Писанина. «Псина».

(Тут был Flash-плеер, но с 2020-го года Flash не поддерживается браузерами)

— Твой враг — я. И поверь — лучше бы против тебя восстал сам Сатана. Но не я.

Листок, пожелтевший и хрупкий, с резким порывом ветра оторвался от ветки. Оторвался легко и изящно. Мало кто из проходящих мимо людей это заметил, а кто и заметил – не предал этой мелочи большего значения, ведь слишком обычное это было изящество, слишком обыденное чудо. Но листок, подхватываемый всполохами ветра, продолжал лететь несмотря ни на что, именно лететь, а не парить. Кажется, у листка была мечта, к которой он стремился всю жизнь, ради этой мечты он вырос, набирался влагой и засох, чтобы ветер сорвал его с дерева и в головокружительном потоке вознёс к небесам. И небеса были прекрасны – осень, конец сентября, начало «бабьего лета». Почти вечер, и весь небосвод налился мягкими оранжевыми тонами. Листок затерялся на фоне неба и вдруг появился. Опять никто из проходящих людей не заметил листка, кроме… кроме Насти, маленькой, очаровательной Насти, она стояла и затаив дыхание, смотрела на листок. Как он летит. Парит над землёй. И стелиться на уложенный из таких же листков желтовато-грязный ковер.
— Как красиво, — застыв на месте, беззвучно прошептала Настя.
Действительно – это было красиво, мало ли кто заметил это. Ведь всё было слишком обычно. Ветер подул сильнее, и все листья на старом могучем дереве – все до последнего! – взмыли вверх, закружились в своём собственном вальсе, они неслись, гонимые ветром и мечтой. У каждого листка была мечта – Настя знала это. Мечта когда-то воспарить. Почувствовать, как мир расстилается у тебя под ногами, поймать это чудесное мгновение. «Эх! – подумала Настя. – Я тоже хочу взлететь!» Желание было таким сильным, что Настя будто бы почувствовала, как ноги отрываются от покрытой тысячами листков земли. В этот момент девочка растворилась в дожде из золотых бабочек.
— Хэй, Настька! – Настю кто-то столкнул с ног и громко расхохотался. – Жопа да бантик!
Щербин подождал, пока Настя не поднимет свои наполненные слезами серые глазки на него, и дал ей пару раз по лбу.
— Ха-ха! Лежи-лежи, Настька!
— Ты плохой! – жалобно отозвалась Настя, потирая ушибленное колено. Лоб тоже болел – сильные удары были у Щербина – но держаться сразу за два гудящих болью места Настя не могла.
— Лежи-лежи! А то совсем побью, дура! – Щербин, продолжая гоготать, побежал вперёд, к своим друзьям-одноклассникам.
Настя продолжала сидеть на холодном и жёстком асфальте, заливаясь горькими слезами. Щербин её доставал везде – бил, бил и ещё раз бил. Ни к какой девочке в классе он более не приставал, но Настю при каждом удобном случае награждал тумаком, щелбаном, подножкой. И никто не собирался останавливать негодяя. Ни учителя, ни никто не было ещё. Сын богатеньких родителей мог позволить себе всё и в качестве груши отыскал себе бедную Настю.
— Настя, что с тобой?
Девочка посмотрела на школу, из главных дверей которой выходили оставшиеся после второй смены школьники. На лицах всех сверкали улыбки – а почему бы не сверкать, ведь уроки-то кончились. У каждого ученика были свои проблемы, свои заботы, свои дела. И никто не мог пару минут уделить девочке с красивым, но уже измазанным землёй бантиком на голове, с красивым, но также испорченным платьицем. Все только оборачивались на сидящую на асфальте плаксу и старались побыстрее прошмыгнуть мимо неё к выходу из школьного двора. Родителям, которые пришли, чтобы забрать свои младших чад из начальных классов, тоже не хватило мужества помочь Насте. Все видели, как её избил Щербин, все.
— Настя.
Наконец девочка услышала голос. Он доносился сверху, и Настя подняла голову. Над ней стояла Мария Петровна, классная руководительница 7«б» — класса, где училась Настя.
— Щер… щер… — Настя не могла выговориться из-за рыданий. – Щер…
— Щербин, — закончила Мария Петровна. – Так ладно. Давай, бегом вставай и домой. Давай, живо.
Классная руководительница чуть ли не за шиворот подняла Настю и пихнула рукой в спину, чтобы девочка пошевеливалась. Не дай бог бедной женщине разбирательства с родителями Щербина, не дай бог!
Настя, утирая сопли и слёзы рукавом куртки, поправила портфель и быстрым шагом вышла из школьного двора.
— Настька! – крикнул откуда-то Щербин. – Сука!
Девочка быстро направилась домой, зарыдав ещё громче. Обогнав других школьников, Настя быстро-быстро перешла дорогу и пошла через дворы к своему подъезду. Путь шёл через строительную площадку, где уже полгода молчат инструменты и куда тех же полгода не приходят рабочие-строители. Заброшенное и опасное место, особенно для такой маленькой девочки, как Настя.
