промёрзшие врата в ад

Шесть лет назад весной у меня сломалась машина. Пришлось везти ее в гараж на другой конец города. Каждый вечер после работы занимался починкой, но перед этим всегда заходил в местный ларек «Пазузу» с таким симпотишным пузатым чертиком на вывеске, держащим в руке фляжку с буквами ХХХ. Внутри ларёк был самым обыкновенным: продавщицы неопределенного возраста, внешности и пола, парочку матёрых пьянчуг-упырей, да обычные местные зомби-обыватели в очереди за хлебом. Тем не менее, я умудрялся постоянно натыкаться на одну и туже девушку. Она была то ли готкой, то ли эмо, то ли толкиенисткой, то ли пастафарианкой, в общем хрен разберет этих нью-эйджестов-хипстеров-хипарей-гиков-ретроградов-аудиофилов! Как истинный трансерфингист-отаку-брони-ньёрд-магистр ордена джедаев, по совместительству орк восьмидесятого уровня, заявляю!

Сперва мы никак не контактировали, но где-то через неделю разговорились. Причиной тому стал пьяный карлик в тельняшке и будёновке, ворвавшийся в «Пазузу» с криком:
– Весна грядет! Старки хату затопили! Всех бобров переловили! Их на шапки перебили, а кого не перебили, тех в болоте утопили!
– Вот уж живодёры эти-ваши Старки! – иронично заключил я, и шёпотом спросил у девушки:
– Что с ним?
– Да это Федя, он у нас большой фанат Териона, как напьётся, так орёт спойлеры на всю улицу, – ответила девушка.
– Ааа, игра престолов, не смотрел ни одной серии, – махнул я.
– Я тоже, – девушка улыбнулась, а я ей.

Так мы разговорились. Она представилась Марселлиной. Имя вероятнее всего было вымышленное, впрочем, не важно. Она что-то вроде фотографа или художницы с мистически-трансцендентным уклоном. Ну, а я рассказал, что не с этого района, прихожу ремонтировать машину. И вообще я ходячее бедствие, безумный гений и молодой учёный в самом расцвете аспирантской язвы и нервного истощения на почве журавля в созвездии клевера.

Прошло ещё пару дней. Вновь и вновь встречались с Марселлиной в «Пазузу». С каждым разом общались всё больше и дольше. Так о всякой мелочёвки и пустяках: погоде, новостях, кино, о том, как всех поубивать, кто постоянно говорит про игру престолов, иногда затрагивали искусство, экономику, математическую модель пузыря Алькубьерре, гамильтонову формулировку неравновесной термодинамики, ономастические универсалии древних прикарпатских наречий. Чтобы вы не думали, эти трудновыговариваемые термины она первая начала затрагивать, ну а Остапа просто несло…
И вот ещё через несколько дней, мне потребовалась чистая вода. Как назло, в ларьке закончилась бутилированная вода. Марселлина узнав о моей проблеме, предложила зайти к ней. У неё и бутылка была пятилитровая, да водопроводная вода аж целый окиан размером с ванну! Да и горячительного нашлось. Когда я говорю горячительное, имею в виду чай. Мы дети-индиго все инфантилы-подростки, как минимум до ближайшего полтиника, поэтому спиртное принципиально не принимаем. Нас и так прёт! Особенно от чая. ОСОБЕННО от чая с печеньками!

Я культурненько вошёл в квартиру и лаконично, восхищенным голосом воскликнул:
– Готично!
Повсюду были развешаны её фотографии, в смысле, не её портреты, а работы. Хотя на одной из фотографии было написано автопортрет, правда там было зеркало, в котором отражался зависший в воздухе фотоаппарат. Остальные работы посвящались животным чёрного цвета, да мёртвой осенней природе. Приятно встретить такого же радостного человека, как и ты сам!
На тумбочке лежали игольницы в виде кукол-вуду известных политиков, медийных персон и российских РЭП-исполнителей. Если у первых только попки были полностью протыканы иглами, то последние ничем не отличались от ёжиков.
Марселлина пошла переодеваться, а меня тем временем попросила достать что-нибудь съестное из холодильника. Я как ни в чём не бывало открыл его и мигом закрыл. По всему телу пробежали мурашки, в горле появился комок. Я ещё раз медленно приоткрыл эти промерзшие врата в ад. Внутри была банка с красной вязкой жидкостью, отрубленная свиная голова. А ниже, где обычно хранят овощи, копошилось что-то мелкое.

Тут подошла Марселлина:
– Че встал как истукан? Отойди-ка.
Она брутально отпихнула меня. Достала банку с красной жидкостью, сделала хороший глоток и положила обратно:
– МММ томатный сок, обожаю! Ой, как неловко, извини за беспорядок, – она достала тарелку с головой.
– Что это? – дрожащим голосом спросил я.
– Реквизит для фотоссесии «Повелитель мух». Надо на балкон выставить, чтобы подгнил чуть чуть.
Марселлина поставила тарелку с головой на стол.
– Я не про это. Что там копошится?
Девушка подбежала к холодильнику.
– Ура!!! – воскликнула она,
– Наконец-то! Он пробудился!
– Кто!?
– Оззи! – Марселлина достала летучего-мышонка из холодильника. Он еле умещался на её тонких ладошках. Глазки-бусинки, клыкочки беленькие, сам грыз виноградку.
«Какая милота, и чего я испугался?» – пронеслось в голове.
– А откуда он? – сгорал я от любопытства.

– Свалился на голову, в прямом смысле. Зима только началась, Оззи дрых на чердаке, а я там фотоссесию проводила. Видать шум фотоаппарата разбудил или хеви-металл, под который снимала. Жалко стало скотинку, отнесла в зоопарк. Не приняли, но порекомендовали передержать в холодильнике, а после откормить и на волю. Оззи так крепко спал, что уже думала издох! А нет, он как хеви-метал живее всех живых! Не то, что этот Гуф! Покойся с миром бледный репер!
После Марселлина поставила пластинку с Оззи и мы стали пить чай. Пили так хорошо, что я позабыл про свой драндулет и уже утром шёл на работу.
И вот три года спустя, сижу я тут на лавочке, рассказываю эту дивную историю. Пока маленькое исчадие вдоволь не нарезвиться. А вот кстати и оно подходит. Как ты, наигралась, чудочко моё?
– Наигралась, папа.
– А зло не призовёшь?
– Ма-ма! Па-па зовёт!
– Хорошая девочка, – погладил её по голове.