Пациент. [повтор, незакончено]

И снова напоминаю о том, что я обещал это сделать. «Пациент» является логическим продолжением «Невидимки», так что без знания приквела читать «Пациента» лично мне кажется глупым.

Глава 1. Больница.

Сцена 1.

Дождь за окном шел, не прекращаясь ни на минуту уже третий день. В темной кухне за столом сидели два силуэта. И, хоть и был уже вечер, свет был выключен. Изредка они поднимали свои чашки и делали неглубокие глотки. Наконец, один из них решился нарушить тишину:
— Ты ему веришь? — неуверенно спросил он.
— А ты как думаешь? — насмешливо ответил второй, — Он клинически признанный параноик.
Первый замялся на секунду.
— А тебе не кажется, что его рассказ слишком… логичен?
— Послушал бы ты рассказы других параноиков, понял бы, что это их общая черта.

Сцена 2.

Из реальности сна меня внезапно вытолкнуло чувство связанности. Там, во сне, я чувствовал, что я связан здесь, в реальности, но при этом продолжал видеть сон. Из той реальности меня именно вытолкнуло, выкинуло сюда, в незнакомое место.
Первым сигналом к сомнению был запах — это был не запах моего дома, это точно. Я мгновенно напрягся и почувствовал на руках и ногах веревки. Они были закреплены так, что не давили на кожу сильно, но при этом совершенно не позволяли пошевелить ни рукой, ни ногой. Следом я обратил внимание на кляп во рту. И только после всего этого открыл глаза.
Оглядевшись, я понял, что нахожусь в белоснежной палате. Примерно так выглядели палаты психов во всяких фильмах. Мягкая обивка, никаких острых углов, все предельно стерильно на вид. Еще немного покрутив головой понял, что привязан я к столь же типичной, как и сама палата, койке.
А потом пришел страх. Где-то внутри меня зародилось ужасное состояние, поглотившее меня всего буквально в считанные секунды. Это была паника. Я стал судорожно дергаться, пытаться освободить руки, ноги, ну или хотя бы ослабить захват. Толку от этого всего, разумеется, не было.
Внезапно где-то за моей спиной раздались приглушенные шаги и щелкнул замок. Неясная фигура подошла со стороны головы, наклонилась над моим лицом. Это был некто в костюме доктора. В марлевой повязке и бумажной шапочке на голове.
— С добрым утром! — торжественно выпалил он мне в лицо, и тут я увидел шприц в его правой руке.
Через 10 секунд содержимое шприца растекалось по моим венам, а сам я постепенно проваливался обратно, в царство Морфея.

Сцена 3.

— Таким пациентам, как этот удается обманывать даже детекторы лжи. Даже последние модели, не ориентирующиеся на сердцебиение, а сканирующие непосредственно мозговую активность. Так вот, эти психи просто внушают себе измененную реальность. Они действительно верят в то, что говорят, — силуэт поднес черную чашку ко рту и, сделав большой глоток, откинулся на спинку стула.
Ненадолго в комнате повисло молчание, прерываемое лишь лязганьем дождя по железу подоконника.
— То есть мы крепко повисли в воздухе с этим парнем?
— Вполне возможно. С другой стороны, есть еще один интересный принцип. Принцип невозможности построить дом без кирпичей.
— Чего?
— Представь, что твою память перемололи в труху. А потом ты на основе каких-то базовых логических принципов начинаешь пытаться собрать все обратно. Но что бы ты не пытался собрать — оно все равно будет состоять из прежних составляющих.
— Хм…
— Что-то соберется верно, что-то соберется совсем неверно, что-то будет искажено, но суть-то останется та же.
— То есть ты предлагаешь залезть к нему в голову и пытаться разгадать, как оно там на самом деле было в прошлом?
— Судя по всему. Никаких других зацепок у нас нет. Одна мысль, хоть и маленькая, но у меня уже появилась.
— И какая же?
— Ты не задумывался, что за имя такое странное — Станя?
— Задумывался, но кто их, этих подростков разберет. Он ведь говорит, что это ее не настоящее имя.
— Даже если имя ненастоящее, оно является анаграммой от нормального имени «Настя».

Сцена 4.

