Наши сказки дышат паром

«Солнце скроется…», — предостережение главного Инженера звенело в ушах Катерины, будто иглу патефона заело намертво. Под ленивой насмешкой мерещилось нечто большее. Что ж, Василий отличался незаурядными талантами в научной сфере, средненькими — в прикладной пиромантии, и без преувеличения исключительными в области сочинительства. Он значился автором теорий заговоров, мистических страшилок и очерков о буднях иностранцев, но предсказаний, пророчеств или внезапных духовных откровений в этом списке прежде не было замечено.

Но если что-то невероятное должно случиться в первый раз, скорее всего свершится оно в Пост-Мейге.

Промышленники на востоке самодовольно пыхали паром и скрежетали шестернями хитроумных механизмов. Юго-запад растекся лесами и болотами, все еще плещущимися магией. А солью земли Пост-Мейга были истории, костями — группа независимых авторов, которых сюда притянуло как магнитом.

Кто-то предпочитал творить романы в одиноком домике у озера; кто-то накидывал статью для вечерней газеты, наблюдая из окна квартиры за спешащими домой трудягами; кто-то, очевидно, искал вдохновения в пограничном городке, свернувшемся в тени центральной башни — Ока.

Проблема заключалась в том, что каждая история в Пост-Мейге становилась правдой. Нерассказанные же в довесок обзаводились дурным характером.

Ну а кому понравится мариноваться по полгода в небытье среди паршивеньких слухов и угасших сплетен?

Оброненная ненароком фраза не тянула на историю. Вот только теперь, даже в мрачных туннелях под городом, в которые спускаться прежде смел только управитель местной Церкви, Катерина будто бы слышала тревожное гудение цеппелинов. Черные и толстобокие, своим роем они заполонили небо, погрузив Пост-Мейг в неестественный сумрак. Ворота закрылись, как и двери домов, фабрик и питейных заведений. И только Око тревожно пыталось заглянуть своим светом в каждую щель.

Взгляд не мог пробиться сквозь толщу земли, но чем ближе они подбирались к фундаменту башни, тем сильнее становилось ее странное влияние. Аура Ока преломляла время самым непредсказуемым образом: с равной вероятностью сейчас могло быть девяносто третье января, полгода назад или завтра.

— Уэс, если будешь так дуться — начнешь вырабатывать пар самостоятельно и лопнешь!

Уэс пилотировал Толстяка — собственноручно модифицированного парового шагохода вида «голиаф» — и ненавидел все шутки, намекающие на его собственную комплекцию. Впрочем, изрядная их часть доставалась его приятелю Флинну. Если их имена и назывались не в связке, то лишь для того, чтобы оказаться перепутанными между обладателями. Время от времени не различать людей по голосам, лицам и прочим признакам считалось у местных чем-то вроде правила хорошего тона.

Приезжим такие тонкости объяснить никто не спешил.

Катерина только вздохнула. Сказать бы этим горе-авантюристам, что сейчас не время для взаимных подколов. Да вот только Уэса и Флинна заманили в Пост-Мейг вообще и на это задание конкретно — обещаниями Невероятно Веселых и Прибыльных Приключений. Правда, формулировка была позаимствована с обложки какого-то романа… чуть менее правдивого, чем новостные сводки.

Даур, один из немногих, кто не величал Катерину насмешливо-уважительным «госпожа», поймал отблеск раздражения в ее взгляде.

— Они ведь не знают, из-за кого мы здесь? — он осторожно кивнул в сторону беззлобно препирающегося дуэта.

— Как и мы. Не плоди слухи, Даур, прошу тебя. Сам знаешь, чем это чревато.

— Если бы все они становились правдой — меня бы уже вышвырнули за ворота, а ты была бы замужем за Ми…

Изящная ладонь зажала Дауру рот быстрее, чем он успел договорить. Кажется, щеки Катерины сделались краснее чем, по легендам, поля ее далекой родины.

— Как будто бы с твоими несуществующими отношениями людские языки были деликатней!..

Ничего удивительного, что в городе, построенном авторами, каждый пытался попрактиковаться в сочинительстве — к сожалению, редко заходя дальше пустого бахвальства и, конечно, сплетен.

