Любовь на замену [рассказ]

    – Ты что, не мог убрать?
    Олеся провела щёткой-индикатором над полом, посмотрела на загоревшуюся жёлтую лампу, сигнализирующую о среднем уровне загрязнения, и поджала губы. Её не было какую-то неделю, а в модуле бардак и беспорядок, словно в притоне! Повсюду пятна, волосы, хлопья пыли, крошки от печенья. Тамбур покрыт тёмно-серым слоем засохшей уличной грязи. Между кроватью и стеной, в углу, валялись скомканные листы бумаги. Глядя на них, Олеся ощущала, как в душе усиливается раздражение. Сколько раз за последний месяц она просила бросать мусор в утилизатор по мере появления, а не швырять куда попало и копить, чтобы «выкинуть кучей»?
    – Сейчас запущу Жорика, – сказал Антон. – Вообще, я вечером собирался, но раз такое дело… Откуда мне было знать, что ты вернёшься на день раньше?
    Жориком супруги называли роботизированный пылесос за его тягу к «поеданию» мусора. Новая модель – повышенная мощность, увеличенный мешок, десяток щёточек, баллон для воды и распылитель – подчищала грязь не хуже человека.
    – Антон, убирать нужно регулярно, вне зависимости от того, дома я или нет, – сказала Олеся. Она не пыталась скрыть недовольства, и её слова прозвучали пусть негромко, но резко, словно в кулаке сжали сухие дубовые листья.
    Подошедший к пылесосу Антон остановился. Внимательно посмотрел на жену. Не говоря ни слова, вернулся в кресло, взял оставленную на сиденье «читалку» и с подчёркнуто-выраженным интересом уставился в сероватый экран.
    Ладонь раскрывается – и листья неровными, изломанными кусочками осыпаются на землю.
    Следующий час Олеся наводила порядок. Активировала Жорика, включила очистку тамбура и оконных стёкол, а затем, вопреки технологическому прогрессу, взяла в руки тряпочку и начала сметать пыль с мебели. Несмотря на то, что автоматизация шла семимильными шагами, отрез плотной ткани не только не терял своей актуальности, но и давал фору многим призванным его заменить механизмам.
    Читал Антон недолго. В какой-то момент он встал и отправился на кухню – и уже через десять минут оттуда начали доноситься запахи поджаривающихся моркови и лука, а чуть позже к ним присоединились ароматы румянящихся в раскалённом масле картофеля и мяса. Жилой модуль был небольшим, однокомнатным, и трижды в день, во время готовки, он словно бы целиком становился кухней. Запахи попросту не успевали выветриваться.
    Ужин прошёл в молчании. Олеся всё ещё злилась, а Антон не спешил восстанавливать вновь пошатнувшееся семейное равновесие. Они оба ждали первого шага. И, пожалуй, каждый из них понимал, чем всё закончится, но обида и раздражение – сильные чувства, так легко они не уходят даже под влиянием разумных доводов.
    Расправившись с мясом и картофелем, Олеся надолго закрылась в ванной. Мылась она с тщанием, словно хотела избавиться от всего, что случилось за неделю: и от рабочих будней вдали от дома, и от глупой ссоры, и от усталости. Дурное настроение уходило вместе с мыльной пеной, а упругие водяные струйки, массируя чистую кожу, добавляли бодрости телу и духу. Настроение Олеси улучшилось настолько, что с языка начали слетать знакомые слова из песни – легко, словно по волшебству; а вот название ускользало – что-то из модного репертуара, современное, на слуху… Приводя себя в порядок таким нехитрым образом, она не могла видеть, как Антон, когда её негромкое пение пробивалось сквозь шум воды, поглядывал в сторону ванной комнаты и едва заметно улыбался.
    После душа Олеся пошла в комнату, которая служила залом, гостиной или, как сейчас, спальней – назначение менялось в зависимости от времени суток и обстоятельств. Расширенный жилой модуль семье из двух человек не полагался. Считалось, что для нормальной жизни достаточно стандартного – и так оно и было, вот только между «нормальной» и «комфортной» есть небольшая разница, и особенно остро она ощущается, когда хочется развернуться, а негде. Расстелив кровать и переодевшись, Олеся погасила свет, залезла под одеяло. Придёт, не придёт? Точнее, когда придёт? Её благоверный с чашкой чая и своей любимой электронной книжкой мог просидеть на кухне полночи. Да ещё сейчас… Олеся повернулась на бок, подложила ладошку под щёку и задумалась о деле, решение которого неоднократно откладывала: она не знала, как ей лучше поступить. Сомнениям положила конец удачно случившаяся командировка. Олеся отвлеклась, встряхнулась, увидела сегодняшним вечером старую проблему посвежевшим взглядом и поняла, что душевные терзания куда-то исчезли.
    Из кухни донеслось звяканье чайной ложки. Несколько мгновений тишины – и появились новые звуки: шорох отодвигаемого стула, осторожные шаги, щелчок двери, ведущей в ванную. Снова шаги – в этот раз ближе. Совсем недалеко. Почти рядом! Олеся услышала, как Антон лёг на кровать, почувствовала осторожное прикосновение. Она дёрнула плечом, сбрасывая его руку. Замерла в ожидании. Повторная попытка последовала не сразу, даже успела мелькнуть мысль: «Не перегнула ли она палку?» Но нет, порядок. Лёгкие поглаживания, склонившийся над ней супруг, поцелуй в щёку. Олеся не сдержала улыбку. Повернулась, потянулась ему навстречу – и их губы соприкоснулись…
 