Щёлк-щёлк-щёлк! – стучали по асфальту маленькие каблучки.
— Эй, Настька! – раздалось со спины. И ещё три голоса друзей Щербина.
— Да, ты!
— Ха-ха, Насть. Что ты тут делаешь?
— Хэй-хэй!
— Ловите её, пацаны! – приказал Щербин своим цепным псам и трое уже больших для своего возраста ублюдка – Канин, Енотов и Щёголев – ринулись за Настей. Девочка взвизгнула и бросилась бежать, но её быстро поймали.
— Отпустите, пожалуйста! – взмолилась Настя, выронив портфель из рук. – Пожалуйста! Я хочу домой! К маме! К папе!
— Ага, сейчас отпустим! – рыкнул Щербин и кинул своим друзьям. – Тащите её туда пацаны!
Двенадцатилетние бугаи потащили брыкающуюся Настю на стройку, к одному из недостроенных зданий.
— Тут не видно будет? – спросил Щербин, оглядывая прибежище – подсобку под недостроенным зданием. Голые стены из грубого и холодного кирпича так и хотели задавить Настю.
Девочка рыдала, обессилено повиснув на руках ублюдков-семиклассников.
— Ты уверен, что ничего не будет, — Енотов задумался, — такого?
— Да что такого! – возмутился Щербин. – Я от Серёги всё узнал, всё нормально будет.
— А если что? – прикинул Щёголев.
— Если что – родители отмажут, не бойся. А ты, — Щербин обратился к Насте, к её источающему неподдельный страх и ужас лицу, — будешь молчать, шлюшка. Миш, где скотч.
— Держи, брателло! – Канин протянул припрятанный в кармане рюкзака моток липкой ленты.
— Прекрасно! – Щербин оторвал кусок скотча и заклеил Насте рот. – Разворачиваете и раздевайте!
Настю резко развернули к кирпичной стене, прижали всё её тело к ней, прижали так сильно, что выступающие наружу мелкие куски бетона до крови царапали и впивались в кожу на лице. Сняли куртку. Чьи-то руки резко дёрнули платьице вниз. Настя захныкала.
— Молчи, сучка! – скомандовал Щербин Насте. – Тебя ещё на троих должно хватить. И… идиоты, трусы вообще-то тоже надо снимать.
Канин послушно стянул Настины трусики вниз, оголив маленький чистенький зад. Настя почувствовала как в промежности прошёлся ветерок. Стало необычайно холодно.
— О да! – процедил сквозь зубы Щербин, глядя на открывшуюся картину, сам раздеваясь по пояс. – Держите её крепче, пацаны. Сейчас только свою штуку быстро смажу…
Через минуту Настя почувствовала, как её ягодицы гладит рука Щербина, затем проходит между ними в промежность, кончики пальцев дотрагиваются до клитора, до влагалища.
— Ух ты ж, пацаны! Прям тут и кончу сейчас! – Щербин засмеялся. Вместе с ним и его друзья. Перестав смеяться, Щербин быстро впился своими грязными пальцами в гладкую чистую кожу на талии Насти и… толчок! – тело маленькой девочки пронзила нестерпимая боль.
Щербин бросил звериный клич и стал двигаться быстрее…
Прошло ещё немного времени – после Щербина к делу приступил Канин. И все остальные. Всё время Настя смотрела в маленькое окошко над собой, где по светло-оранжевому небу проплывали перистые облака. Всё время Настя истошно кричала, но крепкий скотч приклеенный на рот не давал никому услышать этот крик маленькой девочки.

— Настя, что произошло? – недоумевала мать.
— Я просто с подружками решила погулять по стройке и упала случайно. Поранилась. Меня повели к Зине домой и там рану обработали…
Мать со строгим видом смотрела на своё чадо – измазанное в грязи с заплаканными глазами, растрёпанными тёмно-желтыми волосами чадо.
— Ладно, — ответила на рассказанную историю мать, догадываясь, в чём состояла подлинная история. – Иди купаться и ложись спать – завтра у тебя же первая смена. И… портфель где?
— Забыла у Зины.
Мать ушла на кухню, оставив Настю в прихожей одну. Девочка заглянула в зал, где на диване спал папа. Настя очень, очень сильно любила своих родителей и не хотела, чтобы с ними что-нибудь случилось. Поэтому и соврала маме, как и сказал Щербин. Он пообещал убить родителей Насти, если она расскажет обо всём том, что случилось на стройке, а саму её он пообещал «трахать каждый час каждого дня».
— Иди купаться, Настя, — сказала мать с кухни. – Настя!
— Иду-иду, мамочка.
Настя пошла в ванную. Зашла. Закрыла дверь на засов, включила воду. Проверив температуру воды, Настя переключила душ и залезла в ванну. Всё тело маленькой девочки было покрыто царапинами, ссадинами, порезами. Какие старые, какие новые. Всё это сделал Щербин, ну ещё его друзья – три здоровых семиклассника-бугая. Помниться, однажды Щербин принёс в школу зажигалку и прожёг Насте мизинец на правой руке, пока девочку держали трое подонков. Конечно, никто шуму поднимать не стал.
