Но вот химия — мрак!
— Эх, ты! – уничижительно произнесла девушка, отбирая раствор с помощью пипетки.
— Да ладно. Зато всем известно, что химия – раздел физики! – немного обиженно ответил Жан.
— Ха! Смешно! Это физика – раздел химии! – рассмеялась ведьмочка. Она прилила пробу к маслянистой субстанции, размешала стеклянной полочкой, и вот краска была приготовлена!
— Ну ты даёшь! – рассмеялся юноша. А Лукреция вполне себе серьёзно:
— А что? Физические свойства невозможны без вещества. А вещества существуют благодаря химии! – ведьмочка налила краску в палитру, промокнула кисточку и начала рисовать.
— Так не все же вещества – химические! – заметил Жан.
— Подумаешь, самые главные – химические! – девушка показала язык, и сделала пару мазков.

Жан продолжал смеяться, а девушка решила не обращать внимания. Некоторое время спустя юноша спросил:
— Что рисуешь?
— Островок стабильности, фрактальной графикой.
— Понятно.
— Да ничего тебе не понятно! – улыбнулась Лукреция.
— В смысле? – не понял Жан.
— Бьюсь об заклад, ты не знаешь, что это такое? – хитро посмотрела на него девушка.
— С фракталами — то понятно, самоподобные фигурки… А про остров… Наверное, это просто остров? – предположил юноша.
— Ну, почти… Ладно, расскажу тебе замысел, ты ж, невежда, никогда не догадаешься!
— Бе-бе-бе! – проворчал Жан.
— Видишь, вон там график повешен? Это карта изотопов. На ней есть островочек, отдельный от других. Там располагаются стабильные сверхтяжёлые химические элементы, как, например, Ломоносовий и Теслий. А перед ним – море Нестабильности. Вот я и хочу нарисовать его.
— Ломоносовия? – съёрничал невежда.
— Островок! – воскликнула ведьмочка, продолжая рисовать.

На холсте мазки краски всё так же изменяли цвет, с их помощью Лукреция анимировала картины. Например, краску, которую она готовила с Жаном, использовала, чтобы показать морской прибой. Другими красками создавались дождевые облака, разряды молний, бушующий шторм моря Нестабильности. Лишь островок не имел анимации, в этом и был замысел – показать его неизменность, стабильность перед всерасподающей бурей.
— Здорово, ты прямо волшебница! – восхищался Жан, увидев завершённую картину. Лукреции потребовалось всего пару часов, чтобы её нарисовать.
— Это я ещё только учусь! – поскромничала Лукреция.
— А откуда взялись эти краски? Кто их придумал?
— Мой прадедедушка Саша. Он был химиком и художником.
— Саша? Какое необычное имя…
— Да обычное, просто, когда он родился, этой глупой моды на иностранные имена не было…
— Да уж, нам еще повезло… Вот родились сейчас, были бы имена как у бушменов.
— И не говори! Попробуй это щёлканье с цоканьем выговори – язык сломаешь!
— Смотри! У картины перестали изменяться цвета! – обратил внимание Жан.
— Ну, я же тебе говорила, что так и будет. Ничего страшного. Сейчас включим ультрафиолет, он как бы «перезарядит» краску, вернёт её в начальное состояние, — Лукреция включила подсветку, картина засветилась.
— Ого! Рисунок стал непонятной абстракцией, — весело заметил Жан.
— Он не предназначен для просмотра во время «зарядки». Это свечение — побочное явление. Ладно, пойдем ириски есть! Я так проголодалась!
— Пойдём, — с улыбкой ответил Жан.
В тот день Жан влюбился в Лукрецию.

*****

Уже второй час Лукреция стояла перед холстом. Созерцая работу, грызя при этом кончик кисточки, она напряженно думала, пытаясь понять, как же закончить. Ох, и намучилась же с ней бедная девушка! Много лет Лукреция работала над этим произведением, картина стала для неё белым китом, непреодолимым барьером, тем, что она жаждет и в тоже время боится закончить. Но сегодня эта многолетняя битва подойдет к концу – остался лишь один мазок, и картина будет завершена. Но не всё так просто: нужно лишь решиться, набраться сил и сделать последнее движение, отпустив прошлое, то к чему она так сильно привыкла. Без этого она не сможет идти дальше, перейти на новый уровень своего мастерства.

И вот момент истины! Собрав всю волю в кулак, девушка два раза макает кисточку в краску и резким движением наносит последний штрих! Лукреция дёргает рубильник — свет в помещении отключается, и нажимает на большую красную кнопку на дистанционном пульте управления (подаренном когда-то Жаном). Загорается ультрафиолетовая подсветка, и картина под названием «Великий аттрактор» оживает!

Подобно звёздам на небе сотни тысяч мельчайших светящихся мазков пришли в движение. Образовывая туманности, скопления, галактики – эти огоньки закружили невиданный хоровод вокруг центра – Великого аттрактора.