Теперь писать удается только раз в несколько дней, когда на смене оказывается ТА сестра. Она всегда на меня так смотрит, будто мы знакомы с ней уже давным-давно. Но я прекрасно знаю, что я ее не помню.
Сегодня я решился спросить ее, почему она так странно смотрит на меня? Мы раньше не встречались?
И знаете что она сделала? Она закрыла лицо руками и выбежала из палаты. Я даже прощения не успел попросить. Но зато теперь я уверен, что она раньше меня знала. Вопрос только в том — откуда?
И я все еще не понимаю, почему они так любят держать меня в отключке. Когда просыпаюсь — постоянно ощущение такое, будто память стерли. Но потом минут за 5 все постепенно восстанавливается.
Все, мне пора.

Глава 2. Побег.

Эпизод 1.

Пронзительно голубое небо с ярким шаром, уже склонившимся над горизонтом. И там, в этой выси — ни облачка. И только редкие птичьи переклички нарушают тишину осеннего вечера на песчаном берегу маленькой речушки. Только в такие моменты можно по-настоящему почувствовать свое единение с природой. Можно почувствовать, что ты — всего лишь часть целого. Нечто ничтожное в своем стремлении к богатству, славе или чему-либо еще просто потому, что Вселенной это не надо. Обособляясь, отгораживаясь от понимания этого факта никто не выигрывает. Да, все мы уникальны. Но при этом все мы скроены по одному лекалу и в головах, по большому счету, у всех одно и то же.
Вы никогда не задумывались, наблюдая за мухой или пчелой, бьющимися в стекло, насколько глупым надо быть существом, чтобы целый час биться в одно стекло и даже не попытаться облететь его справа или слева, где окно открыто? А задумывается ли кузнечик, завидев Вашу руку над собой над тем, куда ему стоит прыгать или просто толкается изо всех сил, лишь бы упрыгать подальше? А паук, когда плетет паутину, ведет ли он расчет на вероятность попадания туда кого-либо?
Когда я был маленький — я любил наблюдать за жизнью «под ногами». За муравьями, пчелами, мухами, ящерицами, кузнечиками, пауками… Сейчас, после того, как я уже так долго слежу за людьми я могу с чистой совестью сказать, что зачастую люди ведут себя ни капли не умнее, чем кузнечики, наобум прыгающие подальше от опасности. Все, наверное, слышали историю про двух лягушек, попавших в кувшин с молоком. Но столь ли глубока эта история, ведь я могу рассказать другую.
Залетела муха как-то раз в квартиру. А вылететь — не может. Все бьется и бьется в стекло, а оно ну никак не пропускает. Потом отлетела чуть-чуть от окна и почувствовала движение воздуха. Пролетела по струе воздуха — и выбралась на желанную свободу.
А теперь вопрос: и кто прав? Лягушка или муха?
Этим вопросом я задаюсь себе, вовсе не чувствуя единения с природой. Пистолет мешает. Я не слушаю, что говорит фигура по ту сторону пистолета, я просто чего-то жду. И когда наступает нужный момент — я спускаю курок.
Громкий хлопок. Сильный толчок в руку. Тело падает на песок, песок начинает медленно окрашиваться в красный.

Эпизод 2.

Что делает паук, когда чувствует опасность поблизости? Что делает большинство насекомых, когда чувствуют, что поблизости их поджидает НЕЧТО агрессивное?
Правильно.
Они замирают.
Кто-то сейчас захочет спросить, кого я убил и за что? Но я отвечу, что всему свое время. Время это то, чего у меня теперь в достатке. Все время Вселенной находится в моих руках.
Мне теперь часто вспоминаются слова, написанные на бумаге. Слова о том, что на полной мощности эта штука может равноценно свести с ума или убить. У меня появилось достаточное число поводов к тому, чтобы сомневаться в том, что БЫЛО раньше. Что, как я думаю, было, но на самом деле этого могло и не быть.
И знаете что погано?
Сомнения.
Я сомневаюсь во всем. Я снова заперт и у меня нет АБСОЛЮТНО никаких средств к тому, чтобы развеять сомнения, роящиеся в моей голове. Поэтому мне приходится писать, чтобы хотя бы успокоить себя. Хотя бы немного.
Впервые за долгий срок я остаюсь на одном месте. Впервые я не слышу у себя за спиной крики и топот. Впервые я могу отдышаться и задуматься над тем, что произошло.
Еда и вода у меня пока что есть. Думаю, хватит примерно на неделю. Ручка, я надеюсь, не кончится, бумага — тоже. Ее мало, но я и пишу помалу из-за этой долбаной шавки. Укусила меня прямо за руку! Если бы не мой нож — наверняка разодрала бы все до кости и привела кисть в полную недееспособность.
А сейчас мне надо устроить себе в этой конуре лежак, чтобы спать не на голой земле.
Но перед этим — развести костер и поесть. Силы мне еще пригодятся.
Снаружи стрекочут сверчки и закатное солнце уже совсем слабо освещает мой новый, скудный быт.
Впервые за очень долгое время я могу сказать, что я один. И я замер, прямо как паук, чувствующий опасность. Знаете, почему они замирают? А знаете, каково это — пристрелить безоружного человека? А девушку?

