Тихая серая ночь

— I'm so ugly, but that's okay, 'cause so are you...

Сломанное сердце и сломанные кости.
Однажды по утру ощущая.
В ожидании нового дня валяясь в постели, ощупывая языком кровавое нёбо.
Свет горит напротив в окне.
И пахнет газом вроде как.
Новый день придет.
И подарок принесет.

Шоколад с цельным фундуком.
Одна плитка, 37 рублей.
Размазанная от жары вязкая каша с купающимися орехами.
Гул воняющего телевизора. Где-то за стеной.
Благоухающая подруга на фоне — цветет и пахнет, разрезая густоту смрада белым шлейфом своей милой натуры.
Полдень.
Что за звук нам принесет?

Летающая вокруг зараза.
Микробы и вирусы.
В любое время года.
В любом месте.
Даже под одеялом.
В квартире, где пахнет газом.
Где летает небесное существо, разрезая собой всё это выдуманное пространство.
Может, просто счастлив?

Нет покоя покореженным.
Сломанные — бегающие.
Могу притвориться.
Посчитают странным.
Но принесут выгоду на заляпанном жалостью блюдечке.
Потешу острым ножом обмана свою страсть быть увиденным.
Пусть и на берегу несуществующего моря, тщетно пытаясь нарисовать небо своей единственной рукой.

Тихонечко зеваю.
Утро.
Бабочка уже давно раскрыла крылья света и ворвалась во взрывоопасное местечко.
И может быть, это не имеет смысла.
Но единственный глаз всё равно обрадуется.
И рука невольно потянется к ее благоуханию.
Понять сложно лишь одно.
Откуда столько газа в квартире, в которой нет НИЧЕГО, кроме нас двоих и шатающейся кровати?

Может быть, просто счастлив.
Со своими поломанными сердцами, что валяются под подушкой.
Сломанные кости грызут поломанные жизнью щенки.
И им вроде нравится вкус.
Вкус бытия поломанными щенками.
Ну-ка…
М-м-м-м!
Прекрасный смрад разъедающего внешнего мира ослепляет комнатушку, глаз перестает что-то контролировать, в голове рождается рой пчел…

Может быть, всё, что имеет смысл, — это быть покореженным.
Прятать свои части тела или раздавать — на вкус и цвет все кости разные, спросите щенят.
И сегодня днем моя светлая бабочка оторвала крылья и выбросила туда, в свет.
Подачка беднягам, которые, может, и в правду сломали себе кости о монолит этой смешной выдуманной нереальности.
Я достаю из-под подушечки сломанное сердце, надгрызаю чуток и засовываю обратно.
Скорее всего, просто счастлив.

Недостаточно холодно.
Стена газа уже как будто затрудняет движение по квартире.
Обильно танцую у окна. Надеюсь, соседи из другого дома увидят. Их свет из окна мне понравился.
Милые они люди.
При условии, что существуют.

Почему не могу ничего услышать?
Какие-то черные помехи на экране.
Мы уже можем показать свои лица?

Сломанные кости и сломанное сердце.
В этой попытке забраться наверх я почти ослеп.
Белое пятно на левом экране, на правом же мониторе какие-то черные помехи.
Вместо дурмана-телевизора вполне сойдет.

День прошел.
Подарка нет.
Наоборот: подарок ушел.
Но, как водится, обещал вернуться.

А под одеялом всё так же приятно тепло.
Тело купается в собственной опавшей коже. Чего только в этой кровати не найдешь!
Подушка пахнет медикаментами. Запах белой больницы. Синих халатов. Или зеленых.
Делают укол: «Сожмите руку. Сильнее сжимайте. Еще сильнее».
А ты уже уходишь туда.
Предположительно туда, где всё, в отличие от здесь, более реально.

В больнице не любят покореженных.
Там их или еще больше ломают, или заставляют думать, что всё в прошлом.
Этот красный укол и девятнадцать секунд в попытках сжать руку в кулак.
Что я слышу?
Почему здесь?
Пахнет медикаментами.
Прямо как моя подушечка.
И газ. Мне снится газ. Прямо сейчас.
Газ-медикамент.
Газ-спаситель.
Газ-Бог.
Он — единственное реальное существо здесь.
Помимо меня.

Обломанный в месте роста крыльев подарок не вернулся.
Шлейф от ее женской чистоты уже затянут смрадом жужжащего за стеной телевизора и прямым эфиром жизни прямо из окна.
Штаны, повешенные вместо занавески, не могут предотвратить этот глобальный OVERLOAD моего непокореженного нутра.
И черно-красные помехи на правом мониторе.

Не волнует, сколько зеленых лет.
Сколько волосатых детей в этой виртуальности.
Как часто свет убивает людей.
Вне моего интереса всё, кроме моей однокомнатной квартирки.
В которой в составе газа было замечено немного воздуха.

Бойся, если должен.
Бойся, если хочешь.
Мне, на самом деле, всё равно.

Вечер встречает оранжевым прожектором из окна предположительно реальных соседей напротив.
Кусочек протухшего сердца на ужин, запить костной мукой, за хорошее поведение — два грамма души через нос.
Кажется, счастлив.
Ох, дом, позволь мне придти домой.

Выкинул в коричневое окно черный сгусток потраченных впустую 37 рублей.
Осталось пара мух, но они не могут встать из-за обилия дурманящего их искусственный интеллект газа.
Быстренько умял их. Языком в нёбо.
Но есть кое-что, что ей я никогда не говорил.
А именно то, что всё это не имеет смысла.
Этот масштабный многопользовательский людской проект создал какой-то убогий мизантроп, ей-мизантропище.
Вот что я ей не промямлил.

Тихая серая ночь.
И кажется, что даже поломанные волки уже перестали выть снаружи. Впрочем, мои окна настолько качественны, что я ничего не слышу.
И почти ничего не вижу. Думаю, виноваты тоже окна.
Я такой исковерканный уродец.
Но это нормально. Ведь ты такой же.
Субботнее утро — всё, чего я жду.
И за это благодарю своего милого мизантропищу.

Ночью дышать стало нечем.
Окно в виртуальную нереальность никак не хотело открываться.
Стучал по нему, бросал сердцами, даже ботинок снял — качественное окно.
И предположительно реальные соседи, наверное, смотрели на меня и орали своими покореженными глотками, изображая огромную степень удовлетворения в виде якобы смеха.
Даже если мои соседи в том доме реальные, то они такие уроды.
Но, в общем, это ничего. Потому что я такой же.

Сломанное сердце и сломанные кости.
Записка, приклеенная на слюни.
Оказывается, окно-то липкое… и гнется… засасывает…
Или всё же газа вокруг меня слишком много?
Но записка.
От той самой выскочившей из моей мини-виртуальности бабочки-подарка.

«Привет.
Пока.
Будет тяжело, но легко.
Придумаешь сам, как такое возможно в этом глупеньком выдуманном мирке.
Потому подарок от твоего обескрыленного подарка.
Начинать никогда не поздно.
Поздно лишь не начинать.
Оставлю одну штуку.
Больше вряд ли потребуется.
Алгоритм этой игры знаешь: берешь в рот этот элегантный агрегат успокоения, зажигаешь, вдыхаешь-выдыхаешь.
Можешь даже попробовать успеть сжать руку в кулак.
Пока окончательно не успокоишься от этой пустой для тебя утраты.
Не меня, а вообще всего.
Прощаюсь навсегда!»