Власть [рассказ]

     Края занавески прижаты палками, подклеены липкой лентой, подпёрты книгами; дверь закрыта и снизу подоткнута тряпкой; на полу выставлены свечи – создаваемый ими свет не уходил дальше центра комнаты, и в углах помещения клубилась темнота; стержни благовоний тлели, дым тонкими нитями протянулся по всему доступному пространству, оплетал мебель, ощупывал стены. Воздух пропитало ощущение отстранённости, словно помещение пытались изолировать от окружающего мира, закрыть, не допустить внутрь никого. Однако пустым оно не было.

     Человек, одетый в широкую хламиду, ползал по полу, стараясь не задевать парафиновые столбики, время от времени одёргивал сползающий на лицо капюшон и мелом выводил на поверхности фигуру – бо́льшая её часть была начерчена, оставалось, судя по предварительному, еле видному наброску, ещё два луча. Про себя он беспрестанно шептал – но не слова тёмного ритуала, а обычные ругательства: от долгого стояния на четвереньках его колени разболелись, позвоночник заныл, а одежда, хоть и выглядела подходящей моменту, на проверку оказалась жутко неудобной, мешала и уже успела испачкаться, покрывшись бледными размашистыми полосами на подоле и на краях рукавов.

     Проведя последнюю линию, человек поднялся, потянулся – хрустнули занемевшие суставы. Около минуты он просто стоял, наслаждаясь удобной позой, затем вытащил из широкого кармана пожелтевший от времени листок, на котором едва угадывалась вязь письма. Достать формулу вызова оказалось непросто, ушло немало сил: сперва – чтобы найти упоминания о ней, после – чтобы отсеять всё лишнее. В итоге остался единственный вариант, и человек до сих пор не был уверен, что он подействует и что сейчас, прямо в комнате, в защитной пентаграмме, появится сам верховный демон Ада.

     Последняя проверка: свечи горят, якоря закрывают пересечения линий, пепельные кресты не рассыпались, лишние штрихи убраны. Человек откинул капюшон, промокнул платком пот на лбу, провел по раскрасневшимся полноватым щекам, вытер шею. Он был молод, едва ли старше двух десятков лет, но на его лице успели обосноваться морщинки – две тонкие вертикальные складки залегли между бровей, две – отходили от крыльев носа и опускались вниз, огибая линию рта.

     Платок мокрой, неопрятной кучкой лёг на заранее подготовленное место, и человек, снова скрывшийся за тканью капюшона, зачитал фразу с листа. В небольшом закупоренном помещении слова отразились от стен, исказились и плавно затихли, втянулись без следа, словно вода на высохшей земле. Ближе к углу комнаты обозначился тёмный прямоугольник, открылся, как открывается большинство дверей, и из него вышла массивная фигура. Она была одета в белоснежную футболку с коротким рукавом, светло-бежевые брюки и туфли. В руке – чёрная папка на молнии.

     Существо, появившееся, вопреки ожиданиям, не в центре пентаграммы и даже не рядом с ней, повернуло голову, осмотрелось. Для квартиры со стандартными потолками в два пятьдесят оно имело неподходящий рост: изогнутые рога чиркнули по потолку, оставили на побеленной поверхности две линии – и на тёмно-красном лице промелькнула тень лёгкого недовольства.

    – Будете подавать следующий запрос, знайте: из находящейся на полу атрибутики нужна лишь печать, остальное – лишнее и только мусор создаёт, – произнесло существо; ссутулившись и аккуратно переступая через свечи, прошло по пентаграмме к дивану, село и добавило: – В комфортных условиях эффективность работы повышается.

    – Ты… ты… – сказал человек, указывая пальцем на гостя.

     Существо склонило голову в знак согласия и произнесло:

    – Верно – Дьявол, Сатана, Владыка Ада, Искуситель, Падший Ангел, некоторые путают с Вельзевулом. За века люди смешали в кучу должности, звания, имена, клички и даже устаревшие позывные с предыдущего места работы – отсюда такая путаница. Предлагаю остановиться на Сатане, а заодно преодолеть обычную для первой встречи неловкость – да, я живой, я существую и данным фактом мало чем отличаюсь от вас – и приступить к делу, ради которого был подан запрос.

     Вытянутая рука подрагивала, рот открывался и закрывался, но из него не вылетало ни звука; при этом человек не выглядел испуганным, скорее, ошарашенным – словно его представления о Владыке Ада не совпадали с видом мирно сидящего на диване демона. Сатана слегка подался вперёд, улыбнулся и попытался помочь:

    – Итак… – произнёс он с выжидающей интонацией.

    – Ты… должен мне подчиняться! – выкрикнул человек.

    – В определённом смысле так и есть: я – слуга собственного народа, и моя должность подразумевает служение и подчинение. Хотя вы на данный момент и не являетесь гражданином Ада, однако имеете почти те же права, включая право на обращение к любому члену Адской канцелярии, что и полноценные граждане, поскольку ваше прошение о гражданстве подано и находится в обработке.

    – Но я не подавал прошения!..

    – Подавали, – мягко перебил человека Сатана.

     Он потянул за молнию, раскрыл папку, вытащил из неё лист бумаги.

    – Семёнов Андрей Григорьевич, 1995 года рождения, идентификационный номер души: АТ-162945852294-01М. Послеродовое прошение о получении гражданства Ада, подано Советом Ангелов. Стандартная обязательная процедура для каждого человека, – пояснил Сатана, положил лист обратно в папку и продолжил: – Вы имеет право подать аналогичное прошение в Рай, однако оно будет отклонено, если отправитель не является гражданином Ада.

     Андрей выдохнул сквозь зубы, морщинки на его молодом лице обозначились чётче.

    – То есть я должен умереть? – произнёс он, едва сдерживая разошедшиеся эмоции.

     Сатана развёл руками и ответил:

    – Закон для всех один.

     Едва родился – и сразу встал на очередь в Ад? Достойный аргумент, который нужно бросать в лицо каждому, кто называет жизнь справедливой. Таких людей Андрей знал немало, но сам к ним не относился. Он не считал выпавшую ему судьбу ни справедливой, ни счастливой, и давно лелеял мечту пожить в своё удовольствие, а не горбатиться на заводе, выслушивая ежедневные шутки о преемственности поколений. Разве его вина, что в маленьком городке, где он родился и вырос, две трети населения работают вместе? Отец, оба деда – все на заводе. И гордятся! Мол, страну поднимаем, производство растёт – наши краны во всём мире ценятся! И что, он должен вкалывать с восьми до пяти, как проклятый, потому что два поколения его предков поленились отыскать местечко потеплее и посытнее? Андрею подобная участь претила, и он искал способ избавиться от неё: ради крупиц информации просиживал ночи напролёт, перебрал сотни вариантов – и сегодня вытащил билет в прекрасную жизнь.

    – К чёрту ваш закон! Я не для этого потратил три года на поиск формулы вызова!

