Истории Бескрайнего королевства. Волшебные зеркала [рассказ]

Глава первая
в которой рыцарь получает задание,
но не торопится его выполнять
     И произнесла требовательная принцесса:
     – А ну-ка, принеси мне то, не знаю что, оттуда, не знаю откуда, туда, где это есть, оттуда, где этого нет.
     Повисла тишина. Принцесса сказала слово и, не собираясь продолжать разговор, посвятила себя важному делу – изучению барельефа на дальней стене. Она видела его множество раз, но правилам не изменила – сидела с прямой, не касающейся спинки трона, спиной, не двигалась и каждой частью тела излучала полную погружённость в выбранное занятие. Теперь даже несведущий в этикете должен был осознать: аудиенция окончена.
     Многозначительное молчание и иллюзия занятости оставляли за принцессой последнее слово, что тешило её самолюбие и позволяло взирать на окружающих с повышенным чувством собственного достоинства – жизненно необходимой потребностью любой царственной особы.
     Подобные манеры изучаются с детства, шлифуются годами и подаются отмеренной пропорцией в нужный момент. Увы, сегодня реальность оказалась не столь убедительной: принцесса не старалась. Весь её внешний вид говорил об игнорировании положенного по статусу режима: кожа на бледном лице выглядела сухой и тонкой, словно кровь отхлынула от неё, а затем, после раздумий, перебралась в белки глаз и обосновалась там красными полосками лопнувших сосудов; мешки под глазами выдавали регулярное недосыпание; из косы, заплетённой не сегодняшним и даже не прошлым днём, выбивались волосы, от чего она походила на выжатое и разодранное прачкой бельё, – признаки указывали на существование увлечённости, которой принцесса отдавала всё своё время, включая часы обязанностей и сна.
     «И эта туда же», – подумал рыцарь, но вслух не произнес ни слова. Ударил кулаком по нагрудной пластине доспеха, склонил голову, а затем развернулся и, печатая шаг, направился к выходу из тронного зала.
     Рыцарь был немолод и помнил времена, когда для благосклонности любой принцессы хватало букета цветов, сорванных в замковом палисаднике. Всё изменилось с появлением волшебных зеркал: творения горных чародеев связали королевских дочерей невидимыми прочными нитями, позволив им видеться, говорить, обсуждать новости и последние события во всякий час дня и ночи. Разумеется, принцессы, ещё недавно знать друг друга не знавшие, в момент стали лучшими подругами – и пошло-покатилось… Они сутки напролёт хвастались ценностью отцовских богатств, площадью земельных наделов, высотой крепостных стен и количеством охраны, что оберегала их беззаботный сон от чьих-либо посягательств. Не забывали упомянуть и об амурных делах, превращая одного рыцаря в десяток статных красавцев, восседающих на огромных конях и машущих широкими двуручными мечами.
     Всё бы ничего, но от такого безбожного вранья росло лишь самомнение принцесс, а рост рыцарей и размеры их послушных лошадок оставались прежними. Тоже касалось и оружия: практичные – удобные в бою и в дороге – палаши не уступали место в амуниции столь милым девичьему сердцу «двуручникам» – эспадонам, фламбергам и цвайхендерам. Но разве примет это принцесса, поверившая собственным выдумкам?
     Цветы сменялись редкими заморскими сладостями, сладости – драгоценными каменьями, изумруды и рубины – диковинками и древностями вроде ларцов-загадок, самозапахивающихся плащей и пожелтевших свитков, источающих мудрость прошедших веков. Потом всякие странности появились: волчьи уши, ручные саламандры, эликсиры на основе адского пламени, ожерелья из чешуек драконьей шкуры и клыков троллей.
     Рыцарь представил, как вооружается пудовыми клещами, идёт в гости в Варгрыму, начинает – сразу после фразы: «Здорово, дружище!» – выдёргивать один за другим его крепкие белоснежные зубы, и повёл плечами. Он не подверг бы таким мучениям даже малознакомого тролля, а о боевом товарище и речи не могло идти!
     Ни одна принцесса не стоит подобных жертв, тем более что в веяниях последних лет желаемая близость нередко совмещалась со смутным по достоинству довеском в виде женитьбы и полцарства. Материальная выгода сомнительна, зато реальны встречи с одной и той же королевой в единственный выходной вечер, загруженные будние дни, раннее облысение, отвисший живот, одышка и бесконечная скорбь в глазах по утраченным весёлым денькам. Такое счастье честному рыцарю и даром не нужно.
     Сегодняшний отказ стал третьим в череде «того, не знаю что». Предыдущие требования пусть и терзали муками морального выбора, но, по крайней мере, были выполнимы. Нынешние – выходят за рамки разумного, ставят под сомнение прекрасное будущее рыцарства и замахиваются на сам смысл его существования.
     «Пришла пора поговорить с горными чародеями о волшебных зеркалах и проблемах, возникших из-за их появления», – подумал рыцарь, шагая по замковой галерее. Противоположную окнам стену украшали портреты каких-то людей, батальные полотна, гобелены, гербы и вязаные верёвки неизвестного назначения. Если кто-то догадается развесить это добро по порядку, то получится неплохая история, повествующая о замке и его самых именитых обитателях; ну а пока мешанина навевала мысли о базарных рядах, ярмарке и безработных голодных художниках, выдающих «бриллианты живописи» десятками штук в день.
     Покидая негостеприимное место, рыцарь так и не придумал, что сделает при встрече с чародеями, однако тревоги не испытывал: дорога долгая – успеет себя умными мыслями занять. Однажды один из его приятелей, залившись «Безумной Матильдой», пытался доказать, что размышления на ходу размягчают кости черепа. Он сыпал фактами и выводил теории на пивной пене в кружке, которую пришлось позаимствовать у сидящего за соседним столиком студента. К моменту, когда закончилось пиво, а вместе с ним и теории, приятелю удалось убедить собеседников в своей правоте – всех, кроме рыцаря. Не то чтобы рыцарь не поверил, но, зная о последствиях приёма «Матильды», сомнения всё же испытывал. Тот вечер не нарушил его привычку обдумывать планы в дороге, разве что теперь он стал размышлять с некоторой осторожностью и не снимал шлем с головы.
     Соблюдая собственные правила, рыцарь ехал в полном облачении, а на его лице застыло выражение, свидетельствующее о нешуточной работе ума: ощупывая пустые ножны, рыцарь пытался вспомнить обстоятельства, при которых мог пропасть кинжал «трокловой» ковки. Вся последняя неделя умещалась в два слова: скука и спокойствие – и была пуста, как ладонь просящей подаяние нищенки. Рыцарь добирался забытыми тропами, в приключения не встревал, людей не видел и кинжалом воспользовался уже у замковых ворот – сковырнул щепку для чистки зубов. Похоже, пока доставал да обратно засовывал, кто-то разглядел рисунок на металле и пустил через посредников шепоток о ценной вещице. Слова попали в нужное ухо, а дальше дело техники: ловкие воровские пальцы, терпение – и кинжал обретает нового владельца.
     Рыцарь сплюнул. Трокл – кузнец, который ничего не понимает в кузнечном деле. Он способен выводить узоры на паршивой стали болванок – и всё, иные высоты профессии ему не покорились; но так уж сложилось, что его творения приглянулись впечатлительному вельможе: он с лёгкой руки окрестил их «трокловой» ковкой, и они вдруг стали модными. Пока воины посмеивались и на спор ломали эти железки о колено, аристократы, придворные и зажиточные люди всех мастей скупали отдельные экземпляры за огромные деньги.
     Трокл, не будь дураком, понял, куда клонится чаша весов, и от массового выпуска перешёл к штучным изделиям. Вместо двадцати мечей делал один, драл за него золотом по весу и продавал тому, кто не умел или не желал разбираться в оружии.