Эпизод 3.

Снова вечер и снова сверчки.
Вот ведь что странно — сверчки они везд одинаковые. И всегда. Даже в вечер побега они были такими же. Каждый раз, когда они вечером начинают свое верещание, в мою голову закрадывается мысль, что этот день похож на миллионы других. Тех, которые были до него. Потому что если посмотреть из космоса — то именно так и есть. Каждый следующий день похож на предыдущий.
Но сейчас не об этом.
Тратить бесценные чернила в ручке на пустую болтовню вроде этой — слишком глупо. Каждый и без того знает цену своей жизни. И у кого-то эта цена выражается в деньгах, а у кого-то… Впрочем, не важно.
Итак, заброшенный гараж в заброшенном гаражном кооперативе. Отличное место, чтобы спрятаться от кого угодно. Да вот только уже ведь не ищет никто, а выйти все равно не могу. Дверь заело. Замок захлопнулся, хоть и был старым. Я уже все руки и ноги себе разбил, пытаясь эту сволочь хоть чуть-чуть сдвинуться. Нифига не сдвинулось.
Вот поэтому я сижу тут и пытаюсь понять, был ли в словах «сестры» смысл.
Когда мы сбежали и первые 2 дня прятались по лесам, она пыталась убедить меня в том, что она — моя кровная сестра.
Но у меня не было сестры! — восклицал я.
Была, — решительно отвечала она.
Тогда почему я тебя не помню? Ни тебя, ни всех этих твоих умопомрачительно милых рассказиков о том, что мы, якобы, в детстве вытворяли?
В такие моменты она неизменно замолкала. Было заметно, что она что-то скрывала. Она замолкала, а у меня не было большого желания допытываться до правды. Мне постоянно приходилось мастерить что-нибудь для задержки преследователей. Ловушки, капканы, обманки.
Как проще всего ввести собаку в неадекватное состояние? Сильно хлестануть ее по морде. Таким штукам нас учили в Агентстве. Как раз на случаи, подобные этим. Уходить от преследования, стрелять, закладывать взрывчатку. Нет, мы не были профессиональными подрывниками, способными за полминуты оценить устойчивость здания и, рванув лишь один заряд, превратить его в груду камней. Мы не были снайперами, способными отстрелить белке ухо на расстоянии в 3 км при шквалистом ветре.
Зато у нас была небывалая выдержка. Нас учили не атаковать сразу. Сначала дать жертве раскрыться. Находясь в обороне, внимательно следить за его атаками. А потом просто ждать, когда противник допустит ошибку, провоцируя его на совершение оной.
Черт, опять становится нифига не видно. Гребаная осень со своей хмурой погодой.

Эпизод 4.