    – Сразу к делу. Одобряю! – Сатана опять улыбнулся – улыбка выглядела дружелюбной и совсем не походила на демонический оскал, – повторил: – Итак...

    – Мне нужна власть! – произнёс Андрей и ударил правым кулаком о левую ладонь, словно подтверждая: решение окончательное.

    – Над людьми? – уточнил Сатана.

    – Да, – ответил Андрей. – Хочу, чтобы они делали, что я им прикажу.

    – Убеждены? – спросил Сатана.

    – Абсолютно!

     Андрей смотрел в жёлтые глаза сидящего на диване демона и ждал ответного предложения в виде росписи кровью, клятвы безусловной верности, души в вечное пользование – какие там ещё требования существуют в загробном мире? Сатана же молчал, на его лице застыло задумчивое выражение, нижняя челюсть слегка выдвинулась вперёд, а пальцы отбивали ритм на коленке. Придя к какому-то выводу, он поднял руки и хлопнул в ладоши. Звук вышел громкий, объёмный, ударил по ушам, и мир в глазах Андрея расплылся.

     Когда зрение вернулось, Андрей вместо потрёпанных обоев увидел идеально ровную стену, покрытую краской сочного бежевого цвета. На стыках – бело-золотая лепнина, она от самого пола поднималась вверх, к потолку, где перетекала в сложный закрученный узор. Вдоль правой стены расположился шкаф из тёмного дерева. За остеклёнными, покрытыми резьбой дверцами находились какие-то значки, кубки, шляпы, музыкальные инструменты – они сильно отличались друг от друга, и не было похоже, что их связывает что-то общее. Андрей опустил взгляд и понял, что сидит за огромным столом из того же тёмного дерева, по правую руку от него лежал набор ручек с золотистыми окантовками, слева установлены четыре дисковых телефона разного цвета – красный, белый и два тёмно-синих. Изменилась одежда: вместо хламиды – чёрный деловой костюм. Стоило сменить позу, и удобное кресло едва слышно скрипнуло кожаным покрытием; Андрей провёл по нему рукой – приятное на ощупь и очень солидное на вид.

    Открылась дверь, вошёл мужчина – среднего роста, поджарый, немолодой, одет в такой же деловой костюм. В руках держал стопку бумажных листов. Приблизился, взял два верхних листа, положил на стол и произнёс:

   – Андрей Григорьевич, текст вашей речи на открытии авиационного завода.

     Резкий переход выбил из равновесия, и Андрей посмотрел на исписанные листы, перевёл взгляд на стоящего рядом человека, но никак не мог сообразить, что от него хотят.

    – Где… – Андрей вовремя проглотил остаток фразы, сообразив, что таким вопросом выдаст себя с головой, и после паузы продолжил: –… остальное?

    – Подарок премьер-министру Японии готов. Текст вечерней речи, согласно вашему указанию, составлен в тезисной форме и в настоящий момент проходит финальные правки. Желаете ознакомиться с ним сейчас?

     Андрей поднёс руку к шее, нащупал узел галстука, потянул, ослабляя давление. Кашлянул, заставляя севший голос вернуться.

    – Нет, – сказал он наконец, – посмотрю позже.

     Мужчина положил на стол новый лист.

    – Указ об оценке эффективности работы органов исполнительной власти.

     Помедлив, Андрей взял ручку. Пробежался по тексту глазами, ничего не понял и поставил подпись. Лист, словно птица, выпорхнул у него из-под рук, а его место занял новый.

    – Указ о помиловании Коротьковского.

     Подпись.

    – Поправки в Трудовой кодекс.

     Подпись.

    – Распоряжение о выделении денег Министерству образования.

     Подпись.

    – Отставки, – сказал мужчина, и на стол легло сразу пять листов, веером.

     Следом пошли назначения и постановления.

    «Чем я занимаюсь? – подумал Андрей, расписываясь то ли в двадцатый, то ли в  тридцатый раз и чувствуя усиливающийся зуд на кончиках пальцев. – Документы, бумаги, какие-то заводы, вечерние встречи – к чему всё это мне?!»

     Отложив ручку, Андрей сказал:

    – Что-то я замотался. Напомни: вечерняя речь – это?..

    – Встреча с бизнесменами.

    – Мы им что-то должны? – спросил Андрей.

     Во взгляде мужчины промелькнуло беспокойство. Он преступил с ноги на ногу, сделав крошечный шаг назад, и ответил:

    – Нет. Встреча несёт неофициальный посыл: бизнес проявляет лояльность государству, государство – бизнесу.

     Андрей сжал губы, услышал, словно со стороны, собственное дыхание – громкое, шумное, частое. Исподлобья посмотрел на стоящего рядом человека.

    – Мне нужен кофе. И отмени этот машиностроительный...

    – Авиационный, – подсказал мужчина.

    – Неважно! – повысил голос Андрей. – Я сказал: отмени. Отправь кого-нибудь вместо меня на такую ерунду: ленту резать – много ума не надо.

    – Андрей Григорьевич, осмелюсь напомнить, что вы лично курировали процесс постройки. Высокотехнологичное производство, автоматизация, новейшее оборудование, ускоренное перепрофилирование – техническое оснащение такого уровня единственное в мире, а ближайший аналог отстаёт на пять-семь лет. Ваше отсутствие – серьёзный удар по репутации и завода, и направления, и страны в целом.

     Его слова подняли в душе Андрея волну густого колючего раздражения. Андрей вообще раздражался легко и быстро, с раннего детства и по любому поводу: будь-то нелюбимая гречневая каша, которую обожал отец, а значит, и всему семейству приходилось её есть; или монотонный говор учителя, словно специально стремящегося рассказать простые вещи сложными словами, запутать, чтобы после, на экзамене, сокрушённо качать головой, с притворным расстройством и в то же время ехидцей в глубине глаз ставить неудовлетворительные оценки; или упорство родителей, таскавших его сначала по кружкам (в городе их было не так много, поэтому пришлось посетить все), а затем по приёмным комиссиям – и объяснявших свою настойчивость беспокойством за будущее единственного сына; или обязанность ежедневно вставать, плестись на работу и заниматься рутиной, пока жизнь проходит мимо, поблёскивая отбеленными зубами красавиц-моделей и помахивая руками бизнесменов, чьи пальцы унизаны массивными золотыми перстнями, а запястья обхватывают часы, в которых драгоценных камней больше, чем мусора на захламлённом дачном участке.

    – Слушай, ты! – воскликнул Андрей, поднимая руку с вытянутым указательным пальцем.

     Беспокойство в глазах мужчины усилилось, и он снова переступил с ноги на ногу, оказавшись ещё чуть ближе к двери; лицо, однако, оставалось безмятежным, а тон – доброжелательным.

    – Пётр Сергеевич Варцев, Первый секретарь, – произнёс он, внимательно, с прищуром, всматриваясь в лицо Андрея.

    – Да мне это и так известно! – соврал Андрей.