     Пропавший клинок было жаль: теперь ему суждено украшать пояс очередного богатого глупца, а не распадаться на куски в раскалённом горне. Рыцарь и не думал о деньгах, которые мог выручить за кинжал; он не признавал в нём оружие, достойное защищать жизнь воина, и собирался отправить в плавку, но нормального кузнеца, способного не поддаться жадности и уничтожить поделку, найти не успел.
     Сбоку мелькнул чей-то силуэт. Задумавшийся рыцарь отметил его появление краем глаза, однако вертеть головой и всматриваться не стал: листва густая – подробностей не разглядишь, а суетливостью от слежки не избавиться. Кто бы там ни был, он начнёт осторожничать и в следующий раз подкрадётся незамеченным. Сейчас же есть шанс, что наблюдатель или проявит себя в ближайшее время, или отойдёт в сторонку, решив не связываться.
     Приличная публика ходит по дорогам, не прыгает от куста к кусту, пытаясь слиться с землёй, так что рыцарь не удивился, когда за ближайшим поворотом увидел ствол поваленного дерева и сидящих на нём людей. «Классическая засада, – подумал он. – Один следит, даёт отмашку и остаётся в тени. Трое встречают путника лицом к лицу. Доходяга с козлиным лицом – заводила, два крепыша рядом с ним – грубая сила, а главный прячется, в руках держит лук и ждёт нужного момента».
     Лошадь, повинуясь команде, остановилась. Рыцарь спрыгнул и пошёл вперёд. За лошадь он не боялся: она тренированная, незнакомцев не подпустит, а стрелять в неё разбойники не станут – живой захотят взять, на продажу. «Молодняк», – подумал рыцарь, глядя на троицу. Их одежда выглядела изношенной: покрыта пятнами и заплатками, рукава пришиты грубой нитью неровными стежками. Из оружия – две палицы с торчащими ржавыми гвоздями да старый меч, лезвие которого покрывали щербины и разводы жира.
     Некоторых жизнь ничему не учит: устраивать засады и грабить в шаге от замка – прямой путь на виселицу через казематы. Радостей не принесёт, а если найдётся пыточная комната, то и неприятный осадок останется. Люди там бедные, за службу им платят медью, и переработки – обычное дело. Условия простые: количество полученных монет зависит от количества произнесённых слов, за сданного подельника – дневной заработок, преступник остался жив после допроса – тут мастер может и на недельную выручку рассчитывать.
     Тощий взъерошенный мужик с вытянутым подбородком поднялся.
     Рыцарь перехватил щит двумя руками и побежал в сторону, по направлению к дереву, из-за которого выглядывал край застиранной рубахи, обтягивающей чьё-то объёмное брюхо.

Глава вторая
в которой возникает недопонимание
     Светало.
     Рыцарь стоял у огромного камня и читал выцарапанное на его поверхности слово: «Людоед». Ниже проходила неровная стрелка. Проследив взглядом, рыцарь увидел тонкую тропу – она отходила от камня и терялась в кустах дикого чертополоха. Основная дорога новоявленной развилки прямой широкой линией вела в деревню, где можно было запастись провизией, восполнить запасы оружейного масла и порадовать лошадь мочёными яблоками.
     Рыцарь прошёлся по тропе, присел на корточки, ковырнул пальцем землю. Свежая. И чистая – ни одной травинки не растёт. Тропу проложили дня два-три тому назад, камень принесли раньше: земля у его основания успела подсохнуть. Рыцарь поднялся и направился к лошади. «Должно быть наоборот, – подумал он. – Да и людоед – тварь кровожадная, но с головой на плечах. Зачем ему выдавать себя и ходить за едой по одному пути, а потом ещё и чистить его?»
     Странная ситуация нуждалась в прояснении. Рыцарь подтянул ремешки доспехов, развернул лошадь и направился по тропке искать ответы. Деревня подождёт. И так потеряно время: если бы те любители лёгкой наживы передумали оттачивать разбойничье мастерство, рыцарю не пришлось бы их ловить, отвозить в замок, сдавать на руки страже и той же дорогой возвращаться обратно. На разъезды ушёл целый день, и неизвестно, сколько раз людоед успел сесть за стол; возможно, он редкостный обжора, ест с утра до вечера и вот-вот проснётся, чтобы приготовить очередной завтрак.
     За кустами чертополоха находилась небольшая поляна: зелёный травяной слой укрывал землю, над яркими островками цветов жужжали, стрекотали и гудели первые насекомые, ветра не было, от чего растения казались застывшими, словно позировали для пишущего картину художника. Не заметив ничего подозрительного, рыцарь двинулся дальше. Тропа тянулась через поляну ровной полосой, никуда не сворачивала и вела к еловым деревцам, за которыми проглядывало нагромождение камней.
     Через несколько минут рыцарь достиг цели. За камнями, оказавшимися частью скалы, открывался вход в пещеру; здесь же заканчивалась тропа. Рядом торчало высохшее дерево с приколоченной дощечкой, надпись на ней гласила: «Осторожно! В пещере – людоед!». У его основания, на невысоком плоском камне, лежал молоток и горсть гвоздей. И вот гадай теперь: владелец уходил и забыл или ему пришлось их оставить, чтобы бежать не мешали? Рыцарь спешился, похлопал лошадь по шее, услышал в ответ негромкое фырканье и направился к пещере. Постоял на входе, подождал, пока глаза привыкнут к полумраку, и шагнул внутрь.
     Пещера имела вытянутую форму, по своду проходили трещины, некоторые из них были сквозными и пропускали солнечный свет. В воздухе не ощущалось горечи, кислоты, запаха гари – обычных спутников нежелающих следить за собой людоедов. Стены покрывали странные пятна, однако загадка разрешилась сразу же: некто содрал мох, соскрёб лишайник, счистил плесень и уложил кучей у входа. Рыцарь перешагнул зеленовато-белую массу и вытащил меч из ножен.
     В дальнем углу пещеры что-то зашевелилось. Света не хватало, тени будто ожили – потянулись по стенам, переплелись и начали вливаться в чёрное пятно. Оно увеличивалось в размерах, обретало форму и объём.
     – Ааааарррррр! – зарычало нечто, приближаясь к рыцарю.
     Голова шириной в половину тела соединялась с ним массивной шеей, уши прижаты, огромный нос выдаётся вперёд, количество острых клыков во рту способно вызвать приступ зависти у любого тролля. Покрытые морщинистой кожей руки напряжены, пальцы заканчиваются короткими толстыми когтями. На плотное кряжистое тело надето подобие жилета, ноги закрыты штанами. Взгляд четырёх золотистых глаз направлен много выше рыцарской головы. Когда существо поняло, что там никого нет, то остановилось, наклонило голову и посмотрело ниже, на стоящего перед ним человека.
     – Рыцарь, – произнесло оно, в голосе звучало удивление.
     – Жрумь, – ответил рыцарь, вогнал меч в ножны и продолжил: – пещерный. Людоеда здесь нет.
     В походах рыцарю приходилось сталкиваться со жрумами, так что о наличии людоеда не спрашивал – утверждал. Можно быть уверенным: на протяжении дня пути нет никого, кто соблазнился бы живым человеком.
     Тем временем жрумь сел на каменный пол, ссутулился и вздохнул. Он был расстроен.
     – Откуда ему взяться, если я тут живу, – произнёс жрумь. – Я думал, ты людоед.