— Бескрайний океан, наполненный светом миллиарда звёзд, переливающийся всеми цветами радуги. Океан, что буйствует, кипит и живёт своей жизнью. Так, наверное, выглядит абсолютная гармония, — с искренним изумлением сказал Жан, подходя к картине. — Это восхитительно! – добавил он.
Лукреция улыбнулась и поприветствовала друга:
— Привет Жан, что-то ты куда-то запропастился?
— Были дела, но теперь я здесь, — Жан внимательно рассмотрел картину. — Очень здорово! Пожалуй, это твоя лучшая работа! – похвалил юноша.
Девушка, улыбаясь, скромно опустила голову.
— Но я думал, твои картины не смотрятся во время «зарядки»? – поинтересовался Жан.
— Я решила исправить это упущение.
— Браво! – похлопал юноша.
— Подлиза! Тебе же обычно нет дела до моих картин?! – съехидничала девушка.
— Так и было, но я изменился.
— Изменился? – не поняла Лукреция. Однако она заметила, что в лице Жана что-то переменилось. И его голос, он стал каким-то более серьезным, взрослым что ли.
— Да, поэтому я и пришел суда.
Жан вытащил из кармана маленькую пирамидку и прислонил её к виску.
— Жан, что ты делаешь? Я уже слышала твою симфонию…
— Подожди немного, — перебил юноша.

Жан снял с виска пирамидку и протянул её Лукреции. Пирамидка раскрылась, было видно, как внутри зашевелились шестеренки и другие механизмы. Заиграла музыка – симфония Жана-Батиста.

Восторг, изумление, радость наполнили душу Лукреции, мелодия затронула самые отдаленные участки души. Это была восхитительная музыка, никогда ранее не слышанная. Лукреция на миг замерла, окинув взглядом картину. Мелодия стала идеальным сопровождением «бушующего океана звезд». Абсолютная гармония. Дрожь прошла по телу девушки, она повернулась к Жану и обняла его. Всё! Барьеры, возвёденные ею, рухнули! Лукреция, наконец, призналась себе, что действительно по-настоящему, всем сердцем любит Жана и всегда любила. Она попыталась поцеловать его.
— Постой, Лукреция! – Жан оттолкнул девушку.
— Я не понимаю, – дрожащим голосом произнесла она.
— Лукреция, чтобы изменить свою симфонию, мне самому пришлось измениться. Я сделал это из-за моей любви к тебе. Но, теперь я больше не люблю тебя.
— Что ты говоришь? – девушка не верила своим ушам.
— Я больше не люблю тебя. Я изменился слишком сильно. Тот прежний инфантильный и глупый Жан-Батист умер. Теперь я что-то другое, новое. Я уже не вижу мир в тех розовых красках, как раньше, я… я, пожалуй, повзрослел.
— Но, зачем ты пришел суда? Зачем показал свою симфонию? – с глаз Лукреции потекли слезинки.
— Я пришел попрощаться. А это мой прощальный подарок, — Жан поставил пирамидку на стол. — Я решил наконец-то принять предложение отца, взять руководство скважиной по добычи водорода. Завтра же уезжаю. Слишком долго я бесцельно жил, пора заняться настоящим делом!
Лукреция заплакала.
— Не плачь по мне. Я не достоин этих слез. Ты найдёшь ещё свою любовь, — Жан обнял девушку, успокаивая её.
— Но я её уже нашла! – проревела Лукреция.
Затем они расстались. Жан ушёл. Лукреция осталась одна.

*****

Прошло три месяца. Жан-Батист сидел за столом в своём кабинете, он проектировал новый бур для сверления скважин. Послышался стук в дверь.

— Войдите, — сказал Жан, не отрываясь от чертежа.
В кабинет вошла стройная девушка, это была Лукреция, но её было трудно узнать – другая одежда, прическа, даже походка изменилась.

— Лукреция – это ты? – удивился Жан. Он встал со стула.
— Привет, Жан, давно не виделись, — чарующе поприветствовала Лукреция.
— Что ты тут делаешь? – не понимал юноша.

Девушка улыбнулась, вытащила из сумочки пирамидку, прислонила её к виску, а затем поставила на стол. Пирамидка раскрылась, заиграла мелодия. Жан ничего не почувствовал.

— Но как? – рассмеялся Жан.
— Симфосинтезатор, — улыбнулась девушка.

И они посмотрели друг на друга, глупо улыбаясь, искренне и от души. Две родственные души, преодолевшие все трудности, чтобы вновь начать всё с чистого лица. В их глазах вновь разгорелся огонь любви, почему-то они были уверены, что всё у них теперь будет хорошо. Ведь любовь, она всегда найдёт выход, не смотря ни на что, ни на какие обстоятельства и ситуации. Ведь любовь – Великий аттрактор нашей жизни.

******

Белая куполообразная комната, без окон и дверей. Лишь капитанское кресло в центре, на котором лежит и славно дрыхнет большой серый пушистый кот. Рядом с ним на полу, в позе Будды сидит мужчина без бороды, опирающийся головой на кулак. Взгляд у мужчины свирепый, недовольный, но в тоже время грустный и недоумевающий.

На ручке кресла загорается красный огонёк. Мужчина протягивает руку и нажимает на него. Купол раскрывается. Бескрайний океан, наполненный светом миллиарда звёзд, переливающийся всеми цветами радуги, предстал перед глазами мужчины. Это был Великий аттрактор – собственной персоной!

Мужчина ещё раз протянул руку, на этот раз погладить за ушком у кота. Тот мелодично заурчал, зафыркал, медленно шевеля лапками. Мужчина улыбнулся и сказал:
— Знаешь, нам надо купить капитанский диван!