Пётр Щербин пришёл к ним в школу в начале этого года и сразу же установил свою собственную иерархию порядка в классе да и почти во всей школе. Настю он начал терроризировать сразу же, как пришёл.
Тёплая вода стекала по телу к промежности, которая болела, и достаточно сильно. Настя дотронулась до влагалища кончиками пальцев, и даже это, казалось, незаметное прикосновение отозвалось тупой болью.
Вместе с водой по телу стекали кровь и слёзы.
Настя плакала, вспоминая случай на стройке ещё и ещё раз. Память безостановочно прокручивала эту подсобку, эти три морды. Не людей, а тварей.
Почти час Настя провела в ванной. И в течение всего этого часа по ногам не переставая струилась кровь. Много крови.
Хрупкий листок опустился на землю. И был раздавлен.
Ночью, когда Настя спала крепким сном, её родители о чём-то разговаривали на кухне при свете одного только светильника.
— Пять… шесть… — считал отец стопки денег, — семь… восемь… девять… десять! Десять тысяч рублей! Алла, ты хоть представляешь себе такое, а?
Отец тихо засмеялся.
— Коль, я не думаю, что это хорошая идея…
— Какая идея, Ал? Нас Щербины завалят, а так – деньги, прибыль.
Алла скосила взгляд на поцарапанный стол.
— Она всё же наша дочь.
— Господи, Ал. Ты не понимаешь. Наша семья на мели, так что пуская этот… как его… Пётр, да. Пускай пока имеет Настю по самое не хочу, главное, чтобы деньги платил. А то эти листики с неба не падают!
Отец наклонился к деньгам и принюхался.
— Да. Хорошо, — согласилась Алла.

Утром было холодно – сентябрь не желал прихода «бабьего лета», поэтому всё больше нагонял тучи, они плотной стальной завесой закрыли небо, не оставив даже самого маленького луча солнца. Ветер выл, ветер ревел, гоняя по улицам, по дворам, по дорогам слетающий с мусорок мусор – пакеты, листы. Гонял ветер по асфальту сигаретные бычки, мелкие камни.
Настя поежилась. Полил дождь. Капли его были мелкие и острые, будто и не капли вовсе, а иглы.
«Завтра ещё что-нибудь придумаю», — сказал вчера Щербин, в это время как его друзья тупо улыбались и надевали штаны.
Девочка как раз проходила мимо стройки. Взгляд не мог не остановиться на том самом недостроенном здании. Где-то внизу живота остро кольнуло.
«Раз-два, раз-два!» — вспомнился Насте весёлый голос Щербина, когда последний из трёх подонков, Енотов, засовывал ей в задницу член. «Раз-два! Раз-два!»
Настя кинулась бежать. Страх и паника охватили её. Кошмар гнался за Настей – эти три здоровых бугая – они уже настигли её! «Нет!» — кричала Настя. Она продолжала бежать сломя голову через дворы, арки, подворотни… Встречающиеся люди смотрели около секунды вслед, пожимали плечами и шли дальше. А Настя бежала, бежала изо всех сил, задыхаясь, кашляя. Воздух и так холодный стал обжигающе ледяным, как наждачная бумага он царапал по лёгкие. Как грубый камень стены царапал вчера лицо. Наконец ноги на что-то наткнулись, и Настя упала на асфальт, порвав колготки, ободрав в кровь колени, локти.
Листок-листок. Он оторвался от ветви и, так и не воспарив, упал.
Плач маленькой девочки слышали многие. В тоже время – никто. Все дома, все подворотни, всё вокруг – внезапно стало глухим. Со стального неба продолжали падать капли. Сентября окрашивал вчерашний прекрасный осенний мир «бабьего лета» в тёмные серые тона.
Настя поднялась и сквозь слёзы осмотрелась – где она? Она раньше никогда не бывала здесь, хотя живёт в этом районе давно. Всю жизнь. Но этот двор не видела ни разу.
Гав! – раздалось где-то. – Гав!
Испуг схватил Настю за горло – собака! Наверное, страшная, дворовая собака, о которых рассказывают детям – как эти собаки до смерти загрызают детей, когда те бездумно прогуливаются по пустым дворам, улицам. Настя чувствовала – вот-вот из груди вырвется пронзительный крик. Страх подступал к ней как хитрый хищник.
Гав!
Из угла подворотни, через которую Настя забежала во двор, вышел пёс. Приятный, ухоженный пёс с ровной походкой, со светлой шёрсткой, с чистым лицом. На нём светились два голубых огонька. Он совершенно не хотел причинять Насте зла. Пёс сел перед ней и завилял хвостом, звонко гавкнув.
— Привет, — сказала Настя, в её голосе послышалась дрожь. Страх всё ещё не проходил.