***

    Антон с аппетитом завтракал. Когда от порции осталось всего ничего, Олеся, до того момента занимавшаяся какими-то рутинными, не особо заметными делами, подошла к мужу со спины, обняла. Прикусила мочку его уха, чуть потянула на себя.
    – М-м-м!.. – Антон попытался выразить удовольствие от объятий и одновременно напомнить, как сложно изъясняться с набитым ртом.
    Отпустив ухо, Олеся крепче прижалась к мужу и негромко спросила:
    – Нам ведь хорошо, правда, котик?
    – Мгм.
    – И хорошо бы так всегда и оставалось. Как я этого хочу, – сказала Олеся.
    Пища наконец отправилась в желудок, и Антон смог ответить словами, а не мычанием:
    – Значит, так и будет.
    – Милый мой… Любимый… – Олеся уже сидела у мужа на коленях, гладила его волосы на висках и затылке, целовала в губы, а он, моментально переняв игривое настроение, придерживал её за талию и ласкал грудь. – Нельзя жить прошлым. Диагностические центры не превращают людей в монстров, они помогают, делают нас лучше…
    Антон вздрогнул. Осторожно, словно держал в руках хрупкую вазу, отстранил Олесю. Она всё так же сидела на его коленях, практически вплотную к нему, но теперь, казалось, их разделила тонкая прозрачная перегородка. Физически – близко, между душами – пропасть.
    – Солнышко, мы обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что обойдёмся своими силами. Нам не нужна помощь, тем более такая, – сказал Антон.
    Олеся коснулась пальцами щеки супруга, провела к скуле, от неё – к подбородку. Она помнила тот самый, первый, разговор. Согласилась, поддалась мимолётному интересу – и лишь ступив на неведомую дорожку, осознала возможные последствия. Крошечная слабость? Куда там! Невероятная глупость – вот, чем оно действительно было. Антон её опасений не разделял и раз за разом отметал любые возражения.
    – Милый, никто не застрахован от ошибок. Пора признать, что у нас не получилось, и идти дальше. Здесь нет ничего постыдного.
    – Месяц, – сказал Антон. – Один маленький, жалкий месяц. Мы даже не начали пробовать, а ты уже сдаёшься.
    – Я думаю о будущем и не желаю, чтобы месяц растянулся на всю жизнь. Мне сестра звонила: три дня назад они с мужем получили синий бланк. Мои одноклассницы живут в расширенных модулях или вот-вот собираются переезжать…
    Антон обхватил ладонь Олеси своей, поцеловал.
    – Поверь в себя. И в меня. Мы справимся.
    – Я хочу нормально жить, как все, а не превозмогать, – сказала Олеся.
    – Нынешняя норма – ошибка.
    Олеся и не рассчитывала на моментальное согласие со стороны супруга, однако его убеждённость в собственной правоте казалась непробиваемой. Порой он упрямился как маленький ребёнок, не желал понимать, что всему в этой жизни есть время и место и что ответственность – не пустое слово. Да, уметь настоять на своём – отличная черта, но не в ущерб здравому смыслу! Ожидание подходящих условий заняло куда больше месяца, и в течение этого времени они вынуждено откладывали прохождение медкомиссии, а сейчас… В их нынешнем состоянии не то что на синий бланк надеяться – красный бы не получить. Олеся коротко вздохнула. Стараясь, чтобы голос звучал спокойно и ровно, произнесла:
    – Поигрались – и хватит. Я устала тратить силы на ругань.
    – Нам нужно научиться ладить друг с другом самостоятельно, без чужих подсказок. Да, мы иногда ругаемся – но ведь и миримся! Это и есть отношения двух любящих людей. Мы ведь любим? – спросил Антон.
    – Любим, – ответила Олеся, – и поэтому пойдём к диагносту.
    Лицо Антона словно накрыло тенью: черты заострились, кожа посерела, под глазами залегли тёмные круги, даже радужка как-то потускнела. Изменения произошли в один миг, и не успела Олеся удивиться или испугаться, как супруг ссадил её с колен.
    – Нет, – сказал он.
    На горку изломанных дубовых листьев наступили ногой и шаркнули, растирая остатки в пыль и мелкую крошку.
 