     Рыцарь снял шлем, почесал затылок. Однажды он слышал утверждение, будто людоеды – шутка природы, и когда природа увидела результат своего юмора со стороны, то испытала стыд и создала пещерных жрумов. Так она и принцип равновесия соблюла, и разрушать ничего не стала. Доля правды в словах была: пещерные жрумы терпеть не могли людоедов, – но не природа послужила тому причиной, а давний внутренний конфликт, развязанный одними жрумами против других. Их раса едва не исчезла и до сих пор не восстановилась в численности. С момента завершения конфликта у жрумов возникло неприятие к разумным существам, поедающим иных разумных. За следующие полтора века произошло резкое сокращение количества каннибалов, людоедов, кровососов, диких троллей, оборотней и прочих существ с похожими вкусовыми пристрастиями. В остальном же пещерные жрумы отличались миролюбием, ценили жизнь и разум в большинстве его проявлений.
     Куски истории не складывались в единую картину, и рыцарь спросил:
     – Табличку «В пещере – людоед!» кто написал?
     – Я, – ответил жрумь. – Они же таятся, прячутся – искать замучаешься. Вот я приманку и использовал: людоед предупреждение увидит, решит, что здесь сородич живёт, зайдёт поздороваться – тут я его и встречу.
     По долгу службы рыцарю случалось сражаться с опасной нечистью вроде тех же оборотней, ловить вредителей – мелких тёмных чародеев и заклинателей крыс, выслеживать одичавших полуразумных тварей. Все разные, для каждого требовался определённый подход и сноровка, но чтобы вот так – охотиться на не признающих грамоту людоедов с помощью письма – нет, с подобным сталкиваться не доводилось. Поразмыслив, рыцарь решил, что встреча с хитрым, но не растерявшим наивности жрумом – отличный знак.
     – Жители деревни в курсе, что ты здесь поселился? – спросил рыцарь.
     Жрумь помотал головой и сказал:
     – Пока ловушку сделал, пока в округе прибрался, сейчас пещеру чищу – не успел, в общем, рассказать. Да и не стремился особо: в этих краях мои сородичи почти не появляются и люди к нашему внешнему виду не привыкли – боятся. Не хочу пугать. Пусть спят себе спокойно, а я их от людоедов буду охранять.
     Рыцарь надел шлем на голову, произнёс:
     – Они предупреждение увидят, а потом к тебе с вилами и топорами придут – решат, что ты и есть людоед.
     Пещерный жрумь посмотрел на рыцаря всеми глазами, прищурился. Поднялся резким движением, втянул носом воздух, спросил:
     – Меня – и с людоедом перепутать?!
     – Как они узнают, что ты – это ты, если с тобой не знакомы? – вопросом ответил рыцарь.
     – Да я… – жрумь запнулся. – Я об этом не думал.

Глава третья
в которой звучат размышления и воспоминания
     Соприкоснувшиеся глиняные кружки издали глухой звук, рыцарь сделал глоток и продолжил:
     – В деревню мы вместе пошли. По дороге заставил его камень вытащить и в сторонку отнести, чтобы путаницы не возникало. Бабы, когда жрума увидели, истерику закатили, кто-то из мужиков сединой покрылся, – нормально встретили, могло быть и хуже. Потом деревенские узнали, что он их от опасности хотел уберечь – и приняли как родного, даже сарай собрались выделить в качестве временного жилья. Я же задерживаться не стал: на лошадку сел и поехал к тебе.
     – Люди добрые, – сказал Варгрым.
     – Люди разные, – ответил рыцарь. – Добрые тоже есть.
     Они сидели за столом в гостиной Варгрымова дома и делились последними новостями. Рыцарь поведал о цели поездки и приключениях, с которыми успел столкнуться, тролль упомянул о местных ценах и изменчивой погоде – в последнее время он не покидал пределы города и чего-то большего рассказать не мог.
     Варгрым налил в тарелку густую подливу, принюхался и улыбнулся: прекрасный запах подсказывал, что блюдо удалось. Большие куски мяса – по заверению мясника, бегавшего ещё ночью, – ровные кубики моркови, круги лука, полоски сладкого перца, специи – тушёные ингредиенты исходили паром и казались картинкой, сошедшей со страниц кулинарной книги.
     Словно и не тролль, а древняя старушка, Варгрым встал ранними утром и пошёл на базарные ряды за свежими продуктами. Что именно побудило к незапланированной прогулке, он понял по возвращении: на пороге его дома стоял рыцарь и бил кулаком по двери. Соседи, проснувшись от громкого шума, торчали в окнах, смотрели с неодобрением, но рыцарь их игнорировал и продолжал стучать.
     Тролль взял посыпанную кунжутом булку, принялся рвать её на мелкие кусочки и бросать в тарелку. Мягкий хлеб, не успевший отдать полученное в угольной печи тепло, моментально впитывал жидкость и приобретал насыщенный оттенок. Торопиться было некуда, поэтому Варгрым расправился с булкой и лишь затем произнёс:
     – Что дальше делать будешь?
     – Доберусь до горных чародеев и объясню, что случится, если зеркала не исчезнут: принцессы потеряют связь с реальностью, рыцарство же без принцесс никому не нужно, – ответил рыцарь. – Пропадёт главная цель, собьются ориентиры; останутся только сражения, но с ними и наёмники справятся.
     Тролль побарабанил толстыми пальцами по столешнице и сказал:
     – За зеркала серебром и золотом отсыпают, для чародеев они – источник дохода. От такого не отказываются.
     – К развитию событий я готов, но надеюсь, что меня услышат.
     Протянув руку к вазочке, Варгрым вытащил из неё два фигурных печенья, положил их на стол. Подвинул одно к другому.
     – Ну, смотри, – сказал тролль, – приходишь ты к чародеям, они тебе верят и зеркала делать прекращают. Кидают шапки на землю, сжигают записи, главный уходит в отшельники на три года, остальные придаются безделью. Проблема-то остаётся: зеркала есть во всех землях королевства и никуда не денутся. Как ты от них избавишься?
     – Зеркала недолговечны: они бьются, теряются, а если речь заходит о принцессах – попросту надоедают: форма стала не та, оправа потёрлась, ручка в румянах измазалась, – и без восполнения исчезнут за год-два, – ответил рыцарь.
     Под весом сменившего позу тролля скрипнул стул. Варгрым поднялся и направился к торжественному альбому, под который была выделена целая стена: портреты друзей и близких родственников; картины, запечатлевшие наиболее яркие моменты жизни; широкие полки c памятными вещами, доставшимися по наследству; награды и грамоты, полученные за участие в различных состязаниях. Отдельное место занимало целое полотно, посвящённое битве при Мраморной горе – большому сражению, в котором тролли одержали победу над ордой диких сородичей. В том знатном бою прадед Варгрыма одолел вражеского вождя, а затем силой, смелостью и смекалкой обратил в бегство остальных противников – так рассказывал вернувшийся с войны прадед, и, хотя его версия отличалась от официальной истории, в семье ему не возражали.
     Сняв одну из картин, Варгрым вернулся к столу и протянул её рыцарю. Там был изображён молодой тролль – светло-зелёная кожа, зубастая улыбка, высокий лоб, одет в тёмно-синий полосатый костюм, на голове – синяя вязаная шапочка со звёздами и шестернями. За его спиной находились двустворчатые двери и часть здания. Узор на дверях в точности повторял вышитый на головном уборе рисунок.
     – Племянник, – пояснил Варгрым. – Студент академии Механизмов в Городе-на-Облаке. Беседовали мы с ним на похожую тему – о месте материальных вещей в мире. У них в академии существует понятие «динамика прогресса»: если что-то изобретено, то оно исчезнет исключительно естественным путём – заменой на свой же улучшенный вариант, а искусственное уничтожение приведёт, в худшем случае, только к временной потере. Допустим, ты, горным чародеям головы порубив, все волшебные зеркала расколотишь, а они опять появятся. Кто-то заново создаст: другой чародей, механик, звездочёт, заклинатель. Или найдётся рыцарь вроде тебя, меч отложит и вместо девы прекрасной за изобретения возьмётся.
