Элизиум. Пилот. 1 часть.

-Пилот запрашивает центр, как слышите?
-Пилот, слышим хорошо. Как дела на борту?
-Заканчиваем ремонт обшивки. Через полчаса ляжем на курс.
-Что с кислородом?
-Установка снова работает.
-Рисковать нельзя. Если есть какие-то неполадки, мы отменяем полёт.
-Центр, повторяю, установка в полном порядке!
-Принято, Пилот. Удачи. Она вам пригодится.
-Спасибо, Центр. Входим в режим радиомолчания. Отбой.
-Пилот, отбой. – Диспетчер осмотрелся. Центр полётов, как рой пчёл за работой копошился, десятки звонков, замеров, исписанных листов, марево душного и прокуренного помещения. Было проделано много работы и предстояло ещё больше.
После радио-окна, его отпустили домой, к семье.
Его новый ГАЗ-21 двигался плавно. Дорога была достаточно ровной. Начинался рассвет. Фонари светили вполсилы. Из кассетного магнитофона доносился «последний троллейбус» Окуджавы. Позади была тяжёлые, бессонные ночи: вечер запуска, утро выхода на орбиту, десятки выпитых кофейных кружек; неожиданная корректировка орбиты посередине ночи, устранение аварии до полудня, недоеденный пирожок на столе; проверка систем до вечера, последняя подготовка перед полётом на Марс в предрассветные часы, Окуджава в проигрывателе. Надо обо всём забыть. Теперь его ждёт семья: жена, вскакивающая по ночам и прячущая хлеб под кроватью — блокадница; подросток сын, который не знает, что такое труд, не желающий учиться, вечно убегающий из дома, нашедший «лёгкий путь» в жизни; «маленькое золотце», «единственная отрада в жизни», «белокурая бестия», красавица дочурка двух лет, которая до сих пор не заговорила; мать с пороком сердца, уставшая от жизни. Его ждёт его родной, любимый, ненавидимый и проклинаемый дом, где он, хотя бы ненадолго, скроется от работы, где семья изобразит счастье, а он безмятежный сон. Он ждал этих дней два месяца.
Первые лучи солнца освещают дорожное полотно. Ещё не слышно сирен скорой помощи и милиции, не слышно воя пожарных машин. Две перевёрнутые машины на дороге. Лёгенький дымок выходит из капота одной из них, тонкая струйка крови вытекает из двери второй.
Вот она семья, она так близко, все бегут к нему, обнимают, зовут с собой, к свету.
-Василич, нужна реанимация!
Свет ярок, но в то же время мягкий, он тёплый и словно осязаемый, кажется за ним спокойствие, столь долгожданное, сколь необходимое. Он тянется к нему.
-Продолжаем реанимацию.
Он ощущает на себе что-то. Наверное — это дыхание бога. Странно, что он старался отрицать его раньше.
-Пульса нет уже две минуты.
-Давай ещё раз.
Пора!
-Все, хватит. Смерть наступила в пять тридцать три по Московскому времени. 18 сентября 1965 года.

Элизиум.

Эпизод 1: Пилот.

«Запомни, космос мёртв. И только советская мысль сможет это изменить»
15 сентября 1965 года, ответственный за запуск советской миссии на Марс Николай Кварниченко.