Пёс привстал и положил передние лапы на грудь девочке, от чего той стало невероятно тепло, невероятно приятно. И не было этого дождя и стального небо, не было вчерашнего дня. Подсобки, Щербина, Енотова, Канина, Щёголева – ничего не было. Были только солнечные лучи, всполохи ветра и срывающиеся с дерева тысячи золотых бабочек. Было только окрашенное в оранжевый цвет небо.
— Ты хороший, — улыбнулась Настя, и пёс легонько ткнул в лицо девочке носом.
— Ай, щекотно! Пёсик, а ты знаешь отсюда дорогу?
Гав! – ответил пёс, опустился на четвереньки и повёл девочку прочь из страшного двора, олицетворявшего все кошмары, который только случались в жизни Насти.

Утренние сентябрьские сумерки чуть рассеялись.
— Ну, всё. – Настя вошла в школьный двор, присела рядом с псом. Во всех окнах трёхэтажного здания горел свет, в кабинетах уже сидели ученики и шли первые минуты первого урока. – Я немного опоздала.
Пёс пролаял что-то, мимо проходящий человек назвал бы это бесполезным гавканьем, но Настя знала, она чувствовала, что пёс желает ей удачи. В этот день. Во все остальные дни.
— Ну, всё, я пошла. – Девочка потрепала пса по голове.
— Валентинова! – крикнул появившийся на крыльце школы охранник – сорокапятилетний Дмитрий Иванович. – Уроки уже идут. Пять минут как! Давай живо в школу!
Настя посмотрела на охранника. Смотрела несколько секунд. Во взгляде Дмитрия Ивановича что-то изменилось. Он видел нечто странное. Валентинова, присев на корточки, с кем-то разговаривала…
— У меня уроки, пёсик, мне надо идти.
Пёс приуныл и заскулил, прижавшись к Насте. Не уходи, я знаю, там опасно. Всегда было опасно – а сегодня особенно. Не уходи туда, не уходи! Я не хочу, чтобы тебе причинили боль.
— Мне пора, пёсик, — наконец сказала Настя, но пёс не отпускал её. Он ни рычал, ни лаял, ни тянул Настю назад, ухватившись пастью за край куртки. Он просто сидел рядом, положив голову на плечо маленькой девочки.
Настя встала и ушла, а пёс продолжал сидеть на том же месте. Словно и не уходил оттуда никогда.
— Извините, — сказала Настя, подойдя к крыльцу, не заметив, как лицо охранника стало бледным. – Просто там пёсик такой милый. Он такой добрый, меня проводил до школы и…
— Быстро, — с некой неуверенностью в голосе сказал Дмитрий Иванович, и Настя прошла в двери школы. Охранник продолжал стоять у дверей. Он судорожно глотал наполненный холодной влажностью воздух. Волнение стучало в висках, вместе с ним, в унисон, стучали капли дождя об асфальт, об железный слив. Дмитрий Иванович был сражён ужасом – тихим, незаметным, но сильным, от которого сознание вот-вот может быть схвачено безумием. Он видел это снова и снова в своей памяти. Рядом с Настей не было никакого пса. Девочка гладила пустоту. Охранника пробила дрожь, и он как можно проворнее прошмыгнул в двери школы, боясь, что ужас на школьном дворе настигнет его.
Пёс тем временем подошёл ближе к крыльцу, сел и начал буквально сверлить своими голубыми глазами широкие тяжёлые железные двери школы. Люди, проходившие мимо, видели вместо пса только пустоту, которую насквозь пронизывали острые капли сентябрьского дождя.

Воздух сгущался, воздух душил. Настя начала чувствовать себя нехорошо ещё с начала второго урока. Она думала, что это недомогание скоро пройдёт, но прошло уже десять, а потом и двадцать минут, как простая тошнота сменилась на нечто более неприятное. Голова была будто залитая раскалённым металлом, в ушах неприятно звенело, к горлу подкатывал ком, в животе что-то бурлило. Настя начала окидывать испуганными глазами кабинет. Среди стройных рядов парт и таких же стройных рядов спин остальных учеников, Настя искала выход. Да, настолько было нехорошо девочке, что даже сознание помутилось – Настя с трудом понимала, где находится.
А воздух тем временем всё сгущался и сгущался. Воздух окружал Настю. Как стены, так похожие на стены в подсобке…
Настя издала беззвучный крик. В самом низу живота, между ногами, внезапно стало мокро.
— Итак, это вам понятно, дети? – в густом и душном пространстве класса прозвучал голос Елены Юрьевны. – Точно?
И все учеником практически хором ответили: «Да».
— Елена Юрь… — хотела обратиться к учительнице Настя, как её вырвало на пол. Сосед по парте – Рома Лодкин – со скоростью электрического заряда отпрянул от своей соседки, опрокинув свой стул и повалившись на сзади стоявшую парту с двумя семиклассницами – Зоей Бобриковой и Инной Измаиловой.
— А, Рома! Ты что делаешь, гад? – заявила Зоя, когда Лодкин по несчастью наступил девочке на ногу.