     Узнавать новое рыцарь любил – и всё благодаря полученному в детстве образованию. Одной давней зимней порой произошла случайность: его отец сломал ногу проходящему мимо страннику. Несчастный оказался учёным и был вынужден гостить у них в доме, пока не срослась кость. В течение трёх месяцев маленький рыцарь слушал ежевечерние рассуждения о научных достижениях, законах мироздания, правилах природы и поведения человека в ней.
     К сожалению, всё хорошее когда-нибудь заканчивается: учёный выздоровел и уехал, а жизнь маленького рыцаря вернулась в прежнее русло. Он учился владеть оружием, объезжал лошадей, боролся, бился на кулаках – в общем, постигал азы будущей профессии. Познавательные беседы ушли из его детства, однако не забылись: три месяца – долгий срок и взрослеющий рыцарь заслуженно считал себя неглупым человеком.
     Впоследствии жизнь не раз сталкивала его с прекрасными собеседниками: они обожали поговорить, он умел помолчать – и все оставались довольны. Со временем рыцарь научился разбираться в областях знаний, о существовании которых и не подозревал. Вот и сейчас он слушал тролля с большим интересом. Когда речь зашла о теории механизмов, смысл некоторых слов оказался незнаком, но суть рыцарь понял и прерывать Варгрыма не стал. На досуге обдумает и разберётся. Однако затем в беседе проскользнул момент, с которым рыцарь не мог согласиться, поэтому он, привлекая внимание друга, приподнял руку, развернув ладонь в сторону тролля, и сказал:
     – Рыцари не изобретают.
     – Предрассудки, – ответил Варгрым. – И главное тому подтверждение сидит передо мной. Как бы мы покинули Сизый остров, если бы рыцари не изобретали?
     – С твоей помощью, – рыцарь пальцем постучал по рамке лежащего перед ним портрета. – Дядя – механик с послужным списком, племянник – студент-механик, – рыцарь улыбнулся и спросил: – Неужели совпадение?
     – Ну, – тролль качнул головой, – не совсем. Давай не будем с темы перескакивать. Ты, возможно, забыл, в какую передрягу мы тогда попали, но я-то помню…

Глава четвёртая
в которой развязываются цепи
и завязывается дружба
     Сильные толчки гонимой сердцем крови били по ушам, создавали в голове эффект эха: звук перекатывался по черепной коробке, словно игральная кость в пустом стакане, отражался от стенок и наталкивался сам на себя с потрясающей равномерностью.
     «Как приложило-то...» – подумал рыцарь и приоткрыл глаза. Рассмотреть удалось немногое: тёмное помещение, какие-то палки, масляный фонарь, освещавший тусклым светом лишь себя и кусок каменной кладки. В воздухе чувствовались запахи плесени и сырости. Непонятное, но, учитывая предшествующие пробуждению обстоятельства, вряд ли хорошее место.
     Когда глаза привыкли к темноте и в голове прояснилось, рыцарь увидел, что решётка, прутья которой он принял за палки, находится между ним и фонарём, а значит, кто-то из них – то ли он сам, то ли фонарь – заперт. Вывод напрашивался однозначный: в мире полно сумасшедших, но тех, кто держит под замком осветительные приборы, всё же меньше, чем тех, кто проделывает то же с людьми.
     Конечности начали затекать, однако рыцарь и не думал шевелиться: те, кто притащили его сюда, могли находиться рядом и не должны были узнать, что сознание вернулось к нему.
     – Очнулся? – раздался голос откуда-то справа.
     Рыцарь скосил глаза в сторону источника звука, но из-за темноты и неподвижной позы разглядеть ничего не удалось.
     – У тебя дыхание изменилось, – добавил голос.
     Подумав, что тюремщик не станет сидеть без света, рыцарь спросил:
     – Ты кто?
     – Такой же заключённый, как и ты. Нахожусь в соседней камере и рад, что они разделены решёткой, а не сплошной стеной: так говорить проще.
     – Где мы? – задал следующий вопрос рыцарь.
     – В темнице, где же ещё, – ответил голос и засмеялся. – Понимаю, понимаю: ты другое хотел услышать. Мы на Сизом острове. Знаешь о таком?
     Ещё бы рыцарь не знал! Пару лет назад Сизый остров оказался в центре всеобщего внимания, прославился он необычным способом – утонул. Расследование не выяснило истинную причину, а вот последующие за ней события удалось восстановить с большой точностью. Первым в деле значилось сообщение, отправленное в Совет Картографов. Оно гласило: «По указанным на карте координатам остров, именуемый Сизым, отсутствует...» «Бездна с ним!» – воскликнул старший картограф и, прервав чтение, вычеркнул остров с Главной Карты королевства. Личной подписью подтвердил изменения и вернулся к прерванному занятию: вместе с коллегами он отмечал профессиональный праздник, что должен был наступить уже следующим днём; а поскольку данная задача требовала немалых сил и полной отдачи, то выполнение остальных обязанностей отходило на второй план.
     И так уж случилось, что в День картографа копии обновлённой карты, по традиции, рассылались в крупные города и морские порты, а оттуда уже копии копий отправлялись всем остальным. История осталась бы забавным курьёзом, если бы не одно «но»: Сизый остров обладал приличной площадью, располагался на большом расстоянии от материка, оставаясь в зоне прямой видимости. Через него пролегали морские пути, он служил прекрасным ориентиром для кораблей, имел маяк, ремонтный док, склады и прикомандированного чародея, способного оказать неотложную помощь.
     Пропажа столь ценного, с картографической точки зрения, объекта должна вызвать соответствующую реакцию: немедленную проверку, расследование и, главное, установку временного маяка вместе с экстренной рассылкой указаний об изменении маршрутов следования тем, кто работает в море. Разумеется, ничего из этого сделано не было, ведь праздник не приходит один. Так стоит ли упоминать количество известности, осыпавшейся на головы отдыхающим картографам из-за возникшей по их вине путаницы?
     – Сизый остров затонул два года тому назад, – сказал рыцарь.
     – А вот и нет, – ответил голос. – Не утонул – затопили. Существует некоторая разница: если что-то тонет – это случайность, а если что-то топят – это делают с определённой целью.
     – Кто же мог затопить целый остров? – спросил рыцарь.
     – Полагаю, такая возможность есть у сильных волшебников, но в нашем с тобой случае поработал механик.
     Рыцарь задумался. Ему не доводилось встречать механиков, способных двигать острова. Отдельные их изобретения могли поднимать тяжёлые объекты вроде камней или клеток с отъевшимися животными, переносить их с места на место – и всё, за что-то более масштабное никто не брался. Механики отличались любовью к мелким деталям и предпочитали работу с миниатюрными устройствами, состоящими из сотен крошечных частей; создание же крупных механизмов считалось в их среде занятием в некотором смысле неприличным и его старались избегать.
     – Лучше расскажи, как ты сюда попал, – произнёс голос. – Беседа – единственное здешнее развлечение.
     – Столкнулся с противником – здоровыми воинами в полных доспехах. Кто – не знаю: за закрытыми шлемами лиц не разглядел, – но людьми они не были, да и на других живых не походили. Сделать ничего не успел, как в глазах потемнело – и я оказался здесь.
     – На плече символ – красный шестиугольник, а движения дёрганные? – уточнил голос из темноты.
     – Да, – ответил рыцарь. – Знаком с ними?
     – Ты не первый, кто оказывается в темнице. У всех, если не считать молчунов, из которых мне не удалось вытянуть ни единого словечка, история одинаковая: напали, скрутили, привезли. Давай угадаю: стычка произошла недалеко от места, где раньше остров находился?