Сегодня разглядывал свою руку. Точнее не руку, а шрам на ней. Длинный, идущий по диагонали от большого пальца к локтю, по тыльной стороне руки. Пока мы шарились по лесам медсестра рассказывала, мол, этот шрам у меня от того, что мы с ней как-то раз пошли на стройку. Ползали, лазили, ну и все такое. Дети же, сами поди такими же были. В голове — хоть шаром покати, здравого рассудка — нифига, а приключений хочется. С другой стороны я-то этого не помню и говорю это просто потому, что в моей памяти детство было безбашенным, но шрамов не оставило.
Так вот, шатались мы с ней по стройке, дурью маялись. А у меня любимое занятие было — раскрутиться с полупустой бутылкой газировки и потом ту выпускать. Газировка сначала взбалтывалась хорошенько, а потом, в один прекрасный момент, БАХ! и взрывалась. В тот раз, по ее словам, я переборщил с количеством воды, оставшимся в бутылке, раскрутился и, когда отпустил, самого меня лихо дернуло назад. Размахнулся рукой, ну и напоролся на арматурину. Стройка же. Потом был шок, беготня, много крови, заматывание руки в футболку, скорая помощь, больница, шов и много-много прочих неприятностей.
Повторюсь — я этого ничего не помню. Это она так говорит. Она говорит, что именно в тот день захотела стать врачом. Так сказать, мысль закралась в ее мозг из-за ощущения беспомощности.
Проблема только в том, что ни в прошлй раз с рукой, ни в какой-то там аварии, про которую из ее слов я вообще ничего не понял, ни сейчас, когда я оказался в психушке — она не смогла ведь помочь. Помочь именно тем, чем должна была.
А вот что помню относитеьно появления этого шрама я сам:
Был вечер. Осенний, темный вечер, примерно как здесь и сейчас. Скоро уже темно станет, надо быстрее писать. Так вот. Вечер был, осень. Листья, лужи под ногами, жухлая трава на обочине и облезлый лес через дорогу. Схема стандартная — двое спереди и один сзади. Хотя говоря «схема стандартная» я подразумеваю лишь то, что именно так все было со мной. Как это происходит с другими — я не знаю. Те, которые спереди тормозят меня и спрашивают стандартную белеберду вроде мелочи, телефона или закурить. В это время тот, который сзади подходит и бьет по голове чем-нибудь тяжелым. По крайненей мере план у них был точно такой. Проблема в том, что я слышу этого маленького засранца у себя за спиной и в нужный момент времени просто бью с разворота ему локтем прямо по лицу. Он падает на холодный асфальт и хватается за нос. Двое передо мной, слегка обескураженные, встают в боевые стойки и начинают меня запугивать. В нескольких окнах первых этажей загорается свет, появляются заинтересованные лица. Завязывается драка, типичная уличная потасовка, в которой все допускают ошибки. В итоге кто-то из этих двоих выхватывает нож и вспарывает мне руку от кисти до локтя. А потом они все встроем сбегают.
Кто-то из наблюдавших все это звонит в скорую и через 7 минут меня уже перевязывают внутри железной коробки, громко катящейся в больничку, где меня заштопают доктора.
Вот что я помню.
И вот сегодня я весь день разглядываю этот злосчастный шрам. И знаете что? Он не похож на щрам от ножа. У него ни разу не ровные края. Наоборот, они какие-то как будто рваные. Как будто я зацепился за что-то или же упал на что-то это «что-то» полосануло логтя до кисти. И чем больше я разглядываю шрам, тем больше сомневаюсь в правильности своего поступка.
Видите ли, в чем проблема. Судя по всему я офигенно легко внушим. Мне сегодня снилось, что я нахожусь в закрытой изнутри светлосерой коробке. В этаком большом кубе с гранью метра в 2, прочными стенами без единого изъяна и неясно откуда берущиимя светом. Ощущение было такое, что сами стены светятся. Я не знаю, сколько я там проторчал. Сначала долго просто сидел, а потом стал пытаться пробить стену. В конце концов не нашел ничего лучше, чем раздолбить себе черепушку об эти идеально ровные, белоснежные стены. Долбился долго, очень реалистично. А потом, когда увидел собственную кровь на стене, очнулся. Я стоял в гараже и долбился головой об стену. Неидеальную, неровную и с выступами.
Сегодня ложусь спать с вопросом: как доказать себе реальность реальности?

Глава 3. Другая сторона.

Запись 196.