— Я… да вы поглядите! – вскричал Рома. Все как один уставились на Настю, которая лежала на полу в луже собственной рвоты и крови.
Шквальный смех обрушился на девочку. Настя закрыла руками лицо и, с неимоверной силой протолкнувшись через толпу, выбежала из кабинета. Следом за ней – нет, не учительница – Щербин, с двумя своими цепными псами. Третий спал – даже громкий смех тридцати детских глоток его не разбудил.
Настя шла к туалету. А самой двери её остановил Щербин, крепко схватив девочку за локоть.
— Ты куда?
— Туда. – Настя, опустив измазанное во рвоте лицо, указала на дверь в туалет.
— А… — Щербин обратился к своим друзьям. – Пацаны, развлечёмся?
— Ну да, — согласился Канин. – Давай.
— Хм. Енот, дай свой платочек носовой.
Енотов протянул Щербину платок.
— Лицо покажи! – приказал Щербин Насте, ухватив девочку за подбородок. – Не хочу пихать в тебя, пока ты такая грязная. – И вытер рвоту, бросив платок на пол.
— Пошли! – сказал Щербин. – В туалет. И готовь свой миленький ротик.
Настя встала на месте.
— А ну пошла, шлюха! – Щербин хлёстким ударом влепил Насте пощёчину. – Ты же теперь настоящая блядь! А ну пошли.
— Нет… — прижав ладонь к горящей щеке, прошептала Настя.
— Давай-давай! Ты сегодня ещё к моему папке поедешь. Он тоже тобой заинтересовался.
— Нет, — более твёрдо произнесла Настя.
— Сука! – Щербин влепил ещё пощёчину – посильнее. – Держите её, пацаны. Прямо тут отымею её дивный ротик!
Енотов и Канин схватили Настю, поставили на колени перед Щербином. Тот принялся расстегивать ремень.
— Эй! Ты, ублюдок! – раздался в конце коридора басистый голос. Все трое отшатнулись, а Настя, практически без сознания, повисла на руках своих одноклассников.
— Что тебе, козёл? – спросил Щербин.
Из конца коридора вышел высокий Константин Сизый – старшеклассник, грозный и справедливый дежурный.
— Ты что собрался делать с ней, подонок! Мажористая тварь! – Сизый быстро подошёл к Щербину. Щербин даже ничего не успел сказать, как Сизый, приложив руку к затылку семиклассника, впечатал его лицом в стену.
— А, сука! – заревел Щербин. – Сука ты, сука! Шалава! Мразь!
Всё лицо в крови. Посреди него красовался сломанный нос.
Щербин полез на Константина с кулаками, но Сизый просто ещё раз врезал семикласснику. Щербин заплакал. Енотов и Канин смылись с этажа ещё с начала этой короткой драки, бросив Настю на полу.
— Увижу тебя рядом с ней ещё раз – пеняй на себя! – пригрозил Сизый Щербину.
— Да я, сука, приду и убью тебя. Понял, сука! – Щербин продолжал плакать. – Убью, блядь! Убью! – Он убежал из коридора.
Сизый присел к Насте и взял её на руки. В этот момент из кабинета, где шёл урок, вышла Елена Юрьевна.
— Её надо отвезти домой, — сказал Сизый. – Немедленно.
На следующий день, когда Настя осталась дома из-за недомогания, Щербин пришёл в школу с револьвером «Кольт Питон». Во время третьей перемены, в шумном коридоре громыхнул выстрел, и пуля калибра «357 магнум» навеки похоронила Константина Сизого. Хватило и двух часов, чтобы богатенькие родители Щербина замяли всё произошедшее. В этот злополучный день Сизый по трагическому стечению обстоятельств просто неудачно упал.

Всегда Насте дорога в школу казалась трудной и длинной. В этот год такое ощущение усилилось – с каждым новым днём Насте всё больше не хотелось идти в школу, где Щербин с его дружками будет над ней издеваться. Не хотелось Насте идти в школу ещё потому, что у неё не было друзей. Настя была одинокой девочкой, она боялась общества, боялась собственного класса, каждого одноклассника, каждую одноклассницу. И за это Настя негласно приобрела статус «отброса». Её не замечали. Если замечали – дразнили или били.
Настя не была уродиной – для своего возраста она была достаточно красивой. Настя не была глупой – на уроках отвечала нормально, твёрдая хорошистка с задатками на отличника. Но только из-за того, что она сторонилась толпы, толпа решила сделать из маленькой девочки козла отпущения. Толпа не любит сторонящихся.
Но сейчас путь в школу казался Насте не таким трудным. Он казался ей прекрасным и лёгким, как прогулка с родителями по центру города. Бездомный пёс, который встретил Настю в том неизвестном дворе, бодро шагал рядом с маленькой девочкой. Настя болтала со своим другом, а он задорно лаял в ответ.
— Знаешь, мне иногда снится такой сон… ну… мне кажется, что я лечу. Это так прекрасно, пёсик. Чувствуешь – вот нет земли под ногами, и ты летишь.