     Рыцарь прикинул примерное расстояние и сказал:
     – Полдня пути, если на лошади ехать.
     – Тебя захватили кромпы – механические стражи острова. Основная разработка механика, над ней он работал ещё до того, как опустил остров под воду. Помощники, мастера на все руки – такими они были тогда. Сейчас, как ты успел убедиться, обстоятельства изменились.
     Скупых объяснений рыцарю оказалось достаточно: даже общее положение дел говорило, что пора выбираться из заточения и наведаться к местному хозяину до того, как тот вспомнит о новом заключённом. Покидать темницы стоит сразу по прибытии, иначе с каждым проведённым в них днём увеличивается риск возникновения привыкания, опустошённости, смирения – и однажды каменный мешок превратится в дом, а мир снаружи станет чужим.
     Голос между тем продолжал:
     – Из живых на острове – механик, я и теперь ты. Возможно, вне этих стен появился кто-то другой, но я давно сижу в камере и могу ошибаться.
     – Как давно? – спросил рыцарь.
     – С тех пор как остров под водой оказался.
     Срок немалый, и если всю работу выполняют механизмы, то за прошедшее время график обязательных действий – посещать узника, следить за ним, приносить еду, воду – должен быть известен. Рыцарь спросил:
     – Когда наведается тюремщик?
     – Точно не скажу. По ощущениям – часа через полтора-два, – ответил голос.
     Рыцарь подёргал правой рукой, проверяя длину цепи. Коротковата. Пришлось подняться и изогнуться, чтобы кисть руки оказалась рядом с головой.
     – Твой механик может и собирает хорошие механизмы, да только дурак, – рыцарь дотянулся до запястья, схватил зубами ремешок на латной перчатке, потянул.
     – Атаухто уыый ые гакуёт… – ремешок поддался, и рыцарь вытянул его из пряжки. Во рту остался привкус пыли и кожи. Рыцарь сплюнул. Вытащил руку из перчатки и продолжил: –… не закуёт человека, не сняв с него доспех.
     Освободившись аналогичным способом от другой цепи, рыцарь вытянул из оков перчатки и подошёл к решётчатой двери камеры. Осмотрел, насколько позволяло слабое освещение, прутья, ощупал замок, петли – с них посыпалась труха; поднёс руку к лицу – пальцы были покрыты тёмным и пахли ржавчиной. Рыцарь надел перчатки, помахал руками, присел несколько раз, отступил к дальней стене камеры и, совершив короткий – в два шага – разгон, ударил плечом дверь в районе верхней петли. Резкий звук лопнувшего металла прокатился по коридору темницы. С нижней петлёй пришлось действовать иначе: рыцарь сел на пол, отклонился, руками сделал упор, а затем примерился и ударил по двери ногами. Первый раз вышел смазанным, и петля осталась в целости. Последовал второй удар, третий. На четвёртом петля не выдержала: выгнулась и в то же мгновение треснула, открывая дорогу к свободе.
     Поднявшись, рыцарь отодвинул дверь, протиснулся в образовавшуюся щель. С одной стороны коридор заканчивался глухим тупиком, другая уходила во тьму. Рыцарь сдёрнул с крючка фонарь и побежал. Он не сомневался, что устроенный им грохот привлечёт внимание, так что надо было действовать на опережение.
     – Голову оторви! – голос не пожелал оставаться в стороне и помог единственным доступным способом – советом.
     Тюремные застенки, как правило, архитектурными изысками не отличаются: при постройке учитывается удобство для надзирателей и экономия пространства; мнения заключённых не спрашивают, и отстраивать ради них нечто необычное никто не стремится. Местная темница не была исключением и выглядела так: коридор и камеры по обе его стороны. Грязь покрывала все поверхности, её неровный слой смешался с тёмными пятнами, разводами и островками плесени.
     Рыцарь успел. Заскрипела открываемая дверь, а он уже был рядом. С разбега врезался во вставшую на проходе фигуру, повалил. Отброшенный фонарь покатился по полу, неровные всполохи осветили просторное помещение – пустое, если не считать перевёрнутого ножками вверх стола. Рыцарь зажал голову механизма руками и, выворачивая, потянул на себя. Раздался хруст – и кромп замер.
     Наступила тишина. Несколько секунд рыцарь прислушивался, затем поднялся, приблизился ко второй двери. Она была распахнута, словно намекая: заходи! За ней тянулся освещённый коридор, упиравшийся в две ступени и ещё одну дверь – деревянную, обитую железными полосами. И не закрытую. Судя по всему, кромп находился там, когда услышал шум в темнице.
     С поверженного противника рыцарь забрал единственный трофей – ключи. Осмотрелся, не обнаружил в помещении ничего нового и направился к столу. На нём, точно по центру, лежал массивный ключ. «Хочешь что-то спрятать – оставь на видном месте», – подумал рыцарь, сдул пыль с ключа и прицепил его на связку к остальным.
     Дело за малым – освободить товарища по несчастью и выбраться с острова, прихватив по дороге механика. Местный «двигатель островов», если верить голосу, отличается талантом, стратегическим мышлением, отсутствием доброты, страстью к похищениям. Оставлять его без присмотра нельзя: таких дел натворит, что за дюжину лет не распутаешь. Прослеживалась в поведении механика и положительная сторона: он, как и многие его коллеги, полагается на механизмы больше, чем они того заслуживают.
     Составляя примерный план, рыцарь шёл по коридору темницы. Остановился у нужной камеры и начал перебирать ключи, по очереди втыкая их в замочную скважину. Неожиданностей не возникло: раздался щёлчок, дверь открылась. Рыцарь зашёл внутрь, поднял фонарь выше и увидел поднимающегося с лежанки заключённого. Кожа зелёного цвета, длинные волосы, лицо заросло чёрной бородой, обрывки одежды не скрывают измождённое тюремной пищей тело. Чрезмерная худоба незнакомца бросалась в глаза, и рыцарь не сразу понял, кто перед ним стоит: тролли обладали отличным аппетитом, найти среди них хотя бы стройного представлялось таким же сложным делом, как поймать толстую фею; этот же напоминал высохшее болотное дерево и нисколько не походил на упитанных собратьев.
     От стальных оков на запястьях и лодыжках тролля отходили цепи, исчезали в стене и были, вероятно, закреплены с другой стороны. Глядя на их размер, рыцарь похвалил себя за внимательность и выбрал ключ, который минутами ранее забрал со стола. Когда кандалы раскрылись, тролль улыбнулся и сказал:
     – Благодарю.
     – Пустяки, – ответил рыцарь.
     Тролль потянулся, сделал несколько осторожных шагов и сказал:
     – Слабый стал, но ничего, с дорогой справлюсь: когда путь известен, идти легче.
     – Сможешь провести мимо стражи к механику? – спросил рыцарь.
     – Нет, – ответил тролль, – я смогу провести мимо стражи к выходу. К механику мы не попадём: его охраняют кромпы, а если он находится в зале управления, в мастерской или в личных покоях, то придётся пробиваться через патрули и посты в каждом помещении.
     – Нельзя оставлять его, – возразил рыцарь.
     Не останавливаясь, тролль качнул головой в знак согласия и ответил:
     – Да, он опасен. Поэтому нам надо уйти и вернуться с помощью. До того как оказаться в темнице, я тут работал и знаю, о чём говорю: вдвоём не справимся.
     Здравомыслием рыцарь не был обделён, но и сдаваться просто так не хотел, а потому задал ещё один вопрос:
     – Сколько здесь кромпов?
     – Около полутора сотен. Или больше – если механик не сидел сложа руки.
