Критерии гениальности кинокартины

Задумался я, почему же Гуррен-Лаган так великолепен. А потом — что вообще делает произведение таковым. А ведь эти пять часов могли уйти на решение сопромата, подготовку к экзаменам, к пересдаче, на сон, но, видимо, не судьба. Зато мне, кажется, удалось распознать и выявить то, что делает кино воистину гениальным.

Я, как человек, связанный с творчеством довольно тесно, пусть и с самой полуживой и деградировавшей его частью, считаю, что действительно гениальное произведение должно работать на все уровни зрителя — от обывателя до критика, потому что те идеи, находки и образы, закладываемые создателем, обычный зритель может и не понять, и не увидеть, даже несмотря на их наличие и фундаментальность, но он всегда их почувствует, почувствует, что-то, что он смотрит/читает — нечто большее, нежели просто развлечение, при том, что само произведение развлечением таки продолжает являться. Но и этой глубины для гениальности всё равно недостаточно.
Взять фильм «Возвращение» Звягинцева — красивый, душераздирающий фильм, но я никогда его не пересмотрю. Никогда не пересмотрю «Сталкера» Тарковского, ни, уж тем более, его «Зеркала» — ибо у них просто отсутствует то, что я бы назвал эмоциональным качеством произведения — они не заряжают своего зрителя энергией, они забирают её, как бы ни была хороша их форма и содержание, они тебя изматывают. Да, это пища для ума, эстетическое наслаждение в какой-то мере, но стоит оно довольно дорого, при том, что я могу посмотреть того же Гуррен-Лагана — и получить и то, и другое, при этом заряжаясь невероятным количеством положительных эмоций.

По этой же причине советский кинематограф настолько хорош — это тот редкий зверь, который, подобно котенку (не потому, что в мире мало котёнков, а скорее потому, что это — самая чудесная пора кошки в жизни человека), способен вызывать добрую улыбку и невероятную любовь почти у всякого, кто его встречает, не используя и малейшей шутки, вербальной или нет (не значит, что их нет, а скорее то, что улыбка вызывается без их помощи), в то время как большая часть среднего кинематографа старается цеплять сеттингом и сюжетом, а монополию на сопереживание удерживает главный герой — и опять же, я не говорю, что это плохо, и среди таких фильмов есть те, которые будут вызывать бурю положительных эмоций и желание получить их еще раз, я не говорю, что положительные эмоции — главный критерий гениальности, но все же я считаю его определяющим, и чем они светлее и сильнее, тем лучше и само кино.

Так того же Восставшего Лелуша смотреть интересно, и это фундаментальная положительная эмоция кино и литературы — интрига, но проблема таких фильмов в том, что когда её не остается, то сам фильм, который на ней строится, перестает работать, потому что кроме интриги в нем ничего и не было. При том, что лента все еще хороша. И что роднит «Зеркало» Тарковского, влажные салфетки, Ноллановский «Интерстеллар», «Игру» Финчера и туалетную бумагу — так это одноразовость, а я считаю, что одноразовое произведение в гениальные метить ну никак не может.

Если брать Интерстеллар — он работает на все уровни зрителя, но его интересно смотреть только первый раз — к единственному эмоционально сильному моменту ведут два часа хронометража, диалоги имеют механический функционал продвижения сюжета, и на протяжении всего повторного просмотра брать хоть какие-либо положительные эмоции просто неоткуда, потому что их там просто не осталось после первого знакомства с произведением. Это тот тип фильмов, строящихся вокруг концовки, где идея — центральный мотив.

И здесь мы подходим к тому, что я считаю примером гениального — Гуррен-Лагану — это тот тип произведений, который строится вокруг людей, то есть изначально высокого эмоционального качества, а сами люди являются не средством донесения своей идеи, как в том же Интерстелларе или Начале, а её носителями, отчего получается великолепный синтез — ведь ты, сопереживая героям, начинаешь сопереживать и их идеям, проникаться ими, в то время как, например, Догвилль Триера больше похож на научную работу, пусть и очень хорошую, как будто мы смотрим через стекло муравейника.

То же самое, что и в Гуррене, работает в Бойцовском клубе — нет, он не вызывает ту бурю эмоций, на которую способен Гуррен-Лаган, но при этом его хочется пересмотреть, потому, что фильм строится вокруг персонажа, которому мы сопереживаем, и, вместе с тем, носителя мысли этого фильма, потому, что он не строится вокруг концовки, ибо на мой взгляд, в клубе это такая же равноправная часть произведения (об этом говорит открывающая кино сцена, как по мне).

Но конечно, всегда есть люди, которые захотят пересмотреть Догвилль или Интерстеллар — например, те же критики, потому что данное кино — показатель очень высокой режиссерской техники, или просто любители космической тематики, но их желание к пересмотру ленты вызвано не эмоциональным качеством картины, а родом их деятельности и увлечений, искусственно это качество создающих — точно так же, как геолог одинаково ценит и известняк, и алмаз, в то время как никакая девушка, как правило, никогда не вставит себе в кольцо кусок базальта — даже не взирая на все его великолепные свойства, минеральный состав и еще что-нибудь, вызывающее восторг по-геологически.

Резюмируя вышесказанное, какие же критерии гениальности кино, выражающиеся в так называемой реиграбельности, можно выделить?

1. Эмоциональное качество — сила положительных эмоций во время повторного просмотра;
2. Совпадение философии, идеи, мировоззрения персонажа с философией, идеей и мировоззрением фильма;
3. Равноправие элементов сюжета.

Это те три столпа, необходимых и достаточных для завоевания зрительской любви, ведь зрительская любовь именно тот маркер, отмечающий кино, как гениальное.