***

    Антон вернулся поздно.
    Где муж ходил весь день, Олеся не знала. К моменту его возвращения она лежала в кровати и пыталась заснуть, а потому выяснять что-либо не стала. Завтра ей предстоит докладывать о результатах командировки, писать отчёты, и перед выполнением этих необходимых, но муторных занятий следовало отдохнуть, набраться сил. В полудрёме она услышала шелест разъезжающихся дверей, шуршание одежды, приближающиеся шаги, почувствовала прикосновение и ласку. Вчерашний вечер повторялся, вот только эту попытку примирения Олеся оставила без внимания. Антон не стал проявлять излишнюю настойчивость, произнёс: «Ладно, отложим», поворочался немного – и в модуле наступила тишина.
 

***

    Утром Олеся дежурила у двери. Когда с той стороны подошли, она открыла, приложила палец к губам и едва слышно сказала: «Спит». Невысокий круглолицый мужчина понятливо кивнул, закатал рукав, приложил запястье к считывателю. Монитор отобразил данные – фотографию, имя, должность, личный номер. Убедившись, что Олеся их изучила и правила с его стороны соблюдены, мужчина тихо произнёс: «Ведите». Пройдя в комнату, он положил на стол строгий чемоданчик коричневого цвета. Клацнули застежки. Круглолицый вытащил из недр чемодана тонкую дугу блокиратора с утолщениями-капельками на концах, надел её Антону на голову. На поверхности устройства загорелась зелёная полоса.
    – Что ж, к делу, – в полный голос сказал круглолицый. – Кем приходитесь?
    – Супруга, – ответила Олеся и протянула руку, ладонью вверх.
    Круглолицый вытащил из чемодана портативный считыватель, дотронулся им до Олесиного запястья, пробежался глазами по появившимся на экране строкам. Аналогично поступил с Антоном.
    – Порядок, – сказал он, возвращая считыватель на место.
    – Согласно пункту 31б брачного договора, я, как законная супруга, имею право назначить проверку матрицы и утвердить её обновление без… – начала говорить Олеся, но круглолицый негромко кашлянул и, воспользовавшись паузой, сказал: – Я вас прекрасно понимаю, не волнуйтесь. Вы ведь заполняли форму срочного вызова.
    На этот раз из чемодана был извлечён планшет и кабель с разными разъёмами – один из них круглолицый воткнул непосредственно в планшет, второй, по форме похожий на присоску, закрепил на голове Антона, за левым ухом.
    – Посмотрим, что тут у нас…
    – Чип просрочен на месяц, – сказала Олеся.
    – Ну ничего, это бывает, – ответил круглолицый и, не открывая взгляда от экрана планшета, продолжил: – Тридцать восемь дней, если быть точным. Ошибки матрицы первого, второго… – Он запнулся на мгновение, ожидая результата проверки. – А нет, до третьего порядка не дошло.
    Круглолицый отсоединил кабель от головы Антона, повернулся к Олесе, спросил:
    – Ваш чип?
    – Тоже просрочен.
    На широком лице стоящего перед Олесей человека появилось выражение, которое можно было назвать одновременно и понимающим, и подбадривающим.
    – Решили попробовать ретрочувства?
    – Как вы?.. – Олеся растерялась.
    Она не хотела афишировать настоящую причину, по которой в её голове и в голове мужа находились устаревшие чипы, однако вопрос диагноста застал её врасплох. Ретрочувства не одобрялись. Официально они не находились под запретом, вот только всё, с чем сталкивается вышедший из пелёнок человек: образование, работа, получение прав на управление техникой, возможность съёма и покупки недвижимости, заключение брачного договора, рождение ребёнка, – всё это требовало регулярного прохождения медицинского осмотра, в том числе и теста на эмоциональную стабильность. Как показал Олесин опыт, удерживать чувства в определённых им рамках без исправного чипа было невозможно, а значит, о расширении и прочих благах общества можно было забыть.