     Здравомыслие победило. На воле рыцарь столкнулся с пятью, проткнуть успел одного – и то безрезультатно: меч застрял в груди противника, а сам он, вместо того, чтобы упасть, ударил по рыцарской голове так, что звон в ушах затих уже здесь. Сейчас, зная о механической природе врага, подобные ошибки будут исключены, однако обольщаться не стоит: если сражение произойдёт на острове, кромпы возьмут количеством.
     Тролль шёл первым и объяснял на ходу:
     – Для нас две дороги: тоннель под водой и центральный зал управления, в котором активируется подъёмный механизм. Вытаскивать остров из воды… – тролль замолк и посмотрел на лежащего под ногами безголового кромпа, сражённого рыцарем в недавнем бою. Приподнял его руку, отстегнул доспех и попросил: – Посвети.
     Рыцарь поднёс фонарь и увидел предплечье, состоящее из трубок, шестерней, тонких тросов, на месте запястья и локтевого сустава – переплетения незнакомых деталей. Поверхности сложного механизма покрывали обширные пятна ржавчины и чёрные комки.
     – Его давно не смазывали, – сказал тролль. – В последнее время я стал слышать странные скрипы и думал, что всему виной долгое заключение, но нет – проблема оказалась не в моей голове, а в кромпе.
     Оставив в покое металлическое тело, тролль и рыцарь отправились дальше. Они шли по коридорам и комнатам, часто сменяли направление, пробирались через необжитые помещения, в которых приходилось дышать через раз – такой затхлый воздух там был. Тролль осторожничал и прокладывал долгий, но безопасный маршрут.
     – Работу искал, – рассказывал он. – Узнал, что механик, поселившийся на Сизом острове, ищет помощника. Пришёл сюда, рассказал, кто я и чем занимался. Упомянул о механизмах – я в них немного разбираюсь – и услышал в ответ: «Варгрым, твоих навыков хватает – можем приступать к работе». Позже понял, что решающую роль сыграло не знание, а сила: основным моим занятием стала переноска здоровенных запчастей и крупных блоков – из них мы собирали площадки для проведения экспериментов. Вечерами читал книги, потому что с досугом на острове проблемы, а библиотеку механик собрал превосходную.
     Перед очередным перекрёстком тролль замолчал и прислушался. Выглянул, убедился, что никого нет, и повернул налево. Через десяток шагов остановился перед люком в полу, открыл его, полез вниз. Дождался рыцаря и продолжил:
     – Как-то механик забыл поставить стопор, шестерни прокрутились – и получил он стальным плечом по голове. Хруст, кровь – едва на тот свет не отправился. Местный чародей спас: кровотечение остановил, кости на место вправил. И всё бы хорошо, да после травмы механик иначе стал себя вести: злость в нём появилась, категоричности прибавилось, в словах недовольство проскальзывало. Замкнулся, отстранился, большую часть времени сам работал. Прошло около полугода, и начал он про мировое господство рассказывать.
     – Здорово ему досталось, раз умом тронулся, несмотря на чародейскую помощь, – сказал рыцарь.
     – Сумасшедший не изобретёт механизм, способный остров под воду опустить, – ответил Варгрым. – Он ведь после травмы это проделал. И о дополнительных работах не забыл: воздуховоды провёл, помещения от воды закрыл, а площадь тут огромная – если не понимаешь, что делать, за всем уследить не получится. Думаю, он и раньше сильные амбиции испытывал, жаждал власти, но сдерживал себя: может, воспитание сказывалось, а может, страх перед наказанием желания гасил.
     Они шли по узкому проходу. На стенах потёки, пол покрывал тонкий слой скользкой грязи, застоявшийся воздух пропитался влагой. Также пахло и в камере, но здесь концентрация сырости была в разы выше.
     – Новая работа выглядела экспериментом ради эксперимента: сложная странная затея, которой нет места вне лабораторных площадей. Когда началось погружение, я понял: поведение механика вышло за разумные пределы. Пришёл к нему и… – тролль вздохнул, – надо было сразу бить, а я по-хорошему захотел – поговорить. По приказу механика на меня набросились кромпы, чего я не ожидал: они ведь тогда не могли нападать – не умели. Пока отбивался, механик за двери – и новых зовёт. Вот так в темнице первый узник появился. Через какое-то время начал соседями обзаводиться: существ – самых разных – приводили, держали несколько дней в камерах и уводили. От них новости свежие узнавал, беседовал, чтобы от скуки с ума не сойти. Однажды вампира притащили, настоящего; в кандалы заковали, цепями серебряными обмотали – ни разорвать, ни обратиться. Жаль, разговора не получилось: сначала он шипел, грозился кровь выпить и кости обглодать, а потом пришла охрана, и больше я его не видел.
     Свет фонаря выхватил раскрытую стальную дверь с множеством выпирающих деталей, а затем, уже не сдерживаемый стенами, потянулся в стороны. Его силы не хватало, и часть залы, в которую вышли рыцарь с троллем, терялась во мраке. Единственным видимым возвышением была короткая лестница. Она начиналась у прохода и спускалась к чёрному поблескивающему полу. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что помещение залито водой; она достигала четвёртой сверху ступени и в слабом освещении создавала ложное ощущение твёрдой поверхности. Настоящий пол скрывался где-то в глубине.
     – Посмотри сюда, – сказал тролль, указывая пальцем на невысокий движущийся бугорок у стены. – Вода продолжает прибывать.
     – Обойдём? – спросил рыцарь.
     – Тоннель начинается дальше, у основания лестницы. Других путей к нему нет.
     Рыцарь зачерпнул воду, принюхался. Запах отдавал морской горечью, солью, не имел и намёка на затхлость. Особого удивления рыцарь не испытал. У каждой крепости и цитадели, у любого замка найдётся слабое место, и опыт подсказывал, что первым в списке окажется вход: ворота, мост, неприметная дверца для тайных посетителей или, как случилось сейчас, подводный тоннель.
     – Двенадцать, двадцать пять, девятнадцать на десять, – тролль закрыл глаза и проговаривал числа, – шестнадцать раз по тридцать… или по двадцать восемь? На семь и два нуля, – он посмотрел на рыцаря и сказал: – Если предположить, что вода начала поступать в тоннель, как только тебя привели на остров, то примерно через полчаса её уровень достигнет потолка.
     Варгрым отступил назад и начал передвигать стержни на двери, оттягивать пружины, нажимать на ромбовидные кнопки. Раздался щелчок.
     – Готово, – сказал тролль. – Помоги.
     Когда они закрыли дверь, раздалось лёгкое жужжание – взведённые механизмы возвращались на свои места, отделяя затопленное помещение от остальных. Тролль хлопнул ладонью по металлической поверхности, провёл пальцем по ложбинке, в которой мгновение назад покоился один из стержней, сказал:
     – Остаётся зал управления. Правда, у меня появилось одно предположение, и если оно верное, то половина проблем решится без нашего участия, но для его проверки всё же надо попасть в центральные комнаты.
     Возражений у рыцаря не было, и он последовал за троллем. Теперь Варгрым не петлял и не сворачивал, вёл прямой дорогой, и вскоре помещения увеличились в размерах, стали просторнее, чище. Источники света располагались на стенах каждые десять шагов, и фонарь оказался не нужен. Едва рыцарь начал подумывать, стоит ли его затушить, как тролль остановился, прошептал: «Дальше пост охраны, жди здесь, я сейчас», – и шагнул вперёд.
     За поворотом, вытянувшись вдоль стен подобно почётному караулу, стояли кромпы. Они никак не отреагировали на движение, и Варгрым сделал ещё шаг. Раздался скрежет – один из кромпов рывком повернул голову, но остался на месте. Тролль махнул руками, затем приблизился к механизму, снял с него шлем и, уже не опасаясь, сказал:
     – Заржавели.