     Он глубоко вдохнул, медленно, с шумом, выдохнул, пытаясь успокоиться. Балансируя над пропастью ревущих чувств, с хорошо различимым напряжением в голосе Андрей сказал:

    – Споров я не потерплю. Ты секретарь – вот и выполняй свою работу.

     Пётр Сергеевич склонил голову и вышел из кабинета. Спустя пять минут Андрей пил кофе, наслаждаясь необычайно ярким, будоражащим нервные окончания вкусом. Великолепно! Никогда раньше он не пробовал чего-то подобного. В его старой жизни существовал только растворимый напиток и вызывающие изжогу подделки – их ушлые продавцы выдавали под маркой «цельный зерновой».

     Настроение улучшалось с каждым глотком.

    – Знаешь что, Пётр Сергеевич, – сказал Андрей, – отмени-ка все встречи и организуй мне отдых на морском побережье. И чтобы девочки были.

     Андрей откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, приподнял руку с чашкой и добавил:

    – И вот этот кофе.    

     Прощай, тесная квартирка! Хоть и было в тебе две комнаты, но их приходилось делить на троих человек, а родители – не те люди, с которыми хочется жить вместе. Прощай, завод! Можешь и дальше клепать бесполезные краны, заставлять людей работать от звонка до звонка, кормя их ежемесячными подачками. Прощай, родня! Вас, заносчивые снобы, с вашими постоянными упрёками, нравоучениями, покровительственными взглядами старшего поколения, нисколечко не жаль. Прощай, старая жизнь! И привет, новая! Прекрасная, беззаботная, где не надо думать о завтрашнем дне, где нет нужды отказывать себе в желанных мелочах – жизнь, которую он заслу...

    – Гхм, – раздалось слева.

     Андрей открыл глаза и медленно повернул голову в сторону источника шума.

    – Открытие завода, Андрей Григорьевич. Ждут только вас.

     С годами вызывающих раздражение мелочей становилось всё больше, реакция на них проявлялась ярче, острее, а контроль над бушующими эмоциями ослабевал. Всегда, сколько себя помнил Андрей, куда бы он ни пошёл, находились люди, которые повторяли словно заводные игрушки: ты должен, ты обязан, тебе надо, тебе придётся. Невинные, на первый взгляд, слова выводили из себя, потому что никто и ни разу так и не ответил на вопрос – «почему?»

     Брошенная чашка врезалась в стену, разлетелась с кротким, будто испуганным, звяканьем. Осколки дробью постучали по полу. Поверхность стены, на месте удара, окрасилась в тёмно-коричневый цвет; от свежего пятна во все стороны протянулись линии – они набухали на концах и быстро ползли вниз, оставляя ровные следы.

     Андрей вскочил и заорал:

    – Уволю, нахрен! Тащи сюда второго секретаря, а сам выметайся к чёртовой матери!

     Угроза не произвела на Петра Сергеевича ни малейшего впечатления. Он никуда не пошёл, а вместо этого вытащил из кармана крошечный телефон, ткнул пальцем в кнопку, поднёс аппарат к уху и сказал:

    – Ситуация номер восемь.

     Телефон отправился обратно в карман, Пётр Сергеевич взял листы с речью, так и пролежавшие всё это время нетронутыми, поднял трубку красного телефона и сказал:

    – Алексей Фёдорович, ситуация номер восемь. Открытие завода. Да, в обрез. Буду через минуту.

     Не успел он закончить, как дверь распахнулась. В кабинет вошли трое: одеты в одинаковые тёмные костюмы, на головах – короткие стрижки, лица похожи, словно у родных братьев. Один остановился сразу, двое, не замедляя шаг, приблизились к Андрею и подхватили его под руки.

    – Какого?.. – выкрикнул Андрей и рванулся в попытке освободиться, но успеха не достиг: «костюмы», выглядящие спокойными и расслабленными, держали крепко.

    – Да я вас всех уволю! Приказываю отпустить! Живо! Таков уговор! Вы обязаны мне подчиняться! – гнев рвался наружу, Андрей кричал, забыв обо всём, и не понимал, почему его никто не слушает.

    – Больше года прошло, – сказал мужчина у двери, – я уж думал всё, не повторится.

    – Проблема, конечно, но ничего, справимся, – ответил Пётр Сергеевич и вышел из кабинета.

    – В особую, – отдал приказ мужчина у двери.

     Андрея потащили вперёд. Он сопротивлялся, дёргался, упирался ногами – с тем же результатом он мог бы бить воздух или толкать морскую волну. Группа миновала широкий коридор, три небольшие богато украшенные залы, свернула в неприметный тупичок. Один из сопровождающих повёл рукой – часть стены отъехала в сторону. Андрея занесли, аккуратно уложили лицом вниз и ушли, сказав напоследок: «Для вашего же блага, Андрей Григорьевич».

     Почувствовал свободу, Андрей подскочил, бросился назад, заколотил в сливающуюся со стеной дверь. Его кулаки утопали в мягкой обивке, удары издавали глухой тихий звук. Он бил и бил, а потом в груди, в районе сердца, кольнуло, бок скрутило от непривычной нагрузки, дыхание сбилось. Андрей остановился, начал растирать уставшие руки и гудящие кисти, огляделся. Помещение размерами не поражало; потолок, стены, пол – всё покрыто неизвестным ему упругим материалом. Простукивая стены, Андрей прошёлся по комнате, сел на единственный предмет мебели – матрас. Будь неладен этот подозрительный тип, Пётр Сергеевич, который почуял подвох и вызвал охрану! Хотя с чего ему быть таким подозрительным, если он должен помалкивать и делать, что велят… Или не должен?

     Андрей хлопнул себя по лбу. Сатана – вот с кого надо спрашивать! Происходящее – его рук дело, и наверняка всему найдётся объяснение: например, проставил лишних галочек в форме, а потом сделал вид, что так и должно быть. На хитрость пошёл, краснокожая наглая морда!

     По спине Андрея пробежал холодок. Он здесь, в неизвестном месте, на нём новая одежда, кругом чужие люди, а формула-то осталась в квартире! Карманы брюк, пиджака, рубашки – левая рука наткнулась на что-то небольшое и твёрдое. Мел лежал в аккуратном мешочке со вторым отделением – открыв его, Андрей обнаружил сложенный листок с формулой вызова.

     Чертить на мягком покрытии – сплошное мучение, и возня с пентаграммой заняла немало времени. Работа осложнялась отсутствием инструментов: линии и углы приходилось вести на глаз, а лишнее – подтирать рукавом.

     Сатана вышел из возникшей в воздухе тёмной двери. В этот раз он был одет в серую рубашку с неброскими узорами, чёрные брюки и чёрные же остроносые туфли. Папка осталась прежней. Сейчас Сатана походил на клерка из мелкой безымянной конторы.

    – Стульев не хватает, но в целом уютно, – произнёс он после непродолжительного осмотра.

    – Меня здесь заперли! – сказал Андрей. – По твоей вине.

