Некуда

— Меня привлекает ваш склад ума.
Мы с вами похоже мыслим.
С той только разницей, что вы безумны.

Уже тогда бежать было некуда.
Дядя Джеймс приехал под конец дня.
Он протягивал двумя руками большую, отвратительную куклу, при этом паскудно улыбаясь, будто бы зная, что именно я испытываю при одном лишь взгляде на эту… это… этот источник страха.
А я что? Я стоял, хлюпал носом, готовясь разреветься прямо посреди моего личного праздника, и знал, что бежать было абсолютно некуда.
И зачем мне кукла? Я же не девочка.

У куклы было очень грязное платье. И длинные черные волосы. И даже в метре от нее я учуял эту вонь, которая исходила прямиком из… нее всей.
Дядя Джеймс с издевкой спросил: «Как тебе?»
Я молча отпрянул, активно думая, где может быть мама и действительно ли стоит сейчас кататься по полу в слезах. И почему я вообще хочу кататься по полу в слезах? Это же подарок моего дяди Джеймса.
Хорошие манеры пересилили, и я выдавил что-то благодарное и, покорно обняв свою новую знакомую, поспешил, весь сгорбившись, добраться до своей комнаты, наплевав на то, что мой день рождения требует присутствия меня.

В комнате я бросил дрянь на пол и с невероятным отвращением вытер руки о брюки.
Она лежала и смотрела на меня. Черные волосы красиво закрывали большую часть лица, но глаза как будто бы светились из-под них. Но так лишь казалось. Я отдышался и, услышав, как мама начала тревожно звать меня, решил, что то, что я себе вообразил в связи с этой куклой, не стоит того, чтобы пропускать оставшееся веселье. Вспомнив, как мне было весело до дяди Джеймса, я открыл дв…

Дверь была заперта. Она даже не дергалась от моих попыток ее открыть. Там у нее плохой «язычок», и она иногда дергается ночью от ветра, потому что плохо закрывается, но я же сильнее ветра, а она меня не слушалась. И ведь никакого замка или защелки не было — мама сказала, что мне пока это не нужно, ну разве что закрыть на ночь дверь от ветра, чтобы она не стукалась, но она сказала, что потом.
Я посмотрел в щелочку и ничего не увидел. Но я же помню, что, когда в холле свет, он виден в щелочку! А свет горел, когда я бежал в комнату.
Я оглянулся, а кукла уже сидела на кровати.

— Привет.
Голос звучал слева у меня. Дядя Джеймс, все так же ужасно улыбаясь, сидел на полу, и его грязные, запутавшиеся волосы отлично описывали всю его сущность.
— Так как тебе?
Я стоял и разрывался в своих мыслях.
Зачем он закрыл дверь? Почему я ничего не слышал? Почему мама перестала меня звать? Почему нет света? Почему кукла…
Я расплакался прямо перед расслабленной фигурой дяди. Внутри меня изнуряло чувство собственной неполноценности — дверь открыть не могу, понять ничего не могу, да даже с этой чертовой куклой справиться не могу! А ведь я уже большой! Мне 7 лет, я уже в школе! И я хочу…
— Мне нравится твой ход мыслей, — прошептал мне в ухо дядя Джеймс.
Ход мыслей остановился.
Я перестал хныкать.

Я сидел с ними в комнате уже больше недели. Они постоянно смотрели на меня, даже когда я спал. Мне снилась комната, и они смотрели, смотрели, и я знал, что это был и сон, и не сон…
Дядя Джеймс стал куклой — но не той девочкой, что лежала у меня на кровати, а он стал куклой дядей Джеймсом. Он не шевелился, не дышал, и он вообще ничего не делал. Он только поворачивал голову, когда я хотел куда-то уйти из своего угла. И девочка-кукла тоже поворачивала голову.
А потом я перестал хотеть куда-то уйти из своего угла.
И они шептали.
Очень тихо. И не шевелили губами. Но я все время ощущал легкие их прикосновения к моим ушам. Это было бы щекотно, и я бы смеялся целую минуту и попросил бы потом еще, если бы не было так жутко.
И они шептали какую-то глупость.
Шептали все время.
И еще они смеялись, смотря на меня.

Мама уже меня не звала.
Бежать было некуда.