Гав-гав!
— Тебе тоже снятся такие сны? – удивлённо спросила Настя. – Ух ты! Расскажи! Мне так интересно!
Пёс вилял хвостом и гавкал. Им вместе было очень хорошо – крепкая дружба, которую ничто не в силах разорвать. За Настю пёс стоял горой, никто из одноклассников не решался даже подходить к девочке, когда рядом находился её защитник. Как вчера, когда Щербин решил подойти к Насте. Семиклассник был уже в двух шагах от девочки, как невидимый ни для кого пёс буквально появился из воздуха, встав между Настей и Щербиным.
— Какого хрена?! – Щербин встал на месте. Обнажив свой по-настоящему волчий оскал, пёс зарычал. Его мягкая шёрстка в миг погрубела, стала буро-коричневой. Лапы чуть вытянулись, обросли мышцами, по которым бугрились вены. Морда увеличилась. Голубые глаза налились кровью и яростью. Над Щербиным возвысился монстр. Демон, один только взгляд которого мог убить.
— А, чёрт! – в панике закричал Щербин. – Нет! Нет!
Демон заревел, острые длинные клыки блестели в свете ламп.
— Что с тобой, Петь? – спросила какая-то ученица, пытаясь угомонить испугавшегося Щербина.
— Вот же! Вот! – Щербин тыкал на Настю пальцем, плюясь и ругаясь. – Эта сука со своим пёсиком!
— С каким пёсиком? – спросила ученица. Кроме Насти напротив Щербина никого не было.
Щербин мог поклясться – он воочию видел демона, огромного, мускулистого, с пылающими адским пламенем глазами, с огромными окроплёнными клыками. С пастью настолько огромной, что демон мог проглотить Щербина целиком.
Кроме семиклассника и собаки и демона никто не видел.
После этого случая Настя рассказала псу, как издевался над ней Щербин. Пёс сказал, что в обиду он Настю никому не даст.
— Только ничего не делай с Петей, он хороший, просто показывает себя плохим.
Пёс пролаял.
— Пришли, пёсик! – Настя зашла во двор школы, а пёс остался сидеть за оградой. – До вечера, пёсик!
Настя исчезла в толпе школьников, исчезла в больших железных дверях здания. Пёс ждал, иногда давай о себе знать лаем.

Начался первый урок. Но не как обычно. На физику пришёл не Евгений Анатольевич, а Мария Петровна. Попросила класс немного помолчать. В возникшей тишине классная руководительница сказала, что вся семья Щербиных была убита.
Сегодня ночью каждый член семьи – Павел Щербин-Соколовский, Людмила Щербина-Соколовская и сам Пётр Щербин – был зверски загрызен, настолько, что о целых фрагментах тел не могло быть и речи. Куски разорванной кожи, мышц, разгрызенные кости лежали по всей квартире. Прибывшие на место преступления оперативные работники сказали, что эту квартиру впору было назвать адом.
Настя не знала, как она должна была повести себя при такой новости. Но где-то в глубине души, в самых тёмных ей уголках, в самых потаённых местах Настя была безумно рада. Это было упоение от смерти Щербина. Упоение, не знающее себе более высокой радости.
Пёс на улице за оградой сидел и гавкал, ожидая, когда выйдет Настя.

Канин открыл дверь и зашёл в квартиру.
— Ма! – позвал мальчик. – Па!
Тишина.
«Здорово! – подумал Канин. – Родителей дома нет! Чудесно!»
Мальчик скинул портфель, разулся, снял куртку и бросил её в шкаф, не повесив на крючок. Прошёл в свою комнату, переоделся в домашние вещи, включил компьютер. После этого забрал из прихожей портфель, положил на кровать, открыл и достал какой-то толстый журнал. Канин слегка улыбнулся и пошёл в ванную. Перед тем, как зайти, мальчик проверил, точно ли квартира пуста, вошёл и закрыл дверь на щеколду. Положив раскрытый журнал на пол, Канин сел напротив него на край ванны.
— Ну-ка, ну-ка… — шептал Канин. Вспомнив, как он трахал эту потаскушку в подсобке, мальчик чуть ли не захлебнулся от массивного прилива эмоций. Чистенький белый задок в его руках. Мягкий, упругий…
После мастурбации, о которой Канин мечтал с самого первого урока сегодня, мальчик отправился на кухню за чем-нибудь съестным. Колбаса, сыр, хлеб. Сделав себе ещё и чай, Канин уплетал сделанные им самим бутерброды так, будто не ел месяцами. Оставив грязную посуду прямо на столе, Канин отправился к себе в комнату за компьютер.
Усевшись по удобнее перед монитором, Канин первым делом зашёл в Интернет, в особенности в ICQ. Почти все контакты горели зелёным, кроме одного – sherbin_poytr.
«Привет!» — пришло сообщение от julia_megagirl – то есть Юля Трескова. Канин знал, кто такая Юля. Высокая, стройная, красивая, обладающая пышными формами восьмиклассница… Снова Канин ощутил прилив.