    – Позвольте не согласиться, – ответил Сатана. – Меня же здесь не было.

    – Ты обещал мне власть!

    – Одним росчерком решать судьбу миллионов – это ли не власть? – спросил Сатана.

    – Ты должен был сделать, чтобы любое моё слово выполнялось! Я отдавал приказы – и что? Меня не слышали!

     Сатана потрогал ногой матрас. Брови на красном лице приподнялись – одна чуть выше другой, голова немного склонилась к левому плечу. Сатана присел на корточки, потыкал матрас пальцами, надавил ладонью.

    – Весьма любопытно, – произнёс он, после чего поднялся, повернулся к Андрею и сказал: – Ограничения существуют всегда: отдавая заведомо невыполнимый приказ, стоит быть готовым, что его не выполнят.

     Верхняя губа Андрея приподнялась, он сжал пальцы в кулак и, резко выдохнув через нос, ударил по воздуху рукой, словно молотом.

    – Тогда кому нужна такая власть, где шагу ступить не можешь и обязан подписывать какие-то бумажки, мотаться по ненужным встречам, не имея и минуты свободного времени?

    – Я предупреждал, – сказал Сатана.

    – Нечего на меня свои ошибки перекладывать! – заорал Андрей. – Такое предупреждение я бы запомнил!

     Сатана открыл папку, потянул один из листов.

    – Значит, так. У меня новый запрос, – сказал Андрей.

     Вытащенный наполовину лист отправился обратно.

     Андрей зашагал по комнате туда-сюда, его руки беспрестанно двигались в такт словам: поднимались и опускались, сгибались в локтях и падали вниз, очерчивали сложные траектории. Он вёл себя так, словно находился на сцене под пристальным вниманием полного зрительного зала.

    – Власть – это возможность делать что угодно без ограничений. Одно движение, – Андрей щёлкнул пальцами, – и любое твоё желание выполняется. Прислуга сделает всё для тебя, сделает с улыбкой, потому что любит. Пусть не тебя, а твои деньги – неважно, – Андрей остановился рядом с Сатаной, посмотрел на него снизу вверх. – Сделай меня богатым. Триллион! В десяти крупнейших денежных единицах, в золоте, в драгоценных камнях, в недвижимости, – перечислял Андрей, загибая пальцы, – и всё это должно иметь ценность. Чтобы без всякой инфляции! Моего богатства должно хватить на покупку всего, что имеет цену! – Андрей замолчал, обдумал сказанное – не осталось ли подводных камней, которыми сможет воспользоваться Владыка Ада для очередной каверзы? – и добавил: – Выполняй!

     Сатана прижал папку локтем к боку и хлопнул в ладоши.

     Гул в ушах затих. Окружающий мир заново обрёл чёткость, собрался воедино, но уже в изменённом виде: комната с матрасом превратилась в небольшую уютную залу; на стенах теперь висели картины, появились заставленные книжными томами полки; видное место занимал камин, рядом стоял столик и два кресла – в одном из них Андрей и оказался. У двери стоял мужчина лет тридцати, одет в костюм странного покроя – он чем-то напомнил Андрею одежду пианистов, которые несколько раз устраивали концерты для работников завода.

     Мужчина заметил направленный на него взгляд, шагнул вперёд и спросил:

    – Да, Андрей Григорьевич?

    – Э-э, – протянул Андрей и, не придумав ничего лучше, решил действовать по старой схеме: – Кофе.

    – Будет сделано! – выпалил мужчина, стукнул каблуками начищенных туфель друг о друга и выскочил за дверь.

     Андрей, пользуясь моментом, ещё раз осмотрелся, не беспокоясь оказаться непонятым. Обстановка больше походила на домашнюю – такое себе уютное, хорошо обставленное гнёздышко и никакого официоза, как было в предыдущий раз. Камин утоплен в стену, в его глубине весело потрескивали объятые огнём поленья. Лёгкий, едва уловимый запах горящего дерева витал в воздухе. Выше, на каминной полке, стояли рядком статуэтки мифических созданий: бородатые гномы с молотами и кирками, одноглазый великан, рогатый минотавр с двуручным топором, ведьмы в остроконечных шляпах, мантиях и с мётлами в руках, – все выполнены в едином стиле и из одного материала. «Неужели золото?» – подумал Андрей, рассматривая тусклый жёлтый металл, от которого так и веяло благородством и достоинством. Такой же цвет имели рамки некоторых картин, дверная ручка, люстра и фигурные уголки под книжными полками. На полу лежала огромная шкура – её бывшего хозяина Андрей определил без труда: пустые медвежьи глаза смотрели на полыхающий в камине огонь, пасть раскрыта, оскал такой, что казалось, будто из глотки зверя рвётся грозное рычание.

     Костюм стал другим: белый цвет и покрой (в мелочах похожий на наряд пианиста, он тем не менее сильно от него отличался и выглядел незнакомым, странным, непривычным) придавали ему оттенок франтовства и несколько отдаляли от того делового стиля, которым он мог похвастаться совсем недавно. Ощущение лёгкого позёрства усиливали перчатки на руках, пышный воротник чёрно-жёлтой рубашки и шляпа-цилиндр – она хоть и лежала на матовой стеклянной столешнице, но, несомненно, являлась частью костюма.

     Внимание Андрея привлекла свёрнутая газета. Она лежала около цилиндра, и на доступной взору полосе страницы большими буквами был написан заголовок: «Первый триллионер». Андрей потянулся было к газете, но в это время его нос уловил запах сваренного кофе и женских духов. Следом в поле зрения появились руки, поставили на стол маленькую чашку с блюдцем, и мягкий голос произнёс:

    – Ваш кофе.

     Андрей посмотрел на стоящую рядом девушку. Молодая, миловидная, правильные черты лица, минимум косметики – тушь на длинных ресницах да неяркая помада на выразительных полных губах. Каштановые волосы собраны в хвост и перетянуты резинкой. Пуговицы белой блузки целомудренно застёгнуты до самого горла, однако ткань в районе груди натянута так, что сквозь просветы виднелось кружевное бельё; чёрная обтягивающая юбка скрывала ноги до колен, поверх неё – белый передник с цветочным орнаментом.

     Девушка была хороша, и Андрей непроизвольно сглотнул. Не выдержал, протянул руку, хлопнул девушку по ягодице.

    – Андрей… Григорьевич, – с заминкой произнесла девушка; вздрогнула, когда Андрей, так и не убравший руку, слегка сжал кисть, прикрыла глаза и спросила: – Желаете что-нибудь ещё?

     Вернувшийся мужчина стоял на старом месте, у двери, смотрел в потолок и всем своим видом выражал полную непричастность к происходящему. Андрей склонил голову набок, ожидая хоть какой-нибудь реакции, но нет, ничего.

    – Желаю, – сказал Андрей. – Но не здесь. В спальне. Иди, у тебя пять минут.

