Культурный контекст — откуда и зачем

Как реальные история и культура помогают нам в вымышленных мирах? Почему даже самые фантастические из вселенных сложены из хорошо знакомых всем кирпичиков? Из чего ваяют мироздания игровые и литературные демиурги?

Если мысли в голове сложились на тему весьма и весьма размытую — называй это «эссе» и помещай в авторской колонке. А почему бы, собственно, и нет? Предлагаю вашему вниманию одно такое сочинение. Причем одновременно в текстовом и видео- формате — и для тех, кто любит слушать, и для предпочитающих читать. Постараюсь оформлять материалы так же и в будущем. (А если вы ждете более четкого предмета обсуждения — новый выпуск «Облика эпохи» уже на подходе.)

***
Выберете любой из памятных вам вымышленных миров. Внимание, мир обязательно должен быть вымышленным! Исторические полотна и научная фантастика не подойдут никак.

Ну что, выбрали? Образ перед внутренним взором предстал? Держу пари, в мире этом есть различные народы, общества и государства. А то и разумные виды, если речь идет о классическом фентези. И, казалось бы, ничто же не мешало авторам разгуляться по полной, насоздавать множество совершенно уникальных людей и культур, но – почти наверняка, — якоря-привязки не оставляют сомнений, что все здесь имеет более чем прозрачные прототипы. Тут у нас угадывается викторианская Британия, за углом притаилась мрачная тевтонская технократия, а где-то за горизонтом скрывается яркий итальянский Ренессанс.

Почему же так? Что заставляет создателей раз за разом загонять себя в рамки культур, уже существовавших в реальности?

Вселенная Warhammer — та еще развесистая клюква, собранная из разных стереотипов и подаваемая будто бы под серьезным видом. За то и любим.
Кем бы ни были создатели вымышленных миров, никто не обделен маленькими вполне человеческими слабостями. У каждого есть свой любимый исторический период, какая-то культура, к которой он привязан (ну или по крайней мере художественное произведение, к нему относящееся), и совершенно не удивительно, что автор будет изображать в первую очередь то, что интересно ему. И в чем он разбирается.

Второй фактор, хотя и зависит от первого, на самом деле гораздо более важен. Попытки создавать мир с абсолютного нуля обречены на провал: человеческая фантазия просто не в силах предусмотреть все варианты и возможности, обозначить место каждой вещи и каждого обычая в новом дивном мире. Всё на свои места расставляет только практика, которую нам и предлагает ненавязчиво история земных цивилизаций. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на обстоятельные прогнозы будущего авторитетных исследователей прошлого, которые становятся смешными и нелепыми уже для следующего поколения их читателей.

Не наблюдаете за окном подобную картину? А вот ваши прадеды ожидали чего-то в этом духе.
А при создании вымышленной вселенной необходимо учесть сотни и тысячи мелочей, без которых картина не сложится воедино – или, что хуже, сложится в неправдоподобного уродца, место которому – во вселенской кунтскамере демиургов-неудачников.

Важно помнить, что всему – абсолютно всему, — обязательно найдутся свои вполне разумные объяснения и причины. Пирамиды строятся не потому, что их форма идеальна и ласкает взор внутреннего эстета каждого человека. Нет, это банально простейшая конструкция, которую можно сложить из камней, чтобы те не раскатились по сторонам, и как только люди учились строить что-то более сложное, они бросали эти бесполезные конусы и строили что-то… более сложное. В эпоху возведения первых пирамид по территории современной России еще гуляли мамонты – просто чтобы вы представляли, какому периоду они соответствуют.

Белочулковое дворянство становилось приторно-вежливым не оттого, что ежегодовой доход в тысячу луидоров прописывал правила этикета на генетическом уровне, а потому, что в мире связей и личных симпатий не понравиться кому-то нередко означало поставить крест на своей карьере, а обидев кого-то, можно было получить неиллюзорный шанс на деле испытать, чья шпага длиннее, а рука надежней.

Поэтому пудра и парики также не сочетаются с каменными пирамидами, как вегетарианство с китобойным промыслом. Это будут явления двух разных миров, которые не могут не то что сочетаться – но даже и находиться поблизости друг от друга. Столкновение цивилизаций с разрывом в развитии в несколько тысяч лет мы уже наблюдали в нашей истории. И, как видите, вся северная Америка теперь говорит на английском языке, а южная – на испанском (ну и Бразилия – на португальском, конечно).

Столкновение культур — тема, незаслуженно редко поднимающаяся в фантастике.
Кроме того, грамотные творцы несуществующих миров всегда следуют правилам хорошего тона.
Если что-то выглядит как собака, лает как собака и пахнет, как собака, оно должно зваться собакой, а не, скажем, рыкающим гавкозубом. Создавать лишние сложности путем переименования хорошо знакомых нам вещей – дело низкое и неблагодарное.

Подножку здесь может подставить родной язык – он-то является как раз продуктом нашего мира и несет в себе целый культурный багаж отсылок и заимствований. Поклонники «Игры престолов» взвились в гневном порыве, когда один из персонажей упомянул мельком French sleeve, французский рукав – ну что поделать, в английском языке это устойчивое выражение, — и, хотя создатели потом пояснили, что возникло недопонимание, произносилось там всего лишь Fringed sleeve, осадочек, что называется, остался.

А в некоторых случаях выкрутиться не удастся вообще. Описывается в фантастической вселенной, скажем, не менее фантастический автомобиль. С фарами. При этом не было в этой вселенной ни Греции, откуда слово «фарос» пришло, ни Фаросского маяка, давшего имя столь полезному агрегату, ни самого острова Фарос, с которого все началось. Но как же тогда быть-то, в фантастическом мире — да без фар? Вот и приходится воспринимать рамки языка как неизбежную данность. Иначе можно и до гавкозубов дойти.

