Здоровенная черная штуковина. Глава 3.

Третья глава.
предыдущая глава.
12 июля. Гитарист.
Игорь с трудом разлепил веки и тупо уставился на белый, шершавый потолок. В голове гудело, перед глазами все медленно плыло, а руки болели. Сколько он пролежал в такой позе, он не знал. По ощущениям – не меньше двух недель, но на деле наверняка намного меньше. Наконец, сделав над собой невероятное усилие, он приподнялся и осмотрел себя. Кеды на ногах, красные местами, но целые. На джинсах он увидел несколько больших пятен с подтеками и множество мелких капель. Ремень был расстегнут вместе с пуговицей. Футболка была испачкана вся. На черном было плохо видно, но, судя по ощущениям, ткань настолько пропиталась, что потеряла всякую эластичность. Лица он не ощущал и поэтому предположил худшее, что смог придумать на тот момент. Руки были все в ушибах и царапинах.
Звонок мобильного телефона в кармане джинсов заставил Игоря вздрогнуть и негнущимися руками достать мобильник, с нелепой для его состояния улыбкой. Вызвана она была одной простой причиной: били, били, а трубу мало того, что не забрали, так даже и не разломали.
— Да? – прогнусавил Игорь в трубку.
— Дароф, Игорек, как жизнь?
— Дагмальна
— А что с голосом?
— Угадай с дгех гас
— Блядь, опять эти уебки чтоли?
— Ага
— Вот гниды!
Голос на той стороне трубки долго ругался и расписывал, что бы он сделал с этими сволочами, попадись они ему под руку. Игорь вяло поддакивал, понимая, что единственный действенный метод борьбы с этим отребьем – переезд. Они не перестанут гадить, даже если их самих так же избить. Они как гиены. Щелкать по одному их невозможно, потому что сами по себе они – никто. Жалкие, слабые и никчемные. Но вот когда собьются в стаю, сразу чувствуют себя героями. Каждый. Особенно когда нападают на одного в темноте.
— Слушай, я приеду сейчас.
— Де дадо
— Почему это?
— Подобу шдо Ига зейчас бгидед
— Разве вы не вечером собирались куда-то идти? То ли в кино, то ли еще куда?
— Ода сейдчас бгидед. Я ей збодил. Дольго што
— Хорошо. В любом случае я тебе еще перезвоню. Выздоравливай давай. Удачи!
— Удади
Игорь убрал телефон от лица, нажал на сброс и задумался. Каждый раз, когда он кому-нибудь врал, ему это не нравилось. Каждый раз, когда ему приходилось придумывать новую ложь, чтобы побыть одному, он чувствовал себя погано. Очень погано.
Ира не собиралась идти к нему. Правда заключалась в том, что вчера они поссорились, поэтому не собиралась она приходить даже вечером. Но если бы Андрей приехал, он обязательно поднял бы шумиху вокруг всего этого, такой уж он был человек. А шумиха и суета – последние вещи, которые Игорь хотел бы видеть сейчас.
Для него, пожалуй, это была та самая ложь во спасение. Спасение от шумихи, спасение от суеты, спасение от тесных палат в больнице, спасение от ежедневных визитов разных знакомых, спасение от неправильного примирения с Ирой после вчерашнего… Он не хотел всего этого.
Единственное, чего он сейчас хотел – это понять, что происходит. Почему люди, с которыми он сначала играл в песочнице, в прятки, в войнушку, в футбол, купался, лазал по деревьям, ел кислые ранетки, жег тополиный пух, катался на велосипеде и прочее, почему те, кого еще десять лет назад он считал своими лучшими друзьями вдруг все разом столь резко переменились? Почему теперь они нацепляют эти идиотские маски, ждут его вечером и избивают? Почему молчат? Почему не забирают ни бумажник, ни телефон? Чего они хотят этим добиться?
Постепенно эти рассуждения перешли в другую плоскость: «Каким образом я оказался на кровати?» Вопрос этот не был лишен смысла по одной простой причине – вчера, когда его избили, он остался лежать на асфальте. Обессиленный. Там же он и отрубился. А сейчас он лежал на своей кровати, в своей квартире. Усталый, голодный и грязный. Может кто-то из соседей затащил его? Увидел, узнал и втащил. Нашел ключ в кармане джинсов и смог открыть дверь. Но, постепенно перебирая своих соседей, Игорь все больше убеждался, что среди соседей на подобное вряд ли кто-то отважился бы.