     Девушка вышла. Андрей поднял чашку, сделал глоток. Кофе был вкусный, намного лучше привычного, но не более того. Возможно, дело в лёгкой горчинке или неизвестных добавках, однако до великолепия напитка из кабинета он не дотягивал. Андрей, успев привыкнуть к хорошему за один приём, скривился и отставил чашку.

     При виде гримасы мужчина сделал шаг и спросил:

    – Уволить?

    – Кого? – переспросил Андрей, рассматривая узор на ободке блюдца.

    – Марину, домработницу, – ответил мужчина.

     В его голосе явственно различались угодливые нотки. Андрей поднял голову и увидел на лице мужчины полную гамму щенячьих эмоций: любовь, обожание, радость услужить и преданность.

    – Кофе, конечно, паршивый, но дадим ей шанс, – сказал, поднимаясь, Андрей. – Проведи меня к спальне.

     Мужчина поспешил открыть дверь.

    – Передать шофёру: пусть ждёт? – спросил он.

    – Да. Что?! – Андрей спохватился: его опять ждут?

     Он снова кому-то должен?!

    – Вы собирались забрать яхту и сразу же отправиться в морской круиз – отпраздновать ваш первый, – мужчина бросил быстрый взгляд на лежащую на столе газету, – триллион.

     Море – это хорошо, море Андрей любил, и будь у него возможность – переехал бы жить на какое-нибудь побережье. К сожалению, в его городе даже речка нормальная не текла – одни каналы с технической водой. Как и многие сверстники, он каждое лето отправлялся с родителями на недельный отдых к морю, но этого было мало, всегда хотелось добавки.

     Вспомнив Петра Сергеевича, который всем делам предпочитал открывать заводы, Андрей почувствовал досаду. Он ведь хотел на море, а в результате попал под замок. Случайность, недоразумение или преднамеренная ошибка Сатаны – в любом случае стоит вести себя осмотрительнее и не держать рядом слишком умных и проницательных.

    – Заедем позже, – сказал Андрей.

     Ожидал услышать отказ – и ошибся.

    – Да, разумеется, как скажете, – ответил мужчина.

     Андрей повеселел: никто не перечит, ничего не требуют, действуют по первому слову – и почему не получилось с первого раза? Теперь понятно, отчего он так разодет. Подхватив цилиндр, Андрей сказал:

    – Я передумал. Поехали за яхтой. Да, и… – забыв имя, он поднял руку, указывая в сторону двери и шевеля пальцами.

    – Марину?

    – Да, её тоже бери.

     Поездка длилась недолго. Не успел Андрей осмотреть пассажирскую часть лимузина – с кожаными креслами, вставками из дерева и золота, шампанским, навороченной незнакомой техникой, полностью закрытую и от внешнего мира, и от водителя, – как дверь автомобиля открылась, и всё ещё безымянный мужчина сказал:

    – Приехали, Андрей Григорьевич.

    – Жди здесь, – обратился Андрей к Марине.

     Девушка кивнула. Перед поездкой она успела сменить причёску – собрала волосы на затылке, скрепив их большой деревянной лакированной шпилькой, – и переодеться в нечто тёмное, блестяще-переливающееся. Качество и внешний вид ткани намекали на платье, хотя размерами это больше походило на узкую, в отдельных местах даже тесную, удлинённую футболку.

     С мыслью о том, что моду иногда заносит на поворотах, Андрей вышел из лимузина, оправил пиджак. В воздухе чувствовались запахи соли и йода, уши улавливали шум воды, однако самого моря не было видно. Перед Андреем возвышалось двухэтажное здание с дорогой отделкой, колоннами и покрытыми мрамором ступенями. Рядом находилась широкая заасфальтированная площадка с разметкой – стоянка для автомобилей; сейчас она пустовала: на ней, кроме лимузина, находилась единственная машина неизвестной Андрею марки. Стоявший около неё мужчина взмахнул рукой, направился к гостям. Даже на расстоянии было заметно, что одежда его не отличалась изысканностью и больше походила на рабочую униформу: плотная куртка невнятного оттенка, штаны цвета морской волны и серо-бежевые туфли без застёжек.

    – Сергей Швецов, генеральный директор компании «Бриз». Заядлый яхтсмен и конструктор. Лично занимался проектированием вашей яхты, – шёпотом произнесли за спиной Андрея. Ни о чём подобном Андрей не просил, но подсказка пришлась как нельзя кстати.

    – Добрый вечер, Андрей Григорьевич, – сказал Сергей, остановившись за три шага до группы; вежливо улыбнулся, но руки не подал.

    – Добрый, – ответил Андрей.

    – Рад, что вы, наконец, появились.

     Несмотря на смысл произнесённых Сергеем слов, ни его ровный голос, ни лицо – широкое, открытое, с большими, чуть раскосыми глазами, прямым носом и ямочкой на подбородке – радости не выражали.

    – Где я могу увидеть свою яхту? – Андрею не терпелось проверить новую покупку в деле.

    – Я звонил вам ежедневно на протяжении последних четырёх месяцев, – сказал Сергей, проигнорировав вопрос, – отправлял помощников к вам в офис и домой, приезжал сам – и ни разу не смог с вами встретиться, чтобы обсудить нюансы вашего же заказа. Яхта в сборочном цеху, и её состояние такое, каким было четыре месяца назад: она не готова.

     Хорошее настроение Андрея улетучилось подобно дыму на ветру.

    – Серёжа, мы договаривались, что сегодня… – начал говорить Андрей, ощущая, как распускаются ростки гнева.

    – Но вы не соблюли договорённость, – сказал Сергей.

     Осознание факта, что его опять не слышат, мгновенно вывело Андрея из равновесия.

    – Да мне плевать! – крикнул Андрей, не испытывая более ничего, кроме гнева, – Ты знаешь, кто я и что сделаю с твоей ублюдской конторкой?!

     Сергей остался спокоен.                            

    – Знаю, но это не ускорит строительство яхты, – ответил он. – И перестаньте хамить: вас и так облизывают с ног до головы – проявите каплю уважения.

     Сергей посмотрел на часы и добавил:

    – Рабочий день закончился пятьдесят четыре минуты назад. Приходите завтра, решим ваши во… п… Р… О… С… Ы...

     Речь Сергея растянулась, голос изменился до баса, рот медленно открывался и также неторопливо закрывался. Андрей словно опустился на глубину – в ушах стоял непрерывный монотонный писк, иные звуки пропали. В груди закололо, мысли куда-то пропали, оставив голову пустой, как чугунный котел; перед глазами закружились жёлтые точки – их становилось всё больше, они закрыли мир и начали приближаться, поглощая и яркий свет, и тень.

     Андрей почувствовал, что его подхватили под руки и повели. Он вроде передвигал ногами… Куда-то сел, что-то отвечал.