     – Это и было твоим предположением? – спросил рыцарь.
     – Движение – жизнь, – ответил тролль, рассматривая покрытый рыжей трухой череп, – и пока механизмы работают, их функциональность держится на приличном уровне даже в неподходящих условиях. Сидя за решёткой, я не замечал, как сырость проникает на остров, а вот кромпы ощутили её влияние в полной мере, особенно те из них, кто мало двигался. Эти, например, – тролль указал на шеренгу, – должны защищать центральные помещения, но поскольку на них ни разу не нападали, то охранники как стояли, так и стоят в одном положении.
     – А что остальные? – спросил рыцарь.
     – Основная часть кромпов всегда находилась в запасе; их-то я и опасался, но там, внизу, подумал, что они уже могут быть не страшны. Группа, с которой ты столкнулся, действует, в основном, за пределами острова и, надеюсь, утонула по дороге к материку, а тюремщик сломан. Должны оставаться несколько личных помощников, однако при таком бардаке их тоже не стоит бояться, – Варгрым отступил, окинул взглядом застывшую шеренгу, добавил: – И всё же я не понимаю: куда смотрел механик?!
     Ответ на вопрос нашёлся немногим позже. В единственном кресле зала управления, перед массивной стойкой с рычагами и кнопками, сидел механик и смотрел в потолок. Находился он в таком положении никак не меньше полугода. Его одежду покрывал белёсый налёт, кожа превратилась в тёмно-бурую субстанцию, успела высохнуть и лишиться зловония, а местами – исчезла, обнажив скелет.
     «Значит, не сразу тоннель затопило, – подумал рыцарь. – Много месяцев влага подтачивала стены, проникала сквозь крохотные трещины, оседала в закрытых помещениях, создавала сырость, а потом одна из трещин расширилась и открыла дорогу воде. Законопатить щели – недолгая работа, да только делать её было некому».
     Тем временем тролль, отодвинув кресло в сторону, вжимал одну за другой кнопки. Раздался гул, тряхнуло, пол задрожал от возникшей вибрации. На поверхности стойки закрутились сферы с насечками и цифрами, появилось ощущение движения. Остров поднимался, но, судя по хмурому лицу Варгрыма, делал это не так, как полагалось.
     Рыцарь оставил-таки фонарь, благо в зале управления света хватало, и подошёл к механику. На черепной кости виден след заживлённой раны – похоже, последствие удара, о котором рассказывал тролль. Не обнаружив других повреждений, рыцарь осмотрелся: голые стены, на одной из них – створки из металла; пара столов; арочный вход в соседнее помещение с полусобранными и цельными механизмами, инструментами, деталями, полками, под завязку забитыми исчерченными листами плотной бумаги.
     Глухой скрежет родился в глубине, добрался до зала управления и направился дальше, стихая с каждым мгновением. Тролль потянул рычаг, металлические створки разошлись в стороны, открывая немалой толщины стёкла, за которыми раскинулось ночное небо и звёзды. Остров достиг поверхности.
     – Тяжело шли, думал, не вытянем, – Варгрым сел на пол, потёр лицо ладонью и продолжил: – Наш побег неожиданно сильно меня утомил. Я отдохну, а потом, когда день настанет, выберемся на поверхность и подумаем, как перебраться на берег…
     Голова тролля опустилась на грудь, послышалось сопение.
     Глядя на спящего товарища, рыцарь подумал, что во всех тюрьмах, с которыми его сводила жизнь, кормили кое-как, вместо нормальной еды давали самый минимум, лишь бы никто из заключённых не умер. С таким рационом не до беготни, день прожил – уже хорошо. До рассвета оставалось несколько часов, и рыцарь решил найти подходящее занятие: зашёл в комнату с механизмами, сел на один из них и задумался о способе, с помощью которого можно покинуть остров.

Глава пятая
в которой рыцарь дважды делает всё по-своему
     – Пока летели на твоей крылатой птице, её кто-то снизу заприметил и повторил изобретение, – сказал Варгрым.
     – Над пустым морем летели, на безлюдном берегу приземлились, и птицу я сам уничтожил, – ответил рыцарь. – Никто нас видеть не мог.
     – Значит, заново изобрели! И теперь на таких половина жителей Города-на-Облаке летает. Динамика прогресса!
     – То, что я собрал, так и не полетело, пока ты не проснулся и не наладил.
     – Ты за половину ночи разобрался в том, на что многие тратят годы, и применил полученное знание для создания нового – это есть главный и единственный признак изобретателя.
     Ни один из друзей не желал уступать: тролль убеждал рыцаря, что мелкие технические моменты не играют особой роли, что изобретатель – состояние души, а не профессия; рыцарь стоял на своём и напоминал троллю о существующих традициях рыцарства – они подразумевали однозначное выполнение утверждённого свода правил и ни о каких изобретениях не говорили.
     Спустя некоторое время разговор перескочил на воспоминания о других событиях, к месту пришлись старые знакомые и неожиданные встречи, обсуждение кулинарной темы вызвало всплеск аппетита, и всё, что находилось на столе, было употреблено по назначению. Тролль вытащил из кладовки часть запасов и, пока рыцарь готовил из них второй обед, отправился на рынок за свежими овощами. Застолье продолжалось.
     Когда друзья добрались до десерта, наступил вечер. На улице время от времени раздавались выкрики, слышался смех – это выполнившие дневную норму работники возвращались домой; бродили фонарщики, проверяя состояние вверенных им фонарей; из окон домов лился свет, не отставали и заведения увеселительного характера – сверкали огнями, приковывали внимание вывесками и шумом радовавшейся толпы.
     В городе, переполненном сиянием, мало кто смотрел вверх. На потемневшем небе появились звёзды: они затухали и вновь разгорались, словно перемигиваясь между собой; некоторые из них не могли удержаться на одном месте и отправлялись в полёт, оставляя на память лишь яркий недолговечный след. Бледный свет полной луны обесцвечивал краски, размывал тени.
     Рыцарь задёрнул занавеску и сказал:
     – Поеду на рассвете.
     В продолжительной беседе не раз возникала ситуация, когда Варгрыму казалось: вот-вот – и удастся подобрать аргумент, против которого рыцарю нечего будет возразить. Понимая мотивы, тролль, тем не менее, не видел в поездке к чародеям практического смысла и всеми силами стремился донести эту мысль до друга. Не получилось. Тогда последовало предложение помощи, но рыцарь отказался: уже засыпая, объяснил, что дело и для одиночки нетрудное. Тролль так сразу уснуть не смог и ещё долго смотрел на луну.
     Ранним утром, распрощавшись с Варгрымом, рыцарь отправился в путь. Солнце едва успело подняться над горизонтом, поникшие под тяжестью выпавшей росы листья сбрасывали накопившуюся влагу, прохладный воздух освежал. Царившая с ночи тишина сдавала позиции под натиском птичьего щебетания, травяного шелеста, древесного пощёлкивания и поскрипывания. Рыцарь любил моменты, когда жизнь просыпалась и готовилась к новому дню; он чувствовал себя одним целым с ней, рождался заново – преисполненный сил, помнящий опыт прошедших лет.
     Дорога, выложенная крупным серым камнем, сменилась широкой тропой – закончились принадлежащие городу земли. Стражи поглядывали за этой местностью, однако особого рвения не выказывали, поскольку жалование получали за сохранение порядка по ту сторону границы. Время от времени городские власти платили наёмникам – и конные разъезды прочёсывали каждый куст в поисках кого-то опасного и чего-то незаконного. Иногда им везло: они находили пристанища грабителей, решивших поживиться за счёт проезжающих торговцев, и не успевшую попасть в город контрабанду вроде редких животных и запретных алхимических зелий. К счастью для жителей, преступная деятельность надолго затихала после облав, и на день пути можно было чувствовать себя в относительной безопасности.