К сожалению, некоторые вещи оставались под силу исключительно авторам.

Влажным туманом заволокло единственный коридор вперед. Что-то застрекотало сумасшедшими часами, решившими нарисовать миллион спиралей заржавелыми стрелками. Все застыли, раскаленным металлом, на который плеснули ледяной воды: еще не испуганные, но озадаченные.

— Доброго вам безвременья, господа… И Госпожа.

Человеческий будто бы силуэт заполнил собой весь проход, то ли умело играясь с тенями, то ли волшебным образом став в два раза выше любого из присутствующих.

— Госпожа? Это… Фен? — военное прошлое заставляло Макса видеть в Катерине кого-то вроде капитана. Как будто она этого хотела. Как будто это что-то по-настоящему меняло.

Из мрака собственных век на нее все еще смотрел Василий; его взгляд, нечитаемый под стеклом гогглов, пробирал неназванной тревогой, суеверным предчувствием. «Солнце скроется…», — хотела повторить Катерина, но с обкусанных губ сорвалось совсем другое.

— Это… Это не Фен.

***

У сфинксов были одинаковые лица, поблескивающие бронзовым жаром; были имена, порой загадочные, порой забавные, порой бессмысленные, будто кого-то впечатали лицом в клавиатуру печатной машинки. Он выдыхали пар, они задавали вопросы. У сфинксов был один голос на всех, и Катерина знала этот голос, хотя вряд ли знала того, кто им теперь пользовался, небрежно, как курткой с чужого плеча.

Ей нужно было сочинять ответы или выбирать тех, кто стал бы отвечать, а тем временем все громче хрустели неизвестные механизмы, все ближе подступали силуэты придуманного, но не рассказанного — более реальные, чем она сама и ее напарники сейчас.

— Выберите символ жизни, Госпожа.

Катерина протянула руку в пустоту, сжимая пальцы вокруг чего-то округлого, с узором насечек на холодной поверхности. Золотистый муляж яблока в ее ладони распался на дольки, будто кто-то отточенным лезвием взмахнул, и тут же рассыпался ржавой пылью. Время остервенело швыряло в свои печи все, до чего могло дотянуться. И лишь вопрос — какая ирония — его же, когда в ход пойдут люди.

Силуэт мужчины в белом капюшоне появился и тут же исчез, еще одним призраком растаял в тумане.

— Это не твоя история, — предостерег Катерину голос от того, чтобы кинуться следом. — А ответ, увы, был неверен…

Прорези в масках сверкнули огнем, электричеством, угрожающе и совершенно равнодушно.

«Солнце скроется…»

Темнота оказалась теплой и легкой, шифоновая повязка на глазах. Бронзовые сфинксы исчезли в ней по-кошачьи, оставляя в воздухе повисшее «еще встретимся».

— Мне стоит знать, как ты это проделал?

— Они просто пыльные механизмы. А хороший инженер должен уметь не только чинить, но и ломать. Для более полного понимания ситуации Госпоже понадобится соответствующее образование.

Привычные высокомерно-насмешливые нотки вызвали ничем необоснованное облегчение. Даже такое постоянство казалось сейчас успокоительным.

Короткая вспышка пламени осветила крупноносое лицо Василия, но сам он слепо глядел сквозь Катерину, не на что-то за ее спиной — просто на ничто.

— Мы ведь должны… поспешить? История Келебро, она ведь не отсюда, она слишком долго была заперта тут. И все это, — если бы она сейчас закрыла глаза, то снова увидела грузные цеппелины, черно-красные в контражуре, тлеющие тревожно в небесах. — закончится, если ее выпустить?..

Утверждение само собой сорвалось в вопрос: беспомощно разжались пальцы, прежде удерживающие вес тела на краю пропасти. Василий усмехнулся, но как-то механически.

— Ты еще не догадалась, Госпожа? Все эти пляски со временем, все эти слухи, все не выпущенные в срок истории и тот, у кого их накопилось больше всех… Неужели ты не поняла, кому на самом деле принадлежит Око?