Art Chaos. О серьезном. Дефектоскопия одиночества.

Рассказ под катом.
Он длинный и неприятный, предупреждаю сразу.

Самоначинание.
Кусочками рваное небо. Расстроенное, больное и печально танцующее облако люстры. Точечные, цельноалмазные невидимые звезды. Клочья.
Свет просачивается извне. Даже ночью. Внутри – только бесконечнопустые полки бессвязного, колючего и аморфного. Выплеснуть некуда. Один я. Некому.
Пыль и запустение. Гулкое эхо в динамиках паутины.
Дисгармония. Хаос.
Впускать кого-то в этот дом – безумие. Безумие – оставаться жить в нем навсегда.
Простая проверка на прочность временем, смысл которой заключается в одном вопросе: «Сколько?»

Дурацкое небо, стреляющее каплями дождя мне в лицо. Божественный душ и величественная отрешенность вне 4х стен своего дома. А на что готов пойти ТЫ, чтобы остаться в одиночестве?
Чтобы обрести возможность стать тем, кем ТЫ являешься без мишуры всего этого межличностного? Ах, сомневаешься.
Друзья, враги, семья и общество. Разве нужно тебе все это, чтобы жить? Чтобы самовоплотиться?

Небо и земля. Таковы отсчеты нуля и бесконечности для любого из нас. Из них. Земля, как дно, и Небо, как дно. Рваное, кусочно-заданное, изнасилованное небо. И за этим небом – бесконечность. Если бы кислород не был таким голубым – нам пришлось бы наблюдать бесконечность 24 в сутки. И мы бы чувствовали себя одиноко в этом холодном космосе.
И вдруг из этого разодранного, окровавленного неба прямо в лицо бьет ледяной ветер. Такой сильный, что я еле стою на ногах. И все же – я стою

Самовоплощение.
Отвращение и резкие приступы самоотторжения. Кровь на лице. Кровь на руках. Скрежет зубов. Лихорадка. Боль. Короткие приступы ярости, выливающиеся тяжелыми, густыми и исцарапанными словами. Скрежет голосовых связок.
Воспоминания.
— Это эгоистично и подло.
— И почему же?
— Они к тебе всем сердцем, всей душой, а ты им: «Пошли вон»
— И что с того? Я разве их звал?
— Нет, но ведь они боятся за тебя, беспокоятся…
— Это уже их проблемы.
— И после этого ты называешь их ДРУЗЬЯМИ? РОДНЫМИ? БЛИЗКИМИ?
— Да. В этом весь смысл.
— В чем конкретно? В том, что ты этим людям врешь?
— При чем здесь «врешь»? Я им не вру, а как раз наоборот.
— Ты их называешь близкими, а на самом деле даже не готов принять от них помощь!
— Это называется: «принять таким, какой есть»
— И принимают?
— …
— Странный ты…

Саморазвоплощение.
— Да не было ничего!
— А что же тогда было?
— Ни-че-го.
Была темнота, слякоть и мерзкое ощущение незавершенности начатого. Мерзкое настолько, что потом будет все болеть. И на самом деле одевающийся и плачущий силуэт девушки на фоне светлого дверного проема – это всего лишь иллюзия. Такая же, как и свобода.

Самопохищение.
Когда у нее есть парень, зачем ей нужен я? Кто я? Откуда я взялся и почему именно я, а не кто-нибудь другой?
У нее есть парень, она его Любит, из прожитых 17 лет она уже отдала ему 1,5 года своей жизни, девственность и моток нервов. А сейчас, на пике их отношений, когда они гуляют каждый вечер и 2 раза в неделю ходят на съемную квартиру к другу, чтобы уединиться, она вдруг выплывает из темноты и говорит: «Привет»
И этот привет звучит, как какое-то заклинание, потому что чем больше я ее узнаю, тем меньше понимаю все остальное.
По идее меня в этой цепочке быть не должно. Я – аппендикс, причем очень странно устроенный. В меня сваливается все. От банальностей в духе: «Он обещал, но не позвонил» до его и ее любимых поз. В чем практический смысл последнего – я не знаю совершенно. Но она мне все это рассказывает.
В конце концов я говорю: «Покоя нет» и больше от нее ничего не слышу, потому что мне это надоедает. Я не собираюсь быть «другом семьи». Даже знакомым.

Самопожертвование.
Легкое, ничем не прикрытое, невысказанное. Пустое внутри, но столь разноцветно изуродованное снаружи, как суицид малолетки. Кроме эмоций в этом ничего нет. Ни-че-го. Все, что есть – иллюзорно и зыбко настолько, что стоит коснуться и уже пепел… Опавшие, желтые листья. Это не оправдание и не отговорка, как часто видится со стороны. И даже не очередной повод убить себя, это просто обмен временем.
Воспоминания…
Даже они со временем становятся жертвами времени, хоть и призваны бороться с ним. Случившееся сегодня так же неоднозначно воспримется в будущем, когда половина деталей будет утеряна и за их отсутствием откроется какой-то мистический смысл.
Смысл…

