Фаллический культ в видеоиграх

Если вас интересует почему люди так любят рисовать в видеоиграх пинусы, то вот одна теория.

Несмотря на то, что современное общество принято считать рационалистическим, человеком по-прежнему руководят инстинкты, берущее свое начало в коллективном бессознательном [подробнее смотри: Инстинкт и бессознательное | Карл Юнг]. Принято считать, что примитивные инстинкты были обузданы комплексом морально этических норм, однако ассоциируемые с ними архетипические образы, по-прежнему просачиваются сквозь занавес рационализма выражаясь в неосознанных образах и сюжетах, проецируемых нашим иррациональным – творческим началом. Независимо от реально предполагаемого контекста. Однако рационализация человеческого мышления повлекла изменение понятия трансцендентного и ощущении трансцендентального. Это отразилось на видоизменении поэтики в искусстве, послужив переопределению первичного образа. К примеру, где раньше коитус был актом символизирующем познание, некого, трансцендентного откровения, олицетворяющем зарождение нового и обновление, то позднее в массовой культуре коитус стал олицетворением эрос — страсти и чувственной привязанности. Хотя, можно поспорить с утверждением, что романтизм умалил символизм архетипических образов до приземленных и поверхностных инструментов пригодных лишь для построения гипотипозиса. [подробнее: Умберто. Эко | О литературе. Эссе]. Однако куда более интересно какую роль архетипические символы играют в современной культуре.

Видеоигровая индустрия напрямую транслирует идеи трансгуманизма, эта идея выражается в самой сути геймплейного процесса, концепции участия игрока в непосредственно развивающейся истории, подразумевающую перенос сознания в иною оболочку. Пускай мы ведем речь о виртуальной среде, сам принцип сторителлинга всегда един в любом виде искусств, так как фундаментально путь героя – протагониста укладывается в типичную структуру мономифа, это сепаративная стадия, лиминальная стадия, конечная стадия [смотри: Джозеф Кэмпбелл | Тысячеликий герой]. Это подводит нас к мысли что сама структура повествования — это некий архетипический конструкт. Инстинкт выражается в поведенческом паттерне, который запускается автоматически, так же это работает и в случае архетипического образа-символа, только он передается сквозь наше бессознательное находя пристанище в нашем творчестве, и мы даже не осознаем этой интенции.

Одним из самых часто встречающихся изображений в многопользовательских играх, да и не только, является фаллос. Пенис по своей сути является архетипическим символом, однако его проецирование из бессознательного происходит немного в ином аспекте. Во-первых, давайте разберемся почему именно фаллос. Фаллический культ берет истоки чуть ли не с зарождения человечества, с истоков формирования культуры, символизируя плодородие и божественное начало. Архетипический образ фаллоса укоренился в человеческом сознании благодаря своей простоте и вместе с тем важности, ибо наше бессознательное, скажем так, осознает ценность репродуктивной функции. То-есть с точки зрения биологии, репродукция — это важнейшая функция организма, так как обеспечивает выживаемость вида. Вместе с этим фаллос вновь стал флагом — олицетворяющим мужскую силу, как в прямом, так и переносном смысле. Конечно современные изображения фаллоса в видеоиграх на прямую не несет того контекста, придаваемого ему язычниками или первобытными предками, однако причина популярности данного символа заключается именно в его протоассоциации, укоренившейся в общественном бессознательном. Сейчас контекст фаллического символа варьируется, но его подсознательное значение не меняется веками.
Также в контексте современного социума, фаллос стал символом протеста против табуированности современного общества. Так как, современная культура переживает экзистенциальный кризис, который развился в следствии рационализации трансцендентальных идей. В следствии развития науки и технологий, идея божественного начала потерпела крах, а идея свободы нашла новое пристанище в трансгуманистических концепциях. Таким образом, символ фаллоса и вернулся к своим первобытным истокам – и стал символом подавленной агрессии. Под истоками я подразумеваю первобытную эпоху, когда фаллос обозначал агрессию и силу. [подробнее: Голая обезьяна | Десмонд Моррис]. В итоге с изменением мироощущения менялось и восприятие символа. Однако инстинктивная наша ассоциация, пришедшая еще с времен, когда люди только учились прямо хождению, не изменилась. И только лишь в следствии эволюции, когда люди смогли стали смотреть через призму трансцендентальности, фаллос обрел сакральный смысл. Но самое интересные аппроксимации начались намного позднее.