Больше половины квартир в подъезде занимали старухи. Древние, усохшие и вечно недовольные всем, и поэтому вечно ворчащие. Некоторые из них еще могли передвигаться вне квартир, а некоторые – нет. Первые чаще всего торчали возле подъезда, обсуждая все слухи, сплетни и новости, которые знали. Игоря всегда поражала способность этого старушечьего сообщества к рождению новых и новых бредней. Любой маленький пустячок они умудрялись перевернуть с ног на голову, исковеркать, смять, залить грязью и возвеличить. И при этом – всегда оставаться исключительно при своем мнении, презирая чужие точки зрения. Девушка в мини-юбке – шлюха, собственные внуки – святые и не могут сделать ничего плохого никому, чужие внуки – дрянные дети, которых стоило убить при рождении, человек, здоровающийся с бабульками у подъезда – милейшее и добрейшее существо и так далее. После появления черного солнца они все, как одна заголосили, что это второе пришествие Иисуса Христа, и что нам всем теперь крышка. Даже если бы кто-то из них и шлялся по улице в тот момент, когда Игорь лежал на дороге и даже имей хоть одна из них силу, достаточную для того, чтобы дотащить его до подъезда, она бы не стала этого делать. Ведь он не был им ни родней, ни вежливым парнем из соседней квартиры.
Вторая половина подъезда была занята относительно молодыми семьями, где не было больше одного ребенка. Отцы утром уходили из дому, а возвращались ближе к вечеру, усталые и голодные. Возвращались в свой крохотный, уникальный мирок. И у каждого такого мирка был определенный запах. Проходя мимо двери, можно почувствовать его. Ноздри к нему быстро привыкают, когда входишь, но пока запах чувствуется – в кровь изливаются эндорфины. От осознания, что ты наконец-таки дома, что на тебя больше не будет орать этот тупица начальник, что больше не придется заниматься всякой фигней, что сейчас на встречу выйдет красавица-жена и чудесный сын или дочка. И у каждого дома свой запах. И снова – прокол, потому что вряд ли отцы семейств стали бы тратить время на не понять кого, когда дома их ждет горячий ужин и все остальное.
Одну квартиру сдавали какому-то старикану, но Игорь видел его от силы пару раз. Старик практически не выходил из своей квартиры. Оттуда не доносилось ровным счетом ни одного звука, хоть и разделяла их лишь тонкая стена.
Внезапно в коридоре он услышал чьи-то шаги, и в комнату вошла девушка. На вид ей было около 18-20 лет. Каштановые волосы падали на плечи, изогнутые на концах и гладкие, как у женщин из рекламы. Худощавое лицо ее все время незаметно изменялось, попеременно выражая то страх, то немое благоговение, то радость, то что-то неразборчивое.
— Здравствуйте, — тихо сказали она и подошла к кровати, — Вы меня, наверное, не знаете. — голос девушки выдавал ее волнение, — Меня зовут Рита… Я…
Девушка замолчала, как будто слова застряли у нее в горле. Игорь молча смотрел на нее.
— Это ды беня пдинесда сюда? – наконец, выдавил он из себя.
Рита медленно кивнула, потом поймала подозрительный взгляд на своих руках и поправилась:
— Я попросила помочь кое-кого из ваших соседей. Но нашла вас я, — она стала еще усерднее перебирать пальцами, — Я сейчас принесу вам блокнот и ручку, чтобы вам не приходилось напрягаться.
С этими словами она выскочила из комнаты, пробежала по коридору в прихожую, где чем-то пошелестела и так же быстро вернулась обратно, держа в руке блокнот и ручку. Игорь решительно ничего не понимал, смутно надеясь, что это галлюцинация или сон, что по большому счету являлось одним и тем же, но блокнот все же взял.
— Вы знаете, Игорь Леонидович, я ваша поклонница. Еще с тех самых пор, как вы стали выкладывать свои треки на форуме, я поняла, что вы – особенный, что вы пишете очень красивую, живую музыку, — Рита говорила быстро, чуть не захлебываясь словами, — Потом мне одна подруга рассказала, что знает, где вы живете и кто вы такой в реальной жизни, и я захотела взять у вас автограф лично. Ну и, может быть… — она снова замолчала.
Игорь посмотрел на нее, потом вывел в блокноте.
— Ты красивая.
Она покраснела.
— Но ты не сможешь мне помочь.
Он вырвал лист из блокнота и отдал его девушке. И тут же стал строчить что-то на втором: «Самой преданной из всех поклонниц Рите. С любовью. Петр Левшин»
Рита смотрела на него остекленевшим взглядом, было видно, что вот-вот она заплачет. И все же он приподнял руку и указал ей на дверь.
— Ты сделала все, что было в твоих силах, — прошептал он настолько разборчиво и отчетливо, насколько это было возможно в его положении, — А теперь мне надо просто отлежаться в тишине и покое. Не забудь запереть за собой дверь.
Первая слеза упала на ковер у кровати. Следом за ней последовали другие, но девушка закрыла лицо ладонями и медленно повернулась к выходу. Нет, она не ревела, как делают маленькие дети, выпрашивая у родителей очередную игрушку или что-то подобное. «Игрушку» она уже получила. Она не ревела, как ревут дети, когда больно падают, царапают коленки и локти, потому что царапина была легкой. Это были другие слезы, необъяснимые для нее самой.
Дверь хлопнула.
К вечеру того же дня Игорь «умер от истощения». Так было написано в официальном медицинском заключении. Труп обнаружила Ира, зашедшая вечером к нему, чтобы поговорить.
— Мозг просто выключился, — говорили доктора.
Последним сообщением, отправленным с его телефона было:
«Тебя я люблю»
Восходит над городом
Черное солнце.