А некоторые культурные параллели уже практически стали частью канона. Так, если где-то появляются эльфы, то почти наверняка они будут иметь черты кельтских народов. Не верите? В Dragon Age их валлийский акцент не распознает только человек, ни разу его не слышавший, в D&D и играх по мотивам имена и пантеоны выдают ушастых с головой, а в «Ведьмаке» скоя’таэли не стесняясь разговаривают на языке страны красного дракона. Что об этом думают сами валлийцы, ирландцы и шотландцы, я, право, не знаю.

Леса, магия и Стоунхендж — давние друзья эльфийского народа, без которых сейчас его уже невозможно представить.
Но если связать эльфов, скажем, с китайской цивилизацией, то вслед за привязкой они потеряют и содержание. Не будет больше неизбежных ассоциаций с величественными лесами, в тень которых не стоит вступать простому смертному, с таинственными каменными святилищами неизвестных культов, заросшими буйной зеленью, и не останется того следа, который тянется к дивному народу от самых его истоков – мифов о сгинувшем племени Туата де Даннан…

Потому что важна не сама форма, складывающаяся из расхожих шаблонов, а образ, возникающий из сонма представлений, символов и легенд, соединяющихся в определенную идею, которая подхватывается зрителем и играет на фабулу всего произведения.

И когда-то явными, когда-то тонкими отсылками – вроде того же языка, — авторы доносят до нас эти идеи.

Поэтому, если вы слышите мимоходом французскую речь, то почти наверняка она будет связана с возвышенной и утонченной культурой высокостильного общества – и плевать, что в истории реальной Франции грубых и примитивных эпох было не меньше. Латинские корни выдадут имперское величие и нерушимость давно развалившегося Рима, а пластинчатый доспех, катана и бусидо – непоколебимую решительность и целеустремленность настоящего самурая. Потому что стереотипы – это удобно. Едва заметной привязкой они помогают наполнить объект содержанием целой культуры, которую иначе пришлось бы долго и нудно расписывать на десятках страниц.

А еще так рождается та самая атмосфера.

Чтобы погрузиться в мир, мы должны понимать, что он собой представляет. И когда мы запускаем, скажем, The Banner Saga, первые же кадры, первые звуки традиционной скандинавской музыки настраивают нас на нужный лад. Мы уже знаем, что почитают здесь за силу и воинскую удаль, что резные чертоги из темного дерева возвышаются над зеркальной гладью бессчетных фьордов, что ледяные воды северных морей разрезают узкие ладьи с широкими полосатыми парусами. Мы не удивимся, когда скальд запоет песню о героях былых времен и когда поймем, что мир этот неизбежно близится к своему концу и грядет Рагнарёк, страшный бой последнего дня.

При том что сами мы из этого еще ничего не видели. Но с самого начала пара узнаваемых образов и ни на что не похожее звучание северогерманского фолька подхватили нас и закружили в вихре скандинавских мифов и легенд, разом наполнив мир чередой хорошо знакомых с детства картин.

The Banner Saga погружает вас в атмосферу скандинавских мифов всеми доступными ей способами — от тематической музыки до дизайна интерфейса.
Но в том, чтобы надергать различных культур и поместить их в одну вселенную, ничего сложного нет. Трудно сбалансировать их так, чтобы картина выглядела правдоподобной.

В реальности не бывает такого, что здесь у нас процветает одна культура, а буквально за забором в полную силу колосится другая. С точки зрения путешественника это, быть может, здорово, красочно и разнообразно, но в голове уже заходится криком внутренний Станиславский. Всюду и всегда более мощная, престижная культура подавляла отстающих в борьбе за человеческие умы. Поэтому и в Японии носят пиджаки, а не кимоно, и в Ирландии говорят на английском, а не гэльском, и окружают нас в основном греческие Александры да иудейские Марии, а не исконно славянские Доброжиры.

Всякая вещь должна быть уместна на общем культурном фоне. И оступиться здесь невероятно просто.

В замечательном и глубоко продуманном игровом «Ведьмаке», например, сюжет дополнения «Каменные сердца» посвящен истории Ольгерда фон Эверека, который ведет себя как Богун из Трилогии Сенкевича и выглядит как Бэкхем из… какой-то там лиги. И здесь все в образ укладывается: и польско-украинские мотивы семнадцатого столетия, и неуемный дух казачьей вольницы, и сказка-притча о сделке, заключенной с самим нечистым.

Но в историю вплетен заодно и мрачный готический роман в викторианской обертке, завязанный на леди фон Эверек. Роман-то прекрасный, трогающий и атмосферный – только относящийся к совершенно иному культурному слою, нежели основная история. Не было в мире «Ведьмака» гротескных особняков, картинных галерей и викторианских нарядов, из-за чего леди Айрис выглядит чуждым и неуместным пришельцем, безнадежно далеким от окружающего мира. Там, где удачно вписался бы Гоголь с восстающей из гроба панночкой, не найдут приюта темно-багряные краски Мэри Шелли.

Некоторые сцены «Ведьмака» выглядели бы достаточно странно — если бы как сам Сапковский, так и CD Project Red с самого начала не заигрывали с явным постмодернизмом.
Так и приходится ограничиваться образами и эпохами, знакомыми нам по красочным историческим полотнам. Или, опираясь на них, домысливать путь великих культур, до наших дней не дошедших. Что было бы, не случись с персами ислама? Каким бы стал Рим, протяни империя на тысячу лет дольше? Как выглядело бы не задавленное протестантскими соседями испанское барокко? От этого и играем.

Потому что иной путь – это, извините, гавкозубы. Как бы они там не назывались.

***