     Точки изменили цвет, посерели, и теперь за ними угадывалось движение. Оно становилось всё яснее – и вот уже промелькнуло не размытое пятно, а древесная крона. Пришла свежесть – вместе с обдувающим лицо ветерком. Андрей с силой сжал веки, а когда открыл, увидел наполовину опущенное стекло лимузина и проносящуюся за ним растительность.

    – Андрей Григорьевич, вы меня слышите? Скажите что-нибудь! Вам плохо? Где болит?

     Андрей повернул голову. Марина сидела рядом и тормошила его за плечо, другой рукой держала стакан – и он сам, и рука были в каплях воды. Андрей опустил взгляд – полупустая бутылка валялась в ногах, часть её содержимого вытекла и собралась в лужицу, другая – пятнами украшала костюм Андрея, разлилась по светло-коричневой обивке сиденья. Облегающее платье развернувшейся в пол-оборота Марины не выдержало ёрзаний и задралась до пояса, бедра залиты водой, словно приняли на себя основной удар пролившейся минералки, но девушка не обращала на это внимания: она, не отрываясь, смотрела на Андрея, и в её глазах смешались тревога и страх.

    – Что случилось? – спросил Андрей и удивился своему голосу – хриплый, сухой, он звучал как скрип наждака, которым правят слабо закреплённую стальную пластину.

    – Вам плохо стало, побледнели и чуть не упали – Вадим успел подхватить. Он же и в машину вас посадил, а сейчас мы в больницу едем.

     Машина замедлила скорость, свернула, за окном показались многоэтажные дома. Андрей полез во внутренний карман пиджака, пальцы наткнулись на что-то твёрдое и тонкое. Вытащив предмет, Андрей увидел формулу вызова, запаянную в пластик. Теперь мел. Андрей последовательно ощупал и осмотрел каждый карман, но нашёл только пачку купюр, перетянутую бумагой с печатью банка.

    – Здесь мел есть? – спросил он.

     Марина помотала головой – шпилька выскользнула, и волосы блестящей волной рассыпались по плечам.

    – Какая неожиданность, – сквозь зубы процедил Андрей, – в чёртовой машине есть всё, кроме мела!

    – Не волнуйтесь, Андрей Григорьевич, мы вам привезём мел, только сначала к доктору нужно заехать.

    – Не указывай мне, дура! – закричал Андрей. – Я лучше всех знаю, что мне нужно! Останови машину! Живо!

     Марина дёрнулась, выронила стакан. Кровь отлила от её лица, губы задрожали, в глазах блеснули слезинки. Она всхлипнула, но встала и постучала в перегородку, отделяющую водителя от пассажиров. Перегородка опустилась. Едва Марина собиралась сказать об остановке, как её рот перекривился, слезы хлынули ручьём, и она, закрыв лицо ладонями, опустилась на корточки. Плечи девушки задергались, вместо слов раздались рыдания.

     Чужие чувства волновали Андрея куда меньше, чем происходящее снаружи автомобиля: они как раз подъезжали к широкому просвету, и там, между жилыми домами и маячившими в отдалении магазинами, сидел маленький мальчик и на пыльном асфальте пешеходной дорожки рисовал рожицы. Мелом.

    – Останавливай! Сейчас же тормози! – крикнул Андрей.

     Водитель перечить не стал и остановил машину. Андрей вышел из лимузина и с силой хлопнул дверью.

    – Андрей Григорьевич?.. – то ли сказал, то ли спросил высунувшийся в окно водитель.

    – Вон! Видеть вас всех не хочу! – заорал Андрей и, не оборачиваясь, пошёл к мальчишке.

     За его спиной лимузин мягко тронулся, докатил до ближайшего поворота и исчез из вида.

     Пройдясь по нарисованным жёлтым цветам и недорисованному солнцу, Андрей остановился около мальчика. Вельветовые штаны ребёнка были испачканы на коленях, на светло-коричневой куртке виднелись следы мела – некоторые имели форму пальцев. Секунду назад он трудился, вероятно, над пчелой: успел нарисовать голову с двумя длинными загнутыми рожками, лапки, которыми насекомое удерживало крошечное ведёрко, и начал закрашивать полосами толстое вытянутое брюшко, – но сейчас остановился и смотрел на Андрея.

    – Мальчик, ну-ка дай, – сказал Андрей.

    – Это моё, – ответил, поднявшись, мальчик и прижал кусок мела к груди, ещё больше испачкав куртку.

     Андрей протянул руку, схватил мел, второй толкнул мальчишку – ребёнок не удержался, сделал несколько быстрых непроизвольных шагов спиной вперёд, оступился там, где заканчивалась дорожка, плюхнулся в траву и заревел. Отыскав относительно чистое место, Андрей опустился на колени – это оказалось неожиданно тяжело – и начал чертить пентаграмму. Почти сразу услышал шорох и удаляющийся топот, бросил быстрый взгляд на спину убегающего мальчика и продолжил вести линию. На третьем луче пришлось сменить позу: заныла спина, пальцы начали неметь, а потом и ногу свело судорогой. Впервые в жизни Андрей чувствовал себя так отвратительно: очаги боли возникали то тут, то там; слабость накатывала волнами; в ушах глухо стучало; воздух, казалось, никак не желал доходить до лёгких, застревая в районе горла; нос улавливал кислый запах пота, пробивавшийся сквозь все слои одежды.

     Андрей настолько увлекся черчением и борьбой с собственным телом, что прозевал появление нового действующего лица. Нахмуренные брови, внимательные серые глаза,  узкий нос, ровная линия губ, короткая стрижка и несколько седых волосков на висках – коренастый мужчина стоял рядом и разглядывал угловатые контуры пентаграммы. В его руку вцепился тот самый мальчишка и смотрел на Андрея большими, полными слёз глазами – настолько полными, что влага успела проложить широкие тропки к опущенным уголкам рта и поджатым, но дрожащим, готовым разомкнуться в крике несправедливой обиды губам.

    – Эй, – окликнул мужчина.

     Андрей даже головы не повернул.

    – Тебе не стыдно? У ребёнка игрушку забрал.

     Андрей похлопал по ноге, надавил пальцами, разминая мышцу. Ему оставалось совсем немного, он устал и отвлекаться на очевидное, на его взгляд, объяснение, что ему мел нужнее, не собирался. С другой стороны, бесполезный спор его тоже не интересовал, поэтому Андрей вытащил деньги и швырнул, не глядя, в сторону мужчины – пачка ударилась о кожаную куртку в районе живота и упала на асфальт. Мальчишка проводил купюры взглядом – на лице проявилось детское любопытство при виде нового неизвестного предмета.

    – Я у тебя его покупаю, – сказал Андрей и повёл новую линию.

     Мужчину деньги не заинтересовали: он не попытался их поймать, не подобрал – лишь с неодобрением покачал головой.

    – В отцы годишься, а ведёшь себя как подросток с улицы. Нехорошо.

     После этих слов мужчина коротко размахнулся и нанёс удар ногой. В боку у Андрея хрустнуло, сознание затуманилось от боли; воздух с хрипом вырвался изо рта, и Андрей повалился на землю, обхватив ушибленное место руками.

