Тьма. Беспросветная пьяная тьма. Общая унылость и серость обветшалых зданий заставляет задуматься: «А может это ты серый и унылый?». И снова вопросы. Алана уже давно задолбали вопросы, охота просто сесть, расслабиться и не о чём не думать. «Вот живут же люди», который раз повторял он себе. Для счастья им всего и надо, что тёплый чай, жареная котлетка и женщина под боком. «Почему же моё серое вещество ни как не может угомониться и постоянно задаёт вопросы». Такой уклад вещей сбивает с толка, и вот ты снова блуждаешь во тьме, как вчера, позавчера и пожалуй даже завтра. Жизнь предопределена, а мы продолжаем метаться из угла в угол в поисках уюта или необузданных желаний. Но это всё мысли, а сейчас Алан шёл по сырым асфальтным переходам к своему другу.
Дверь со скрипом отворилась и ноздри пронзила застоявшаяся вонь оков привязанного к креслу инвалида. В маленькой комнатушке было на удивление чисто, удушливые запахи тут были лишними. В такой чистой и светлой комнате не могло пахнуть как в штанах у бродяги. Само же убранство ни сколько не изменилось за прошедшие годы. Всё тот же диван в дальнем углу, рабочий стол напротив и шкаф с книгами у двери, ведущей в коридор. Сама квартира была четырёх комнатной, но оставшиеся две комнаты пришлось сдать небогатым, но тихим квартирантам, а четвёртая представляла собой спортзал.
-Здарова.
-Здарова.
Друзья пожали руки, и Алана уселся на прохудившийся диван, Шон с шумом инвалидной коляски прокатился за ним и устроился напротив. Хотя, стоит заметить, что человеку, пожизненно привязанному к креслу, был неприятен глагол ехал, он любил говорить шёл. Даже спустя 7 лет, Шон не терял веры в своё излечение. Алан подобным энтузиазмом не отличался и такие встречи давались ему с трудом. Всегда сложно видеть своего друга беспомощным, особенно когда ты тоже слаб перед его недугом. Не в силах помочь быстро опускаешь руки.
-Ты чё такой помятый сегодня. Пил вчера? – язвительная улыбка ждёт одобрения и ободрение в лице товарища.
-Да нет, просто устал, не выспался – всё это ложь, но сказать, что эти встречи тебе осточертели, кишка тонка, либо это скрытая добродетель? Снова вопросы.
-Понятно – Шон понурил взгляд, не в силах найти тему для продолжения дружеской беседы.
-Слушай, может, пойдём заниматься? Железо само себя мять не начнёт – через силу Алан выдавливает дуратскую, как и шутка, улыбку.
-Ну, пошли.
Они вышли из пропахшей, но светлой комнаты в свежий тёмный коридор и направились в комнату напротив. Она была меньше первой, но более светлой, а также более вонючей. К запаху
инвалидности прибавлялись пары застоявшегося пота.
-Поможешь?
-Конечно.
Шон подкатил к турнику, протянул руки и схватился за перекладину. Алан стоял позади и поддерживал за ручки коляску, чтобы при неудачно подъёме, товарища не понесло назад. Упражнение продолжалось недолго, но для Алана это мгновение, стремившееся к бесконечности. Обессиленное, массивное тело даже не тянуло себя, оно дёргалось в надежде коснуться подбородком железяки. До чего же жалкое зрелище: неестественно изогнутая спина, истерзанная операционными шрамами; сползающие чуть ли не до колен штаны, которые потом нужно будет подтянуть; и снова пот, только более резкий и даже кислый на запах. По началу, когда Шон только лишился возможности передвигаться, всё это не казалось таким страшным. Алан увидел, как трудно его давнему другу и проникся горем. Они справлялись вместе. Большая куча говна, сваливавшаяся на плечи одного, в итоге переросла в общую проблему. Каждый день, в течение долгого времени они разгребали эту помойную яму с энтузиазмом, присущим каждому новичку. Но со временем они стали профессионалами и каждый начал понимать — запасы дерьма в этом мире неисчерпаемы, что даже целым миром не справиться. Тогда и пришло отчаяние. С пониманием всегда приходит отчаяние. А, может, это понимал только Алан, а Шон продолжал слепо верить. И снова вопросы. Пора с ними кончать.
Так они отзанимались с полчаса, а потом снова переместились в другую комнату, по пути запасшись свежим воздухом.
-Хорошо позанимались – Шон был рад.
-Да.
И снова молчание.
-Слушай, а ты чувствуешь какие-нибудь подвижки. Эти занятия тебе помогают или всё напрасно, – какой раз Алан начал испытывать своего друга.
-Ну да. Конечно. Боль в мышцах приятна и в ногах чувствуется бурление…
Шон продолжал, но Алан уже не слышал его. «Всё одно по одному: боль, бурление скорое излечение».
Когда Шон закончил, Алан не выдержав паузы, заявил, что ему пора. На что Шон, как обычно начал его уговаривать остаться, но всё тщетно.
На пороге они договорились о дне следующей встречи, пожали руки, дверь захлопнулась и наступила тьма. «А может она никогда и не кончалась?». Чёрт. Снова вопросы. Они сведут его с ума. Я уже сошёл.