18 марта 1967 года.
Орбита Марса.
-Какого ***? Ещё 2 часа назад всё должно было быть готово! — Помехи в радиосвязи мешают разобрать голос. Это мог быть, и командир — Дмитрий и Василий, его помощник.
-Метеорит повредил не только обшивку; электрический кабель и кабель управления разорваны, пытаюсь их починить.
-Сколько у тебя осталось времени?
-Кислорода ещё на 20 минут, потом ещё минут 5 на смеси и 2-3 минуты без воздуха, если повезёт.
-Не трать воздух. — Теперь ясно, что это Василий. — Отключаюсь.
-Принято, скоро будет готово. — Я знаю, что могу не успеть.
19 минут 14 секунд в запасе. Не так уж и много.
Подсоединяю кабель питания, напряжения пока нет, продолжаю работать.
16 минут 26 секунд. Небольшая утечка кислорода из костюма. Нужно спешить.
Пытаюсь приварить остатки кабеля управления. Горелка вылетает из рук.
Кислорода ещё на 10 минут. Как быстро летит время.
Пытаюсь успеть соединить кабели при помощи временного крепления. Что-то может отвалиться, но нет времени проверять снова.
5 минут. Скафандр немного больше, чем должен быть. Подлетаю к люку. Надеюсь, войду с первой попытки.
Вперёд ногами не прохожу.
2 минуты. Минута. Я не устранил утечку в костюме. Инструменты вылетают из рук. Пытаюсь развернуться, чтобы пролезть головой. Из-за утечки у меня не будет смеси, а значит не будет дополнительного времени.
10 секунд. Пролетел в шлюз. Люк не закрывается. Просить помощи нет смысла, они просто не смогут выйти. Нет инструментов, чтобы попытаться запустить сломавшуюся ещё рядом с землёй гидравлику.
Остаётся только воздух в лёгких. Ещё есть время на две попытки. Тяну на себя. Безрезультатно. Ещё раз.
Ничего не помогает. Сил держаться уже нет. Жаль, не видно земли. Она с другой стороны. Такая маленькая, меньше, чем кончик пальца. Становится хуже. В глазах темнеет. Руки начинают непроизвольно хвататься за соседние предметы и бить по люку. Я всё вижу. Боль и пустота растекаются по груди. Становится холоднее.
Удар. Удар. Ещё раз удар. Заученную комбинацию я набиваю при помощи Морзе — SOS. Но здесь никто не услышит. Космос мёртв. Скоро и я перестану нарушать его безмятежное спокойствие своей жизнью.
Настолько холодно, что от выдоха запотевает стекло скафандра. И тут же покрывается тонкими линиями инея. Ударяю последний раз по люку. Закрываю глаза. Прощайте.
***
-Давление в шлюзовом отсеке стабилизировалось. — Я смотрю на приборную панель. Большая часть датчиков отключена, по большей части из тех, что требуют энергии. Мелкие астероиды и частицы вывели из строя два из трёх блоков солнечных батарей.
-Миша, Михаил, ты меня слышишь?
-Он уже пять минут не отвечает.
-Питание и управление восстановились? — Продолжаю я.
-Пока всё работает.
-Дим, можно я задам тебе вопрос? Только ответь честно! Мы успеем?
-Мы попробуем успеть. Нужно будет стартовать в течении пяти минут, иначе придётся ждать ещё год.
Год голода, холода и постепенного уменьшения качества кислорода, грязной воды и всё уменьшающейся надежды вернуться домой.
-Ясно. Я попробую проверить, что случилось с Михаилом. Нужно успеть в это окно. Пока готовь двигатели.
-Ага, уже начал.
Находиться в одной станции — тесной консервной банке, вместе с двумя другими людьми на протяжении почти 2-х лет – испытание. Отсутствие пространства, чистого воздуха, постоянный, практически лабораторный, свет, монотонная, скучная, ежедневная работа. Рано или поздно возникают сомнения. Сомнения ведут к отчаянью. Отчаянье к ошибке. Ошибка к смерти. Поэтому нет времени на лишние раздумья, работа и ещё раз работа. Постоянный физический и умственный труд до изнеможения.
Шипение рации прервало размышления:
-Слушай, с приборами в шлюзовом модуле что-то не так. Скорее всего барахлят, проверь их на обратном пути.
-Так точно.
Итак, две цели, человек важнее, но если показания на модуле не врут, то нам грозит или разгерметизация или волна солнечной радиации, и не знаешь, что из этого хуже. К счастью и Миша и датчики в одном отсеке.
Я добираюсь вовремя. Ещё слышны стоны Михаила — значит он ещё жив. Держись, Миша, я здесь. Остаются приборы. Стекло запотело. Что-то не так. Слишком холодно.
Нет времени на раздумья. Приглядываюсь к датчикам — с давлением всё нормально, но дозиметр показывает очень высокие значения. Это значит, что прямо сейчас я получаю свою будущую лучевую болезнь.
-Дим, у нас проблема!
-Что там у тебя? — С раздражением спрашивает командир экипажа.
-У нас завышенные значения бета и гамма-излучения.
-Чёрт! Передаю управление на спускаемый аппарат. Разбирайся с Мишей и давай ко мне. Главное не забудь про… — шипение прерывает связь. Всё очень плохо! Нужно вытаскивать Ми…
Металлический скрежет пробирает до костей. Я выглядываю в иллюминатор. Из складского модуля вырывается тонкая струйка воздуха, за ней уже следует такая же струя огня. Разгерметизация. Нужно срочно решать. Я ещё могу заделать пробоину, но тогда мы точно не успеем стартовать вовремя или можно вытащить Михаила и присоединиться к Дмитрию в безопасном спускаемом аппарате. Время идёт.

Выбор 1:

Выбор 2:

Любое решение требовало жертв. И я сделал свой выбор.