«Здорово, Юль…» — написал Канин.
«Что делаешь?»
«Да так. Фигнёй страдаю».
Пока Юля думала, что сказать дальше, Канин включил браузер. Стартовой страницей открылся новостной проект «Infoland». Канин сам не интересовался всяким «инфолэндом», просто лень было переставлять стартовые страницы. Одно из окон баннеров гласило: «Не хотите ли узнать, сколько вам осталось жить? Жмите сюда!» Канин не заметил этого баннера.
«Говорят, Петя умер» — оживилась Юля.
«Ну да, сдох».
«Знаешь Борь… я хочу, чтобы ты ко мне пришёл сейчас».
Канин оживился. Юлька была хорошей подругой Пете, и он рассказал ей о маленьком приключении в подсобке на стройке. Трескова теперь всё время думала только о том, чтобы кто-нибудь вставил своего дружка в её задок.
«Зачем?» — дразня, спросил Канин.
«Я вся мокрая».
Канин чуть ли не взвыл от восторга. Сегодня прекрасный день, потому что… вдруг раздался звон стекла. Мальчик отдёрнулся от компьютера и застыл. Где-то из разбитого окна в квартире гулял холодный сентябрьский ветер. Канин встал и направился к источнику звука. Стекло разбилось на кухне. Мальчик заворожено смотрел на дырку в окне. Кто-то бросил мяч, — подумал Канин. На восьмой этаж? Стекло хрустело под тапками, и ноги на что-то наткнулись. На полу среди осколков лежал голубь. Весь в крови, с порезанными крыльями. Канину не пришлось много думать, чтобы понять – голубь был мёртвым.
Канин не знал, что есть такая примета…
Из прихожей послышался странный звук.
— Эй? – дрожа крикнул Канин.
— Мальчик, помоги мне, — сказал какой-то хриплый старческий голос из прихожей. – Помоги мне, мальчик. Подойди сюда, мальчик.
Канин вошёл в прихожую, где перед ним возник демон. Большой, мускулистый оборотень, с жёсткой шкурой, волчьим оскалом, длинными мощными лапами. По всему телу демона бугрились мышцы. Из пасти разило зловонием тысячи трупов. Огромные острые клыки были всего в нескольких сантиметрах от мальчика…
Когда мать Канина пришла с работы, на пороге она увидела, что весь пол прихожей замазан кровью и мясом, по полу шли следы какого-то зверя и вели эти следы на кухню. Ели сдерживаясь от обморока, женщина прошла на кухню. Там, посреди также замазанной кровью кухни, на столе стояла откусанная голова Канина. Весёлые, жизнерадостные глаза мальчика глядели на спятившую от ужаса мать. Рот был полуоткрыт. Наверное, мальчик хотел сказать: «Привет, мама!»
Действительно. Голова именно так и промолвила.

Алла, после окончания просмотра новостей про убийство Щербиных, выключила телевизор и ушла из кухни в гостиную, где застала своего мужа на диване с газетой в руках. На первой полосе заглавной странице гремели слова: «Убийство олигарха Павла Щербина-Соколовского: Кто за этим стоит? Кого ожидает возмездие?»
— Возмездие? – спросила Алла.
— Какого хрена! – выругался Коля. – Какого, а? К нам только потекли денежки, а этот ублюдок взял и сдох!
— Тише, — попросила Алла. – В соседней комнате вообще-то находится твоя дочь. И тебе…
— Ой! – Коля встал с дивана. – Дай-ка вспомню… Что-то не припомню, когда ты меня вообще пыталась остановить. И сейчас я перед таким дивным ангелочком, как ты, должен оправдываться. Да ты была на седьмом небе от счастья, когда нам деньги за Настю притащили, дура!
— Не смей, сволочь! – Алла старалась говорить как можно тише, надеялась, что закрытая в комнату дочери дверь сдерживает звуки. – Ты превратил Настю в потаскуху!
— Я превратил? Я не виноват, что моя дочь пошла в такое же бесхребетное создание, как ты. Пусть хотя бы польза будет какая-нибудь от неё!
— Ты на Настю только и делал, что орал, Коля! Ты её унижал! – Алла ткнула Колю пальцем в грудь. Муж перехватил руку жены и крепко сжал.
— Заткнись, Алла. Заткнись. – И отпустил руку.
Алла продолжала стоять на месте, не обращая внимания на боль. Коля смерил свою жену уничижительным взглядом и опять занялся чтением газеты. Он знал, что дальше продолжать разговор Алла не решиться.
Жена вышла из гостиной. Постояла с минуту в прихожей. И пошла к Насте. Дочка сидела в своей комнате за столом с одной только включённой настольной лампой и что-то писала в своей тетрадке. В ушах у дочери были наушники. Из маленьких динамиков доносились звуки песни. «Слава богу, — подумала Алла. – Слава богу!»
— Living in the world without you! – кричал мужской голос из наушников. Алла подошла к Насте и прикоснулась к детскому плечу. Настя вздрогнула и быстро подняла голову. Увидев мать, дочь улыбнулась и обняла Аллу.