К примеру, в работах Г.Р. Гигера, гениталии частенько фигурируют как биомеханизмы или инопланетная фора жизни. Что дает повод для размышления и интерпретации в фрейдистском контексте. Однако куда более интересен образ чужого, который был разработан швейцарским художником для одноименного фильма Р. Скотта. В Чужом 1979 года очень много сексуального подтекста, сама голова ксеноморфа имеет фаллическую форму, а ранние наброски пришельца и вовсе изображали его с гигантским эрегированным фаллосом, так же инвазия через лицехвата имеет прямой сексуальный подтекст. Сам процесс заражения ксеноморфном через лицехвата можно интерпретировать как изнасилование. Что на подсознательном уровне весьма верно обрисовывает абстрактного захватчика. Однако в игре — Alien: Isolation, сексуальный подтекст практически не читается хотя, видеоигра очень близка по духу к фильму. Конечно в Isolation нарратив выстроен иначе чем в фильме, и это играет большую роль, в игре упор делается на сам факт контакта с враждебной человеку формой жизни, а также на выживании человека в крайне агрессивной среде. В то время как фильм более сосредоточен на взаимоотношении героев, в игре же мы сосредотачиваемся на выживании, это делает игру не только художественным произведением, но еще и в некем роде симулятором, возможно поэтому интерпретация отходит на второй план. Хотя возможно на этот аспект повлияла цензура, однако это спорно. Конечно нельзя отрицать что тотальное цензурованные медиа повлекло за собой отождествлением наготы с порнографией в массовом сознании, в то время как сексуализация героев только усилилась, что сформировало новую тенденцию изображения наготы. И вот, мы можем наблюдать как цензурированные медиа в искусстве стало источником его опошления. Ибо сама идея наготы была перевернута с ног на голову, что повлекло эстетическое восприятие. К примеру, обнаженные скульптуры эллинистического периода и обнаженная натура в искусстве, изначально не задавалась целью донести сексуальность. Целью искусства всегда была передача эстетики человеческого тела, которое по своей природе сексуально. В современной же культуре сексуальность стоит выше идей эстетики, однако в видео играх это нивелируется комплексностью.

Поскольку видеоигры это комплексный медиапродукт, все элементы должны работать в синергии друг с другом потому, особенно визуальный аспект. Геймдизайн должен придерживаться единой концепции – своей концептуальной стилистики, а значит отталкиваться от собственной эстетики. Если данный тезис легитимен, то можно заключить что цензура не влияет на считывание архетипических образов в видео игах, а значит Скотт изначально задумывал свою наделить картину сексуальным подтекстом. Можно провести антологию с Silent Hill где сексуальный подтекст весьма очевиден даже в денотативной части игры, к примеру внешний облик монстров, недвусмысленно намекает на это, однако коннотация может отличатся от архетипического значения этих же символов. Так как, к примеру, пирамидоголовый помимо аллегории на палача, коннотативно олицетворяет собой чувство вины Джеймса из Silent Hill 2, а также его подавленное сексуальное желание.

Что ж, полагаю достаточно аналогий, а значит остается только подвести итоги.
Каждая эра развития человечества несет свое искусство, однако от наскальных рисунков до видеоигр, архетипический символ не утратил ни своего значения, ни актуальности. Узнаваемость и простота таких образов, позволяет считывать их интуитивно, поэтому мы априори понимаем их значение и без непосредственного истолкования. Однако наблюдая этот же символ в художественном произведении, необходимо учитывать возможную коннотацию. Можно ли сделать из этого какой-либо вывод, говорить пока рано, так как человечество пока что не знает, как функционируют сознание и есть ли оно вообще. Менялась ментальность людей, но то, что делает человека человеком неизменно. Жажда созидания остается неизменной, меняются и варьируются только формы её проявления. И возможно наша любознательность, станет новым архетипическим символом, символом того, что делает нас людьми.