Саморазрушение.
Самое сложное – принять и понять то, что сам говоришь, во что веришь и что считаешь правильным. Принять тот факт, что после смерти ничего не будет. Принять, что на свете существуют лишь совпадения, пусть зачастую они и кажутся чем-то мистическим вроде судьбы или воли Божьей. Принять, что жизнь – это инструмент для заколачивания гроба и проливания слез на похоронах. Принять, что все вокруг – ложь.
Абсолютная ложь.
Любое знание лживо, если оно не оспаривается, не вступает в противоречия с другим знанием.
Ничто не может быть точно на 100%, только потому что существует возможность сделать все точно так же, но по-другому. Любое ощущение, чувство, воздействие возможно исказить, изувечить или уничтожить. Ничто, кроме абстракций, не может быть доказано объективным знанием. Человеку достаточно вероятности 95%, чтобы верить чему-либо или кому-либо.
Воспоминания…
— Ты ее любил?
— Да.
— А она тебя?
— не знаю.
— Но ведь вы были вместе 2 года?
— Да.
— И ты не знаешь, любила ли она тебя?
— Я не могу быть уверен в этом.
— Почему?
— Потому что всегда существует вероятность, что мне это просто приснилось.
— Что именно?
— ВСЕ! Все эти 2 года!
— Я в шоке.
— …
— Странный ты, все-таки.
Самое сложное – поверить в то, что после смерти ничего не будет. Ни-че-го.

Самоотречение.
Жесткое, словно наждачкой по глазу, колючее и пугающе-явственное. Перед тем, как прийдет осознание этого, пройдут годы, полные полуночного бреда, излитого, извергнутого и истоптанного. Пучеглазое прошлое кутеляпо тянется своими лапами, хватая за пятки и шею, скользя в какой-то неясной глазури собственного разлагающегося тела, забываясь и хрипя от безысходности. Цепляется из последних сил, срывая кожу, открывая все новые и новые сущности, подтексты, знаки, символы и уродства.
Прошлое – всего лишь доказательство того, что в этом мире что-то меняется.

Самопознание.
Бесцельное скитание в угрюмой вечности, иначе говоря – безделье. Куда ни пойди – кромешная темень и страшенная скучища. Причем все это официально зарегистрировано и продается абсолютно бесплатно. Входит в комплект поставки, так сказать. А иначе и не скажешь, ведь любопытство, любопытность – это все суть одна и та же фигня, которая будет доставать ровно до тех пор, пока не поймешь, что важность любого внешнего знания очень мала. Пока сам не прочувствуешь – без толку. Пользоваться можно, но удовлетворения куда меньше.
— Ты злой?
— Точно не знаю, но скорее да, чем нет.
— Ты бы мог ударить девушку?
— Нет.
— А ребенка?
— Тоже нет.
— А старика?
— Нет.
— Тогда почему ты считаешь себя злым?
— Потому что таким я себя ощущаю. И потому что ответы на твои вопросы содержат один недочет. «Первым – нет», — так правильно. И потому что большую часть из этих детей, девушек, стариков и в придачу к ним парней, я предпочел бы убить.
— Мда……
Зло неотличимо от добра, так же, как и всякое отсутствие света неотличимо от чистейшего сияния. Просто в один момент, когда все рвется на куски, раскидывая вокруг свои внутренности, ты поймешь, что добро стремится к тому же, к чему стремится зло. Побороть другого. Добро, так же как и зло, существует ровно столько, сколько существует его противник. Они неразделимы так же, как, неразделимы свет и тьма.
Ничто не абсолютно, за исключением абстракций.

Самоопустошение.
В Костяном доме обитает сама Смерть. Если ты войдешь в него, ты уже не вернешься. Ты умрешь. Оттуда выйдет кто-то другой, потому что человек – не феникс. Невозможно умереть и восстать тем же самым, кем был до смерти.
Реинкарнация, перерождение, переселение души – все это усложненный Костяной дом или банальное метафорическое изложение. В итоге жизнь измеряется количеством смертей, потому что все остальные показатели обманчивы и лживы.
Опыт смерти – самый полезный опыт в жизни.

Самоуничтожение.
Этого не делал никто, поэтому никто этого уже и не сделает.
Слишком долго, слишком длинно и слишком запутанно это. Отречься, разрушиться, опустошиться, воплотиться и развоплотиться, познать, пожертвовать… вот дорога ведущая к уничтожению. Иначе говоря – исчезновению. Слишком просто для того, чтобы иметь шансы на реализацию в мире, полном добра, света, тепла и человеческого самолюбия. В мире, где Бог добрый и светлый старик, в мире, где человек человеку – любовь, понимание и сочувствие, и после смерти всех ждут райские сады. Слишком просто сделать больно тем, кто считает, что любит тебя, чтобы они не шли следом, слшиком просто исчезнуть со всех радаров сотовой и любой другой связи, слишком просто исчезнуть навсегда так, чтобы никто из ныне живущих не обнаружил следов социальной жизнедеятельности.
А дальше – плевать.
Могут искать и рассказывать небылицы.
Один жил, один сдох, один остался после смерти.

Самоотрицание.
Древние знали о жизни гораздо больше современных зажравшихся материалистов.