— Что ты делаешь? – спросила мама, давно не видевшая свою дочь в таком расцвете.
— Мамочка! – сказала Настя. – Я тут историю пишу. Про моего пёсика!
— Пёсика?
— Да, мамочка! Вот смотри! – Настя показался пальцем на пол рядом с ногами. Подняла руку и провела ею по воздуху, будто бы гладит собаку.
— Э… Настя…
— Он такой милый!
Что-то заставило Аллу посмотреть на стену, куда отбрасывалась тень Насти. Рядом с тенью матери тень маленькой дочурки перевоплотилась в тень страшного зверя, высокого, мощного и кровожадного. Алла, затаив дыхание, смотрела, как тень зашагала, размахивая своими громадными лапами и клацая гигантскими волчьими челюстями. Тень приближалась к окну и исчезла в отражении вечерних осенних сумерек. На Аллу вместо её собственного отражения смотрело лицо зверя.
— Правда, мам? Такой милый пёсик! – Настя ещё раз погладила своего пса. Алла попятилась к двери, пару раз чуть не споткнувшись.
— Мам?
Алла быстро вышла из комнаты дочки, но тень зверя не переставала преследовать её.
— Алла… Алла, с тобой всё в порядке? – спросил Коля, когда его жена открыла окно на кухне.
— Да, милый. Позаботься о нашей дочери. Зверь меня настиг. – Алла поднялась на подоконник и бросилась вниз. Вниз на двенадцать этажей.
Утром, когда Настя ушла в школу, Коля, ведомый странными голосами, засевшими у него в голове, достал из специального тайника пистолет – Коле подрали его сослуживцы – зарядил его и застрелился. Позже люди найдут записку, где Коля написал перед смертью. Подчерк кривой, почти неразборчивый – видно, что человек очень сильно волновался, пока писал: «Я застрелил бешеную собаку, которая хрен знает откуда взялась у меня в квартире. А потом я понял, что застрелил свою собственную дочь. Свою плоть и кровь. Мне давно стоило это сделать. Превратив своё чадо в шалаву, мне необходимо было это сделать. Вчера моя жена бросилась вниз. Падать больно. Я застрелюсь. Благо патронов хватает!»

***

Рома сидел за столом и ждал, пока Илья поставит на плиту чайник. Илья же ставить чайник вовсе не торопился – сначала он поискал сигареты. Нашёл пустую пачку. Затем нашёл одну сигарету и приступил к поискам спичек.
— Понимаешь, Ром, — говорил Илья с зажатой в губах сигаретой, — то, что ты увидел… понимаешь… я-то человек не суеверный, но тут столько хрени стряслось, что я фиг пойму, чему тут верить.
— А что? – спросил Рома. – Раз не суеверный, так значит всё, не верь.
— Да мне-то по хрен, Ром, по хрен. Тебе это дело должно быть не до задницы.
— Почему?
— Ну… А вот! – Илья отыскал всё-таки спички. Наполнил чайник, зажёг конфорку и поставил чайник на огонь. Достал изо рта сигарету и поднёс один конец к синему языку пламени под чайником. Илья затянулся и продолжил, выпуская клубы дыма:
— Такая история в этой квартире произошла. Почти вся – вся! – семья покончила с собой. Вообще. Трое людей здесь жило – мама, папа и дочка. Все погибли. Мама бросилась с окна, папаша застрелился, а дочь… хм…
— Что дочь?
— А дочку нашли два дня спустя в какой-то сточной канаве со вспоротым животом, в порванных одеждах. Люди пытались забрать тело, но одна бездомная псина не давала подойти к девочке. Одну из медсестёр, помнится… говорили, что собака её даже загрызла. В конце концом шавку просто застрелили. В общем – жуткая история.
— Илья, ты к чему клонишь?
— Вот что ты видел, Ром? – Илья докурил почти половину сигареты.
— Ну, мне показалось, будто бы на дороге лежал ребёнок, а рядом сидела собака. Вот.
— Точно – просто ребёнок. То есть, тебе чисто показалось?
Рома вдруг замолчал и попытался вспомнить накатившее на него на улице видение. Ребёнок. Девочка? И собака…
— Может быть и нет, — проговорил Рома, пожимая плечами. Илья бросил докуренную сигарету в пепельницу.
— Так вот слушай, Рома. С тех самых пор, как почти четыре семьи были убиты, в народе пошли слухи. А после них и поверье. Видение мёртвой девочки и собаки – к худшему. Ты, Рома, — Илья понизил тон, — кому-то переступил дорогу. И этот кто-то желает тебе самой лютой, самой мучительной, самой кровожадной смерти. Берегись этого видения, друг.
Мобильник в кармане Ромы зазвонил. Рома взял трубку.
Илья увидел, как лицо его друга стало бледно-мертвенным. По телефону сообщили, что жена Ромы найдена убитой на автобусной остановке недалеко от дома Ильи.