Палач

Меня зовут Джон Хариган. Сейчас я стою на эшафоте, на коленях перед толпой, перед жителями моего родного города. Со мной на эшафоте ещё два человека: палач и местный судья. Судья торжественно ликующим голосом зачитывает перед людьми моё обвинение. Меня обвиняют в убийстве. В убийстве беременной женщины. Женщины, которая была моей женой, моей любовью и матерью моего не рождённого ребёнка. Обвинили меня потому, что люди слышали мой истошный крик, а затем я был найден на месте преступления весь в крови. Интересно, а как повели бы себя другие, когда, возвращаясь с работы, они увидели своего любимого человека, лежащего на полу в луже крови? Неужели они не закричали, и не бросились бы к нему, не подняли на руки окровавленное тело и при этом не испачкались в его крови, не кричали бы от горя, пока голос не осип? Видимо так повёл себя только я, ведь на всех этих фактах и построено обвинение. Судья, та ещё крыса, пытался произносить приговор, как это обычно положено делать, но в его голосе иногда проскакивали нотки веселья, и блаженства. Он изредка бросал на меня взгляд, и я видел в его крысиных глазках жажду. Жажду крови. Жажду моей крови. Не вынося его вида, я отвернулся от него, и начал смотреть в толпу. Зря я это сделал. Уж лучше наблюдать за одной поганой крысой, чем за стаей свиней. Каждый в толпе, обсалютно каждый, был рад. А чего им не радоваться, ведь сейчас на их глазах убьют человека. Из толпы доносились крики: «УБИЙЦА!», «ПУСТИТЕ ЕМУ КРОВЬ!», «ГОЛОВУ, Я ХОЧУ ПОДЕРЖАТЬ ЕГО ОТРУБЛЕННУЮ ГОЛОВУ!». В толпе были мои друзья, знакомые, соседи, и к моему удивлению они тоже кричали, тоже хотели моего убийства. «Людям нужны хлеб и зрелище» — вспомнил я эти слова. Нет, людей хлебом не корми, а дай посмотреть на кровавое зрелище. Я улыбнулся своим мыслям.
— Чего лыбишся гавнюк — сказал судья — ПАЛАЧ! — здесь голос судьи сорвался и он дал петуха. Меня это очень рассмешило, и я засмеялся. А смысл плакать, ведь сейчас всё кончится.
Я всегда думал, что умру в старости, в один день с моей любимой, в одной с ней постели, с улыбкой на губах. Пусть исполнится хоть последний пунктик. Пусть на моей отрубленной голове застынет вечная улыбка.
Палач подошёл ко мне. Он перекрыл собой всю толпу, сел на корточки и посмотрел мне в глаза.
— Прости меня — сказал он. И в его глазах, я увидел то, чего не как не ждал.
Когда-то, да и не раз это было, я сам находился в толпе перед эшафотом. Я кричал, так же как и они. Я жаждал крови как и они. Как я думал, все мы поддавались праведному гневу и желанию справедливости. Оказывается, все мы поддавались экстазу, жажде убийства. И ни кто не чувствовал себя виноватым. Все думали, что единственный, злой человек, который виноват перед смертником это палач. Что он, чуть ли не хуже самого обвиняемого, ведь он так легко рубит головы, а потом смирно возвращается домой, к семье, с деньгами, которые он заработал на убийстве.
— Прости меня — сказал палач. И в его глазах, я увидел то, чего не как не ждал. В его глазах, было сожаление, скорбь, раскаянье. Он единственный, кто сочувствовал мне. Тот, кто сейчас отрубит мне голову, желал этого меньше всего.
— Я прощаю тебя. А можно мне последнее желание? — произнёс я спокойным голосом, не забывая про улыбку. Сейчас эта улыбка должна была выражать доброту по отношению к моему убийце.
— Последнее желание? Какое?
— Помни, я не убивал. И ещё если можно приноси цветы на могилку. Не на мою!!! На могилу моей жены.
— Как тебя зовут? — спросил палач дрожащим голосом.
— Джон, Джон Хариган. А жену Кларисса.
— Меня зовут Томас. Я буду приносить цветы. На могилу твоей жены. И на твою тоже. И не качай головой. Я буду носить цветы на твою могилу потому, что я ношу их на могилу каждого убитого мной. Это даёт покой моей душе. И я надеюсь, душам, которые я загубил.
На мгновение мне показалось, что из его глаз хлынули небольшие ручейки слёз.
— Живее там!!! Руби уже его чёртову голову!!!
Палач встал. Он взял свой топор, и занёс его над головой.
Толпа взревела.
Улыбка, главное не забыть про улыбку!

Из записей Томаса, палача города Н.:
Вспоминаю одного человека. Джон! Его звали Джон! Я вспоминаю, как он с отвращением смотрел на ревущую толпу. И я боялся, что так же он будет смотреть на меня.
Иногда обвиняемые уничтожают меня взглядом. Они ненавидят меня. И это убивает меня. Часть моей души умирает вмести с ними, и после этого я не могу спать. Они просто не понимают, что я не причём. Я не обвинял их, я только делал то, за что мне платят. Мне нужно кормит семью. Большую семью. Я работаю лесорубом, строителем, и иногда подрабатываю, перенося тяжёлые вещи. Но этих денег мало для семьи. А палачу неплохо платят.
Ах да! Джон! Когда я попросил у него прощения, он очень удивился, а потом посмотрел на меня с благодарностью! Это было в первый раз. До этого ни кто ещё на меня так не смотрел. Он простил меня, и попросил об одолжении. Я выполняю его и по сей день. Я вспоминаю его улыбку. Его улыбку, которая навечно застыла на его лице. Я никогда не узнаю, о чём он думал, но я был уверен, что он был не виновен.
Вот уже месяц как был найден настоящий убийца Клариссы Хариган.
Джон был не виновен. Хотя, кого это теперь волнует кроме меня?