ТРЕТЬЯ СТОРОНА. Гл. 3: Каскадный резонанс (Half-Life)

Последнее, что я помнил: невыносимая яркая вспышка озарила всю лабораторию, обелив без остатка пространство. После наступила непроглядная тьма, чью толщу несколько раз резали на части ярко-зелёные молнии. Наконец тьма стала совершенно глухой, в её немоте я слышал только собственное дыхание, сбивчивое и отрывистое, будто я только что вынырнул из большой глубины. Ещё я слышал голоса, множество голосов, они говорили на непонятном мне языке, эта речь лилась шумным потоком где-то вдалеке и напоминала журчание горного ручья. Провал. Я перестал чувствовать собственное тело. Сознание также покинуло меня. Это очень сильно походило на смерть.

Действовать заранее предписанным инструкциям сложно: я не знал, с чего стоит начать. Вряд ли необходимо в данный момент обходить складские помещения или наведываться в военный комплекс.

На часах была половина восьмого, когда я спустился в административный комплекс. Брина на месте не оказалось. Как сказал секретарь, администратор час назад покинул «Чёрную Мезу» по вызову из MIT. Что понадобилось Брину в университете? Не думаю, что он будет читать там лекции.

Разумеется, это было обманом. У администратора «Чёрной Мезы» могут найтись дела более важные, чем занятия со студентами. В любом случае, Брин исчез, только куда и зачем?

Шум в коридоре слегка успокаивал. Суматоха и суетность здешней рабочей жизни заглушала те неприятные чувства, что гнездились внутри меня уже довольно долгое время. Но только заглушала. Я не переставал думать о сегодняшнем эксперименте. Осталось полчаса.

Действия начальства также вызывали подозрения. Почему в штабе решили, что благоразумным будет следовать стандартным инструкциям? Правительство обложило исследовательский центр множеством санкций, так что нарушение техники безопасности здесь событие из ряда вон выходящее, моей работой мог заняться рядовой сотрудник — пройтись по складам да проставить галочки в надлежащих графах. Конечно, инспектирование — ответственное дело, служба никогда не подрядит на него обычного работника, однако, направляясь в «Чёрную Мезу», главным моментом брифинга была деятельность Уоллеса Брина. Возможно, начальство не торопится с решением за отсутствием надлежащих доказательств? В начале службы я думал также: тактика действий зиждется в основном на прочном фундаменте из доказательств и фактов, в противном случае любое действие может расцениваться как обыкновенная попытка разыграть удачу. Но в дальнейшем я убедился, что многое зависит от интуиции. Едва ли не самое главное.

Решив, что бесполезно ждать каких-либо изменений, находясь в административном комплексе, я отправился к лифтам, ведущим к транспортной системе. У самых дверей лифта находился человек в автоматизированном инвалидном кресле. Это был Ричард Келлер.

— Здравствуйте, профессор! — поприветствовал я учёного. Келлер посмотрел на меня снисходительным взглядом.

— Опять вы? — устало спросил он. — Зачастили.

— Такая работа. Куда вы направляетесь, профессор?

— В сектор С. Там поломка. Упала система обеспечения. Системные администраторы сейчас возятся с серверами, на возобновление работы уйдёт около часа. Мне необходимо проверить состояние антимасс-спектрометра.

Створки лифта открылись. Сначала в кабинку вошёл Келлер, следом я. Нам обоим предстояло отправиться в лабораторию аномальных материалов.

— Что вы имеете в виду, профессор?

— Заранее выставленные настройки обнулились. Если в таком состоянии запустить устройство, то мы рискуем потерять образец. Мощность излучения будет слишком большой для подопытного материала.

Всё что угодно может случиться, но поверить в то, что сброс системы в день эксперимента был случайным, очень трудно.

— Профессор, вы можете сказать, почему в отчётных бумагах так часто упоминается о превышении стандартной нагрузки на атомный реактор «Чёрной Мезы»?

Вопрос смутил профессора. Я подумал, что Келлер попросту растерялся, услышав неудобный для себя вопрос.

— Причины могут быть разные.

— Раньше упоминаний о превышении нагрузки не было.

— Да, вы правы. Может быть, комплексы «Лямбда» и «Биокупол» увеличили количество экспедиций в Зен.