    – Не всё в этой жизни можно купить, – сказал мужчина.

     Он сел на корточки перед мальчишкой, легонько ткнул его пальцем по кончику носа, словно нажимал на дверной звонок, подмигнул.

    – Пусть оставит себе, – сказал мужчина, и, вставая, взял мальчика за руку.

     Андрей смотрел, как они уходят и о чём-то говорят, но ничего не чувствовал: его привычные спутники – раздражение и гнев – отступили под влиянием боли и не спешили покидать удобное для них укрытие. Он просто лежал и ждал, пока развеется муть перед глазами и восстановится сбившееся дыхание. Спустя какое-то время боль утихла настолько, что Андрей смог привстать и взяться за мел.

     Когда пентаграмма была готова, а формула вызова прочитана – или, как говорил Сатана, запрос отправлен, – сил у Андрея почти не осталось. Он сел на асфальт, вытер пот со лба и стал наблюдать за появлением двери и за тем, как из неё выходит высокая краснокожая фигура. На этот раз Сатана оделся в чёрный деловой костюм, на манжетах – рубиновые запонки, туфли начищены так, словно претендуют на роль зеркала, в руке – неизменная папка.

    – Вижу, вы несколько утомились, – сказал Сатана, – но на вашем месте я бы не стал долго сидеть на холодном.

    – С чего такая забота? – спросил Андрей. – Паршиво выгляжу?

    – Выглядите вы вполне достойно. Я говорил о внутреннем состоянии: оно оставляет желать лучшего, – ответил Сатана. – Восемьдесят четыре года – не лучший возраст для повышенных нагрузок.

    – Что за бред, – сказал Андрей. – Мне двадцать два.

    – Вы слишком категоричны, – ответил Сатана. – Впрочем, у вас есть на то серьёзная причина, так что давайте перепроверим.

     Вжикнула молния папки. Сатана достал лист и прочитал:

    – Семёнов Андрей Григорьевич, 1995 года рождения, идентификационный номер души: АТ-162945852294-01М.

    – Ну и? – спросил Андрей.

     Диалог начал ему надоедать. Время шло, а лучше не становилось: усталость и разбитость никуда не делись, при каждом вдохе и выдохе вспыхивала боль в рёбрах – не настолько сильная, какой была вначале, но вполне ощутимая и неприятная. Первым запросом необходимо подлатать здоровье, а потом вернуться к основному делу. Дважды рогатый выкручивался, третьего – не будет: ему придется сделать так, как того хочет Андрей.

     Сатана вздохнул. Вздох получился немного печальным, а сам Владыка Ада выглядел так, словно попал на чужие похороны: вроде бы кругом горе – надо соблюдать приличия и выглядеть грустным, но горе-то чужое. Спрятав лист обратно, Сатана вытащил два новых, протянул Андрею со словами:

    – Будет лучше, если вы сами посмотрите.

     Резким размашистым движением Андрей выхватил листы. В голове закружилось, повело в сторону, он едва не завалился набок, но сумел удержаться, и, выровнявшись, уставился на бумагу в руке с таким раздражением, будто заранее знал, что ничего, кроме попыток Сатаны увильнуть от выполнения новой задачи, не увидит.

    «Запрос от 05 июля 2017 года.

     Отправитель:Семёнов Андрей Григорьевич, 1995 года рождения, идентификационный номер души: АТ-162945852294-01М.

     Цель запроса: власть над людьми.

     Уточнения: отсутствуют.

     Статус запроса: принят – 05 июля 2017 года, исполнен...»

    – И что это? – спросил Андрей.

    – Выписка истории ваших запросов в Адскую канцелярию, – ответил Сатана.

     Первый лист полетел в сторону. Не дочитав, Андрей взялся за второй.

    «Запрос от 14 сентября 2036 года.

     Отправитель:Семёнов Андрей Григорьевич, 1995 года рождения, идентификационный номер души: АТ-162945852294-01М.

     Цель запроса: накопление денежной массы, а именно: 1000000000000 (триллион).

     Уточнения: денежная масса должна состоять из 10 (десяти) крупнейших (на момент подачи запроса) денежных валют, золота, драгоценных камней и недвижимости в равных долях.

     Особое уточнение: удержание общемирового курса инфляции на уровне, соответствующем уровню даты запроса.

     Статус запроса: принят – 14 сентября 2036 года, исполнен – 10 апреля 2079 года.

     Куратор...»

     До Андрея начал доходить смысл написанного, но он ещё не успел в него поверить.

    – Семьдесят девятый год?!

    – Вас может заинтересовать графа «Особое пожелание», она в конце, – сказал Сатана.

     Андрей перевернул лист и нашёл последний абзац.

    «Особое пожелание: изъятие памяти с момента начала обработки запроса от 14 сентября 2036 года до момента его исполнения. Отправитель ознакомлен с вероятными последствиями, риск считает приемлемым».

     Ниже стояла роспись Андрея, печать и другим, размашистым и угловатым, почерком было написано: «Возражений не имею. Особое пожелание удовлетворить. Сатана».

     Выронив лист, Андрей схватился за перчатки, стянул их. Его глаза расширились, изо рта вылетел стон: кисти рук покрывала старческая, густо украшенная пигментными пятнами кожа; суставы раздулись; ногти хотя и были ровно подстриженными, но выглядели мутно-жёлтыми, толстыми, огрубевшими. Андрей приблизил руки к лицу, прикоснулся. Чувствительность пальцев была уже не та, но тонкая сухая кожа, обтянувшая череп, ощущалась отчётливо. Мочки ушей заметно вытянулись, на шее выделялись морщины.

    – Ты забрал мою молодость, – прошептал Андрей.

    – Ад не отнимает и не торгует молодостью, душами, кровью и прочим подобным. Ваша молодость прошла, пока вы работали над достижением заветных целей: сначала одна ипостась власти, затем другая.

    – Не верю, нет… – пробормотал Андрей, словно говорил сам с собой.

    – Это нормальная реакция, – сказал Сатана.

    – Шестьдесят лет...

    – Шестьдесят два, – уточнил Сатана. – Девятнадцать лет и два месяца для получения наиболее значимой управленческой должности, сорок два с половиной года на удовлетворение денежных потребностей.

     Глаза Андрея расширились, он посмотрел на Сатану и спросил срывающимся голосом:

    – Почему так долго?!

    – Если вы о триллионе, то должны понимать: сумма немаленькая, заработать такую непросто; а удержание инфляции на одном уровне – и вовсе задача нетривиальная, – ответил Сатана.

    – Так надо было украсть! – крикнул Андрей.