Очередное унылое осеннее настроение.
Новость дня — Паук снова с нами. После трехлетнего затишья эта сволочь снова с нами, если можно так выразиться. Я понять никак не могу, чего он добивается? Зачем ему все это?
Со стороны судебной криминалистики он — больной. Объяснение простое, банальное и ни к чему не обязывающее. Ну то есть звучит так, как будто человек простудился и пошел убивать. А что? Болезнь у него такая, так что трогать его не моги ни Милиция, ни Прокуратура, ни кто-то другой. Официально в него нельзя даже стрелять! Вот где это видано-то вообще?
Я за делами Паука наблюдаю уже почти 7 лет. Он только за это время убил не меньше 20 человек и не меньше 7 отправил в дурку. И после этого — не стрелять? Такое ощущение, что я должен ловить его с леденцом-петушком вместо пистолета и рулоном туалетной бумаги вместо наручников, чтобы не дай Бог эта падла руку не поранила.
Схема — та же самая, что и в прошлые разы. Убил всю семью, кроме одного парня. Ну а у того, ясное дело башню сорвало, причем в куски.
Удивительно то, что этот парень, хоть и двинулся, но все же остался в уме. Выдумал себе какое-то Агентство, которое наблюдает за всеми подряд, выдумал какое-то подставное задание, людей… Говорят, такое бывает, что подсознание, видя то, как сознание начинает уплывать, начинает хватать бессвязные куски этого сознания и тасуя их, создает новую картинку жизни. Что-то вроде неправильно собранного паззла, да вот только дело в том, что неправильность сборки попробуй докажи. Этот парень сейчас лежит у нас в больничке, там же, где и его сестра работает. Собственно, их двое всего и выжило. Она выжила только благодаря тому, что ее дома в тот момент не было. Хотя вот этот момент — не похож на паука. До этого всегда он умудрялся выбрать или подстроить момент так, чтобы вся семья оказалась в сборе дома. А потом неделю издевался над ними, в итоге оставляя одного выжившего, как своеобразный трофей.
Началось все 7 лет назад. Тогда, именно тогда впервые была найдена квартира, вся в крови, и среди всего этого — мужчина лет 40, бормочущий что-то невнятное. Во время обыска квартиры была найдена камера, на которую все было запечатлено… Оттуда же стало известно, что этот псих зовет себя Паук. Почему именно это прозвище — неизвестно.
Мужчина в конечном итоге был признан абсолютно невменяемым, а материал кассеты отправился к нам, в ФСБ. У нас тут у всех волосы дыбом встали от увиденного. Как вспомню этот момент, муравейник целый по спине пробегает. А мне, как назначенному на это дело, все это потом доверили еще и анализировать. Каждый кадр надо было изучить, каждый звук и отзвук надо было слышать, слушать и вслушиваться. А смотреть и слушать — было что.
Наблюдать за тем, как мужик какой-то полуржавой стамеской, давясь слезами, раздробляет собственной жене коленную чашечку за то, что та пыталась освободить свой рот от кляпа, а потом здоровенным ножом срезает мясо с ноги, уходит на кухню и через полчаса возвращается с шкворчащей сковородкой… Так продолждалось 3 дня, пока не были убиты 2 дочери (15 и 18 лет каждой), сын (13 лет) и жена.
Я думал, я там сам рехнусь, на месте, пока буду смотреть все это безумие. Единственное, что из всего этого я почерпнул — это мысль о том, что простых угроз было бы недостаточно для того, чтобы муж вел себя таким образом, настолько беспрекословно выполняя все эти безумтсва.

Запись 199.

Парень сбежал. Вместе с сестрой. Она смогла его уговорить. Идея была изначально моей. Доктор сказал, что если продолжать его долго здесь, в больнице, у парня совсем укоренится то сознание, которое он себе сам сейчас выдумал, чтобы не помнить прошлого.
В результате, посовещавшись, мы решили, что сестра должна уговорить Дениса (так зовут Пациента) сбежать. Подготовить какой-нибудь хитрый план побега и осуществить его. Испугавшееся сознание практически любой план действий преобразует в гениальный само. Таким образом — у него появится повод доверять сестре.
Потом, когда они убегут, она расскажет ему все то, что она про него помнит. Надежда крохотная, но…
На самом деле вся эта история скорее напоминает страшный сон. Я просто не понимаю, зачем Паук это делает. Действия его не подходят ни к одному ныне известному психотипу «маньяков» Он явно делает это не для удовольствия. Как минимум не только для этого. Замысла его понять тоже никому не удается.
Все дело в том, что он не оставляет никаких значимых следов, а в жертвах у него не прослеживается абсолютно никакой логики. Страдали случайные люди, друг с другом совершенно не связанные. Богатые и бедные. Семьи с собственными детьми и с приемными детьми. В разное время, с разной длительность. Ощущение какой-то безумной, кровавой игры в паззл. На стол выложили только несколько фигурок из десятков, из-за этого они никак и не сочетаются, потому что слишком слабо отражают то, что происходит.
И вот еще, что интересно — никто из соседей ни разу ничего странного не заметил. То есть совсем ничего и совсем ни разу. Это — пугало.