    – Не первый случай, – ответил круглолицый, присоединяя к голове Олеси свободный разъём кабеля. – И всегда заканчивается одинаково – заменой чипов. Не устаю повторять: чувства, именуемые нашими предками естественными, – опасны для общества. Их нельзя контролировать. Скажите, что хорошего в разрушении социальной ячейки? Или рабочего звена? Старые новые ощущения, любовь по старинке – когда не развиты технологии, нет адекватной замены, их использование ещё можно понять, но сейчас?..
    – Да, вы правы, – согласилась Олеся. – Месяц был ужасен.
    – Вам ещё повезло, – поддержал её круглолицый. – Иных приходилось ставить на учёт.
    Он отсоединил кабель, спрятал его в чемодан; туда же отправился планшет. С пустыми руками круглолицый не остался: вытащил серо-стальную «таблетку» установщика. Приложил её к голове Антона, за левым ухом, дождался сигнала готовности и сказал:
    – Контур вашей матрицы стабилен. Правильно ли я понимаю, что инициатива исходила от супруга?
    – Да. Он предложил, я же согласилась добровольно, – сказала Олеся.
    – И такое тоже бывает. – Круглолицый оставался спокоен и то, что Олеся считала едва ли не катастрофой, воспринимал как абсолютно обыденное явление. Во всяком случае, так ей казалось.
    Инициатива о пропуске замены чипов действительно принадлежала Антону. Он говорил об открывающихся возможностях, правильности выбора и необходимости жить по-своему, без контроля; рассказывал с горящими глазами, был увлечён и не осознавал разрушительной природы поглотивших его идей. Олеся понимала, что супруг вряд ли будет доволен несогласованным с ним вмешательством, но вместе с тем воскреснет любовь – и он поймёт. Должен понять.
    Тем временем круглолицый отсоединил установщик, склонился над блокиратором, что-то нажал, и на нём загорелись новые огоньки.
    – Временный блок поможет избежать эксцессов, связанных с нарушением работы матрицы. Завтра зайдёте на эмоциональную регулировку. Понадобится ли корректура памяти, сказать не могу: такие решения принимаются после обследования. – Круглолицый посмотрел на Олесю, улыбнулся и добавил: – Мы вам поможем. Государству нужны стабильные социальные ячейки.
    В ответ на это Олеся только кивнула. Затем, по просьбе диагноста, прихватила волосы, чтобы не мешали, развернулась – и ощутила прикосновение установщика. Холодок, онемение кожи за ухом – единственные симптомы процедуры, в остальном она прошла так же быстро и безболезненно, как и на стационарном оборудовании в любом из центров.
    Выполнив работу, круглолицый не стал задерживаться: сложил инструменты в чемодан, щёлкнул застёжками – и отбыл по другим делам. На прощание посоветовал отдохнуть. Против такого предложения Олеся ничуть не возражала, поскольку побочный эффект – лёгкое головокружение – как раз начал проявляться.
    Антон спал. Грудь поднималась и опускалась, дыхание было размеренным, ровным – ни кошмары, ни ранний гость его не потревожили. Олеся легла рядом, прижалась, потёрлась щекой о его плечо и прошептала:
    – Проснёшься – а у нас всё хорошо. Любимый мой…