    – В Аду не воруют. При составлении обоих запросов вы настаивали на их моментальном выполнении, в том числе и путём кражи. Однако подобное невозможно, и я объяснял почему: вы можете получить желаемое только и исключительно честным путём, вы также имеете право пользоваться предоставляемыми Адской канцелярией профессиональными консультациями и иной юридической помощью для ускорения процесса получения, – и вы выразили согласие на действия в оговоренных рамках. Удаление части памяти – одно из поставленных вами условий. Вы обосновали свою позицию тем, что, – Сатана заглянул в папку и зачитал: – «Хочу всё забыть. Выкинуть воспоминания о жизни, полной ограничений, лишений и тяжкого труда. Я достоин лучшей памяти».

    – Зачем?! Зачем я это сделал? Дважды! – закричал Андрей.

    – Об этом стоит спросить у вас, а не у меня, – сказал Сатана.

     Однажды в детстве, зимой, Андрей на спор засунул голову в бочку с ледяной водой. Ни до, ни после, вплоть до настоящего момента, он не испытывал настолько оглушающего и одновременно отрезвляющего эффекта. Сегодня не было воды, разломанной ледяной корки и подзуживающих молодых голосов, но их отсутствие не помешало истории повториться.

    – Хочу подать новый запрос, – сказал Андрей.

     Сатана привычным жестом прижал папку к боку и хлопнул в ладоши.

     Мир остался прежним: не размывался, не бил по ушам – ни одного из тех ощущений, что возникали раньше, не появилось.

    – Я не могу игнорировать запросы, отправляемые на моё имя, однако непосредственно за их выполнением не слежу: основной круг моих рабочих задач несколько иной, – пояснил Сатана. – Поэтому вам был назначен куратор соответствующего ранга.

     Из дверного проёма вышел демон – ниже Сатаны на голову, рога короткие, одет в серый невзрачный костюм. Если бы не красная кожа и прочие признаки истинного гражданина Ада, его можно было бы принять за рядового служащего обыкновенного банка – столь неприметным он казался.

    – Ваш постоянный куратор, Чёрт, – представил его Сатана. – С ним и проходило ваше общение бо́льшую часть времени, и он, к слову, был категорическим противником вмешательства в вашу память.

    – И остаюсь таковым, – сказал Чёрт приятным баритоном. – Нельзя воздействовать на память будущих и настоящих граждан, даже если они сами настаивают на вмешательстве.

    – К сожалению, коллега, закон, в данном случае, не на вашей стороне.

     Переведя взгляд с Сатаны на Чёрта и обратно, Андрей закричал:

    – Верни! Верни всё, как было раньше! Хочу, чтобы мне снова было двадцать два!

    – Запросы на корректировку уже случившихся событий, а также на восстановление физиологических и психологических параметров, таких как: воскрешение, регенерация потерянных конечностей...

     Нижняя челюсть Андрея дёрнулась, губы разошлись – он явно собрался что-то сказать, но Сатана словно ждал этого момента.

    –… восстановление памяти, в том числе, – могут быть приняты исключительно от граждан Рая.

     Демоны, дверь за их спинами, дорога, трава и деревья – окружение смазалось, поплыло. Андрею показалось, что в его сердце загнали длинную раскалённую иглу, и он прижал левую руку к груди. Оцепенел, пытался вдохнуть, протолкнуть воздух в лёгкие, но лишь без толку открывал и закрывал рот. В глазах появились жёлтые точки – те самые, что пытались ослепить его при разговоре с Сергеем Швецовым.

    – Позвоните в скорую, – шёпотом попросил Сатана.

    – Не успеют, – также тихо ответил Чёрт, но телефон всё же вытащил и набрал номер.

     Андрей изо всех сил затряс головой. Возникло ощущение, что его мозги вынули и швырнули назад, напоследок наподдав по черепной коробке. Боль, однако, помогла: она набросилась на непрошеных гостей, словно сторожевой пёс, – и жёлтые точки съёжились, попятились назад, отступили за границы глаз.

     Взглянув на две красные фигуры, Андрей откинулся назад, упал на спину, стукнувшись затылком и не почувствовав удара. Его разбирал смех – истеричный, резкий, изломанный, как пентаграмма на асфальте, он вылетал из глотки и взмывал вверх, к далекому небу. Андрей хохотал и не видел, как Сатана переглянулся с куратором, чуть двинул головой и глазами, указывая на дверь в Ад. Чёрт кивнул и скрылся в тёмном проёме. Сатана, обхватив папку двумя руками и удерживая её в районе пояса, качнулся с пятки на носок и обратно и замер, ожидая, пока Андрей сможет говорить.

     Смех стал тише; потом начал прерываться – то затухал, словно течение воды на перекатах, то снова усиливался; и, наконец, исчез. Андрей выдохнул, провёл ладонями по лицу. В сторону Сатаны он не смотрел.

    – Сколько у меня запросов – один? – спросил Андрей и, не дожидаясь ответа, сказал: – Я отказываюсь от него. На словах подойдёт или нужно что-то подписать?

    – Учитывая, что мы ещё не приступили к заполнению формы, отказ в письменном виде необязателен, – ответил Сатана.

    – Ну и хорошо. Прощай.

    – Не хочу вас разочаровывать, но мы ещё не раз увидимся, – сказал Сатана. – До свидания.

     Андрей закусил губу и попытался унять вышедшее из-под контроля дыхание и гудящее, как паровой мотор, сердце. Испытавшее нагрузки, не отошедшее от полученных травм, постаревшее тело отзывалось неохотно, с заминкой, словно раздумывало: а не послать ли всё куда подальше и просто расслабиться, отдохнуть, покачаться на волнах? На очень странных волнах, которых не могло быть на асфальтовой дороге, но которые были. По крайней мере, качку Андрей ощущал сильную, до тошноты, до скрученного желудка и рези в глазах.

     Не прекращая тихой борьбы, он повернул голову и увидел вывеску магазина. Надпись крупными буквам гласила: «Продовольственный маркет». В таких обычно продавали разное и понемногу: лежалое, старое, по завышенным ценам – и всё это, чтобы хоть как-то оттенить главную стойку с алкоголем. «Так вы магазин алкогольных напитков?» «Что вы, что вы! Чипсы, сухарики, картофель, детские игрушки – а алкоголь так, случайно полвитрины занял». Днём нескончаемым потоком шли горе-работники, которые без ста грамм не могли инструмент в руках удержать, а с наступлением темноты на мигающий свет букв сползалась молодёжь и гуляки всех мастей. Андрей и сам немало времени провёл в подобных злачных местах: сначала по вечерам, с друзьями, потом – забегая на две минуты за утренним стаканчиком кофе. Пробудившиеся воспоминания принесли за собой мысль, что единственное, чего он по-настоящему заслужил, – это такой вот кофе: разбавленный, дрянной, отдающий пластиком, гарью и горечью – вкусами, которые не заглушали даже конские дозы сахара.

     Андрей перевернулся на живот, дотянулся до пачки денег, сжал её в кулаке. Встал на четвереньки, попробовал подняться, но рухнул обратно: ноги не держали.

    – Шестьдесят лет ждали и ещё подождёте, гады, – прошептал Андрей и пополз к магазинчику.