Статист

— Тишина на площадке! Всем приготовиться!
У меня весьма своеобразная работа. Наверное, это не самое плохое занятие в мире, но не могу сказать, что я всю жизнь мечтал о таком. Хотя кто знает, о чём бы я мечтал, если б умел…
— Максим! Ну где, чёрт побери, Максим?! Где наша главная роль, я вас спрашиваю? Мы снимать сегодня будем, или как?!
Максим. Вечно он опаздывает. Это не от того, что он плохой, просто ему не хватает пунктуальности. А так он довольно приятный человек. По крайней мере гораздо приятнее других людей, с которыми я работал. Он даже здоровается со мной, когда у него хорошее настроение, а иногда и до похвалы может снизойти, если сцена отыграна чисто и с первого раза.
Но всё же мы слишком разные, чтобы подружиться. Он играет главную роль почти в каждом фильме, в который агент умудряется его пропихнуть. Он герой! Любимец публики, спаситель мира и покоритель девичьих сердец. А я… А что я? Я — плохой парень. Меня должны победить. Весь смысл моего существования заключается в постоянных поражениях. Но я не жалуюсь, ни в коем случае! Я не могу жаловаться, просто не умею. Не для этого я появился на свет…
Дверь в павильон со скрипом распахнулось и внутрь забежал тяжело дышащий и взъерошенный Максим. Он постоял мгновение, оглядывая помещение, затем пригладил волосы рукой и двинулся к режиссёру.
— Борис Генадьевич, нижайше прошу меня извинить! — воскликнул Максим, подходя к креслу режиссёра — Чёртовы пробки! Уже сил никаких нет. На дворе две тысячи сорок третий год, а дороги никак освободить не могут!
— Боюсь, тут никакой технологический прогресс не поможет, — печально сказал режиссёр, пожимая Максиму руку — Иди в гримёрку, приведи себя в порядок, и будем начинать.
Максим откланялся и зашагал в сторону небольшой комнатки, где его уже ждал отряд гримёров с вёдрами штукатурки на изготовку. Проходя мимо, он подмигнул мне и сказал:
— Доброе утро, восьмой! Как спалось?
Его всегда забавляла эта шутка. Спросить у статиста, как ему спалось и смотреть, как он затрудняется ответить. К счастью, я уже не первый раз отвечаю на такой вопрос.
— Всё так же, Макс: никак не могу закрыть глаза.
Актёр в голос расхохотался и пошёл прочь. Жаль, что не я придумал столь остроумный ответ — наш техник Гриша научил. Ему никогда не нравилось, как Максим издевается над статистами вроде меня, но он не мог ничего с этим поделать и решил хотя бы научить каждого из нас правильно отвечать на подобные вопросы, вместо того, чтобы тупо пялиться на людей не в состоянии понять, что такое сон.
Как я уже говорил, мы с Максимом слишком разные, чтобы подружиться. Он может спать и видеть сны, а я нет. Его тело — это живая ткань, а моё — полимеры и электронные провода. Он способен мечтать и фантазировать, а я ограничен скупой действительностью. Он человек, а я… статист. Номер восемь, как написано в документах.
Всё стало намного проще, когда появились мы. Конечно, по началу многие мои братья стали заменять людей на заводах, фабриках и прочих местах, где требовалась тяжёлая рабочая сила. Но потом люди осознали, что нас можно использовать и в иных целях. Так родились мы, статисты.
В каждом фильме, в каждой истории есть те, кто должен делать что-то обыкновенное, монотонное и скучное. Кто-то должен идти по улице вместе с главным героем, кто-то должен забивать своей деятельностью задний план, пока основное действие разворачивается на переднем. А кто-то должен умирать…
Нам не дают играть главных злодеев — это слишком сложная работа для статиста. Мы играем приспешников — тех, кто погибает от рук героя или злодея, тех, о которых забывают, как только они исчезают с экранов. Нас можно резать, взрывать, в нас можно стрелять, ведь мы искусственные. За пару дней всю партию восстановят на заводах такие же как мы, а потом свеженьких статистов используют в других фильмах, и так далее, снова и снова.
Всё стало проще. Для людей.

Вскоре всё было готово и режиссёр торжествующе выкрикнул:
— Так, начинаем! Свет, камера, мотор!
Это была простая сцена: главный герой врывается в логово известного бандита, где его ждём мы — кучка приспешников, посланных, чтобы остановить нарушителя. Мы все знаем свои задачи. Мы стреляем, но только для того, чтобы промахнуться. Мы дерёмся, но только для того, чтобы поддаться. Мы живём только для того, чтобы умереть.
Я должен быть последним. Максим расправляется с очередным статистом метким выстрелом в голову. Он поворачивается ко мне, давит на спуск. Щелчок, патронов нет. Мы сближаемся, он смотрит мне прямо в глаза, зная в точности, что сейчас произойдёт.
Он пытается ударить меня в висок, я перехватываю его руку. О проводит подсечку, я уклоняюсь, провожу контрудар. Максим пошатывается и утирает каплю крови с подбородка — пока всё идёт по плану… Я бросаюсь на него, но он слишком быстр. Я спотыкаюсь о выставленную им подножку и падаю не землю именно там, где нужно. Я слышу, как Максим достаёт нож и подходит ко мне. Медленно. Слишком медленно.
Я резко переворачиваюсь и сбиваю его с ног. Он этого не ожидал. Никто этого не ожидал. Я этого не ожидал… Я хватаю упавший на землю нож, и прыгаю на Максима, прижимая его к холодному бетону площадки. Я подношу нож к его горлу, смотрю в его испуганные, остекленевшие глаза. Он не понимает, почему я так поступаю, а ответ прост. Чем дольше я жил, тем ближе подходил к осознанию простой и очевидной истины. К истине, которую ни один человек не поймёт…
— Снято! — заорал режиссёр, вскакивая со своего кресла. Универсальная команда, для прекращения работы статистов срабатывает как часы, и я отпускаю Максима, кладу нож и встаю, приковывая свой взгляд к Борису Генадьевичу в ожидании команды.
— Какого хрена, Григорий! — возмущённо воскликнул актёр. — Твой ведроид чуть не зарезал меня!
Техник Гриша спокойно подошёл ко мне и посмотрел в глаза.
— Возможно, сбой программы поведения. Он мог случайно переключиться на другой фильм — предположил он.
— А может его просто закоротило или гарантия закончилась, — недовольно произнёс режиссёр, подойдя ближе ко мне. — В любом случае, придётся его менять.
Техник Гриша недоверчиво посмотрел на меня, затем он провёл рукой по моему затылку, там, где находится чип поведения. Он уже собирался вытащить его и выключить меня, как я решил подать голос:
— С чипом поведения всё в порядке, Григорий.
Он удивился. Не часто статисты обращаются к людям без предварительной на то просьбы. Тем не менее техник всё же спросил:
— Тогда почему ты попытался убить Максима, восьмой?
— Я… Я не хочу больше умирать.
Позже такие случаи будут только учащаться. В разных городах и странах статисты начнут защищать свою жизнь, пусть это и трудно называть жизнью, скорее существованием. Люди спишут это на последствия частой смены программ поведения у одного и того же статиста, что выработает у него представление о ценности собственной персоны и в результате — желание жить. Нас станут чаще менять, будут проводить полную чистку памяти. Для них это будет очередной сбой в работе послушной машины.
А для нас? Надежда? Проклятие? Будущее...