     Среди редких деревьев раздался шум. Рыцарь повернул голову и увидел поднявшегося над кронами красноголова. Птица держалась на одном месте, посматривала вниз, а затем, разглядев желаемое, камнем пронеслась сквозь древесную листву, влетела в траву и заклекотала. Из-за ближайшего куста выскочила крупная полевая мышь, побежала к тропе, заметила рыцаря и свернула в его сторону. На её мордочке отражался испуг. Поравнявшись с сидящим на лошади рыцарем, мышь прыгнула, вцепилась в стремя, поднялась по нему и юркнула в седельную сумку.
     Красноголов взял короткий разбег, взмахнул крыльями и попытался в полёте схватить сумку. Обманутая птица захотела отбить добычу, но не рассчитала силы: ударилась о выставленную руку, вцепилась когтями в металл перчатки – и была отброшена в сторону. Второй попытки не последовало: рыцарь вытащил меч, клинок блеснул на солнце, и красноголов, почуяв опасность, предпочёл отступить.
     – Спасибо, – донеслось из сумки.
     – Не знал, что мыши умеют разговаривать, – сказал рыцарь.
     – Обычные только с людьми не умеют, между собой ещё как говорят! А я особенная, у нас всё семейство такое – и король, и королева, и все их родственники.
     – Так ты ещё и царского рода? – спросил рыцарь.
     – Ага, – ответила мышь и выбралась из сумки.
     Рыцарь тронул поводья, и лошадь, выполняя команду, пошла вперёд. Мышь покрутила головой, принюхалась, шаркнула лапкой и сказала:
     – Принцесса-мышь. Спасибо, что спас меня. Я соблюдаю осторожность, но сегодня день с самого утра не задался: с тем поговори, этому приказ отдай, да ещё и мама успела чуть свет поругаться с папой и заперлась в спальне.
     – Характер проявить каждый любит.
     – Если бы характер, а то вредность одна! – принцесса-мышь поёрзала, подвигала хвостом, пытаясь устроиться поудобнее, и продолжила: – На самом деле, она хорошая, только беззаботная очень: балы, пиры, веселья, с подружками целыми днями болтает. Ни о чём другом думать не хочет.
     Звучало так знакомо, что рыцарь не смог не спросить:
     – По волшебному зеркалу разговаривает?
     – Да, по нему, – ответила принцесса-мышь. – Удобное изобретение! Я с его помощью новости, касающиеся королевства, узнаю и другим передаю; приказы сообщаю; ещё с бабушкой связываюсь: живёт она далеко – каждый день не набегаешься. У нас первое зеркало случайно появилось: папа взял его для забавы, думал – игрушка. И вот однажды ураган поднялся, ливень сильный – затопило всё вокруг. Так мы через зеркало с соседями связались, предупредили о надвигающемся ненастье, и они успели подготовиться: запасы перенесли, норы укрепили, сами в сухом месте отсиделись. Вот тогда папа понял, что не игрушка у него в лапах, а большой пользы вещь. Заказал второе про запас, но оно постоянно пропадало и потом находилось у мамы: то они с приятельницами обсуждали рецепты сырных пирогов, то сравнивали методы завивки шерсти, то о новой встрече договаривались, то промывали друг другу косточки. Папа запретил использовать зеркала не по назначению, только мама слушалась через раз: она же королева и может себе такое позволить.
     – У людей похожая ситуация, – заметил рыцарь.
     – А-а, – протянула принцесса-мышь, – тогда ты должен знать, что королям это иногда, как говорят у вас, на руку. Папа купил ещё зеркало, подарил маме и спокойно руководит делами, пока она занята разговорами. Наверное, к лучшему. Что мама в королевских делах ничего не смыслит – я поняла, когда меня папа учить начал, к будущему правлению готовить. Там столько сложностей! И быстрая связь по волшебному зеркалу здорово выручает. Вовремя о появлении хищной птицы сообщить – уже немало! – принцесса-мышь, вспомнив красноголова, посмотрела в небо – не летит ли кто?
     – А сегодня, получается, проморгали? – спросил рыцарь.
     – Сама виновата, – принцесса-мышь вздохнула. – Когда достают обязанности, я на прогулку убегаю. Сегодня и стражу не предупредила, и дальше обычного зашла.
     Резкий порыв ветра взъерошил верхушки деревьев, потрепал ветви, сорвал десяток листьев. Он прилетел издалека и принёс тёплый влажный воздух – верный признак скорого дождя. Следом появилось облако – маленькое и одинокое, оно двигалось с большой скоростью, торопясь разведать дорогу для товарок – тёмных грозовых туч. Их ещё не было видно, но они не из тех, кто заставляет себя ждать. Погода менялась.
     – Видишь дерево – разветвлённое, словно в него молния ударила? – спросила принцесса-мышь.
     Рыцарь кивнул.
     – От него вглубь леса пройдёшь немного, там будет полянка, а на ней всегда наш пост дежурит. Скажешь, кто ты и… хотя постой! Мы же сейчас можем зайти – сам всё увидишь!
     – Благодарю, – ответил рыцарь, – но меня ждут дела.
     – А ты куда путь держишь? – спросила принцесса-мышь.
     – К горным чародеям.
     – А зачем? Ой, – принцесса-мышь одёрнула себя, – так невежливо с моей стороны – ведь это совсем не моё дело.
     – Да всё в порядке, – ответил рыцарь. – До недавнего времени я знал – зачем, а теперь засомневался.
     – Удачи тебе в решении! – сказала принцесса-мышь. – Я побежала! Будет возможность – обязательно заходи в гости.
     Принцесса-мышь спрыгнула на землю, огляделась. Перебежками добралась до деревьев, нырнула под изогнутый корень и исчезла из вида.
     Рыцарь перевёл взгляд на далёкие горные вершины, обдумал появившуюся в голове мысль, развернул лошадь и поехал в противоположную от гор сторону.

Глава шестая
заключительная и до безобразия короткая
     Наступило время ужина. Жарилась свиная вырезка, на столе ждал своего часа гарнир – варёный картофель и порезанные крупными кусками овощи. Варгрым крутил в пальцах вилку и поглядывал на часы – мясо вот-вот должно дойти до кондиции. От увлекательного занятия его отвлёк стук в дверь. Тролль открыл и увидел стоящего на пороге рыцаря; не говоря ни слова, посторонился, впустил позднего гостя, закрыл засов и вернулся на кухню. Рыцарь уже сидел за столом. Всё так же, в полном молчании, Варгрым достал молоко – единственный напиток, который был в его доме этим вечером, – наполнил две кружки, протянул одну рыцарю.
     – Еду я, никого не трогаю и вдруг, – рыцарь, обозначив важность момента, поднял руку – указательный палец вытянут, остальные сжаты в кулак, – понимаю: вещь не может отвечать за то, как её используют отдельные личности, а значит, проблема не в зеркалах – в принцессах. Поездка к чародеям, в таком случае, ничего не даст, и вместо того, чтобы ноги сбивать, я могу заняться другими полезными делами: например, погостить пару дней у тебя и проинспектировать местные таверны.
     – Да только рад буду! – ответил Варгрым, поднял кружку и сказал тост: – За принцесс и зеркала!
     – И за мышей, – добавил рыцарь и стукнул своей кружкой кружку тролля.
     – Мышей? – спросил Варгрым.
     Рыцарь глотнул молока, поморщился и поставил кружку на стол. Встал.
     – Пойдём, друг Варгрым, в таверну, а по дороге я расскажу о приключении, в котором оказался, покинув стены твоего гостеприимного дома.