— Ответ «может быть» я бы принял от кого угодно, но точно не от вас, профессор. Количество нормировано, там не могут происходить осечки хотя бы потому, что это стало бы сразу заметно. Я уже не говорю, что вы должны быть в курсе о любых изменениях, связанных с деятельностью «Лямбды» и «Биокупола».

Келлер уже не скрывал злобы. Он посмотрел на меня искрящимися от наступающего гнева глазами.

— У меня и так голова раскалывается! В последнее время только и слышны разговоры о какой-то чертовщине. Проблема в том, что этой чертовщины вроде бы и нет, хотя она присутствует.

— Прошу прощения, доктор Келлер, я не хотел вас злить. Я просто интересуюсь. Это я моя работа. Она требует точности.

— Моя работа требует не меньшей точности.

Лифт остановился. Мы вышли на платформу монорельсовой дороги.

— Я слышал, что сегодняшний эксперимент просили отменить, — сказал Келлер, — однако, требования начальства таковы, что его необходимо провести.

— Вы тоже против?

— Да, я против. Против так же и Дэвид.

— Вы имеете в виду доктора Розенберга?

— Да.

Платформа находилась на пересечении, отделяющем зону административного блока и складские помещения. Под высоким сводом из высокопрочного бетона царила безмятежная тишина. Внизу шла работа: люди в зелёной униформе управлялись с грузоподъёмниками, отправляя одни ящики на конвейер, другие — на склад. Платформа пустовала.

Келлер остановил коляску в самом конце перрона.

— А что говорил доктор Розенберг?

— Говорил, что это авантюра чистой воды. Авантюры не предполагают такой риск, но если говорить о новых возможностях…

— Доктор Келлер, а вы, случаем, не знаете, куда сегодня отправился администратор?

— Я не знаю. Уоллес ничего не говорил. А что, вы хотели с ним встретиться?

— Да, и как можно скорее. Секретарь мне сказал, что Брин отправился в Массачусетский институт…

— Что за бред? Что Уоллес мог забыть в MIT? В такой день… Но если его нет в секторе D, то тогда… Я знаю только, что Уоллес проявляет интерес к лабораториям прототипов. Часто беседует с Дэвидом о реконструкции сектора.

— Там, где находится тренировочный комплекс?

— Да-да.

Келлер поправил воротник рубашки и потянул вниз ткань кардигана, немного разгладив её.

Брин может быть сейчас в лаборатории прототипов. С той же вероятностью можно сказать, что это не так. Может, Брин действительно покинул «Чёрную Мезу»…

Приближался поезд. В вагоне сидело несколько человек в белых халатах, кто-то оживлённо беседовал, кто-то молча смотрел в окна.

— Мне пора, — сказал Келлер и подъехал ближе к краю перрона.

Я попрощался с профессором и перешёл на противоположную платформу, с которой поезда отправлялись в самую старую часть «Чёрной Мезы». Мне необходимо было попасть в лабораторию прототипов.

***

Охранник сделал шаг вперёд и чуть поднял правую руку.

— Простите, сэр, вход запрещён.

Мы стояли у ворот в секцию А-17.

— Что значит — «вход запрещён»? Кто запретил входить в лабораторию прототипов.

— От администрации поступил приказ никого не пускать в эту секцию.

— Мне можно. — Я показал охраннику удостоверение. — Если я не пройду сюда сейчас же, у вас появятся проблемы.

Охранник замешкался.

— Скажите, — спросил я, — администратор был здесь? Отвечайте честно.

— Я не могу ответить вам, сэр.

Я подошёл ближе. Кругом царила гробовая тишина. Издалека доносился слабый свист ветра. Это была старая часть «Чёрной Мезы», она находилась ближе к поверхности, чем остальной комплекс. Из расселин в красных скалах пробивались солнечные лучи. Камни, сгрудившиеся над этим покинутым пространством, походили на стены склепа. Для полноты картины не хватало ещё слоняющихся приведений.

— Если бы его здесь не было, вы бы так и ответили. Во сколько вы заступили на смену? — Этот цирк начал меня раздражать. Брин заметал следы, делая это самым идиотским способом. — Вы здесь с самого утра, верно?

— Да.

— И администратор был здесь?

— Да.

— И приказал он?

Охранник промолчал, но было ясно — ответ утвердительный.

Посмотрев на часы — 8:15, — я подошёл к сканнеру сетчатки. Перед этим я сказал охраннику:

— На всякий случай скажу, что дача ложных показаний и содействие преступлению карается по федеральному закону.

Я взглянул в окуляр. По роговице скользнул тонкий красный луч. Шипение, скрип. Толстостенные ворота медленно поднялись вверх, открыв путь по длинному, полутёмному коридору. Воздух был наэлектризован, пахло озоном — как после грозы.

— Удачи, — напоследок сказал я охранник и вошёл внутрь. Позади единожды взвизгнула сирена. Ворота закрылись.

Чем глубже я продвигался, тем сильнее становился гул. У самых ворот царила полная тишина, но через несколько метров мой слух уловил странное, утробное гудение. Оно было рассеянно в пространстве, трудно было отследить источник звука. Скорее всего, где-то в глубине секции работает автономный генератор. Датчики напряжения, уставленные на бетонных стенах, горели красным и злостно пищали. Писк не прерывался ни на секунду.

Я вышел в пустующее диспетчерское помещение. Сквозь подошвы чувствовалась мелкая дрожь, распространявшаяся по всему полу. Слева от меня находилась приборная панель и широкое смотровое окно, из которого открывался вид на саму лабораторию. Подойдя к окну, я увидел две человеческие фигуры, склонившиеся над пультом управления. Это были Дэвид Розенберг и Уоллес Брин.

Чёрт…

Обернувшись и заметив меня, Брин что-то выкрикнул. Его лицо исказила злобная гримаса, глаза безумно горели. Брин схватил Розенберга за ворот халата и что-то проорал ему в самое ухо. В ответ Розенберг робко оглянулся в сторону диспетчерской.

Я рванул к выходу, однако дверь оказалась заблокированной. Снять блокировку можно было только с приборной панели, и я подскочил к ней. Глаза цеплялись за группы опознавательных сигналов, я не мог найти нужной кнопки отмены. Взглянув на мониторы, я заметил, как на одном из них, где изображалась динамическая схема телепорта, в правом верхнем углу ярко светится надпись «ready». Наконец мне удалось снять блокировку.

Брин в это время успел влезть на площадку внутри телепорта. Розенберг продолжал что-то настраивать на пульте.

Я выбежал в лабораторию.

— Погоди, Уоллес, стой! — кричал Розенберг. Лаборатория исполнилась душераздирающим воем. У генераторов, установленных у самых стен, проскочили молнии.

— Запускай, чёрт тебя дери! — ответил Брин.

— Розенберг, не надо! — Выронив кейс, я подбежал к профессору. Его рука упала на рычаг и резко дёрнула его вниз.

— Выключите его! — проревел я, не слыша собственного крика: вой в лаборатории стал оглушительным.

Розенберг ринулся в сторону диспетчерской. Я следил за Брином: тот спокойно стоял посреди площадки, окружённый, как преградой, синеватым сиянием. Оно обступало границы площадки и колыхалось, напоминая водную поверхность, чей глади касается ветер. Я не знал, что предпринять. Внутри пробудилось нечто животное, первобытное, что требовало немедленно бежать отсюда, очертя голову, лишь бы спасти собственную шкуру. Но я застыл на месте, парализованный страхом. Меня словно было загипнотизировало это сияние.

Обернувшись, я увидел, что Розенберг в диспетчерской стоит за приборной панелью. Дверь была закрыта. Подбежав к ней, я несколько раз ударил в неё и затем стал колотить в окно.

— Откройте! Откройте, мать вашу! — кричал я.

Молнии участились. По решётчатому полу лаборатории проскочило несколько зарядов. В какой-то момент я опустился на пол, поджав колени и закрыв голову руками.

Последнее, что я помнил: невыносимая яркая вспышка озарила всю лабораторию, обелив без остатка пространство. После наступила непроглядная тьма, чью толщу несколько раз резали на части ярко-зелёные молнии. Наконец тьма стала совершенно глухой, в её немоте я слышал только собственное дыхание, сбивчивое и отрывистое, будто я только что вынырнул из большой глубины. Ещё я слышал голоса, множество голосов, они говорили на непонятном мне языке, эта речь лилась шумным потоком где-то вдалеке и напоминала журчание горного ручья. Провал. Я перестал чувствовать собственное тело. Сознание также покинуло меня. Это очень сильно походило на смерть.