Привет, СГ!
Вашему вниманию предлагаю следующий свой короткий рассказ. Буду рад конструктивной критике. Спасибо!
«Бар42»
Понятия не имею, почему я выбрал это место. Бродя по городу вечерами после работы, я заглядывал в сотни витрин и в тысячи окон. Я точно знал, что именно искал, и, видимо, нашел это здесь. Ничего особенного — бар, как и множество других, только название резануло глаз.
«Бар42».
Неоновая вывеска над входом впилась в сетчатку острым гарпуном и с силой притянула к себе.
С тех пор каждый вечер я проводил здесь. Опрокидывал стакан за стаканом и наблюдал. Сюда приходили все: от юнцов, пытавшихся казаться взрослее, до стариков, чьи пальцы уже не чувствовали тяжести рюмки. Шумные компании растворялись к полуночи, и тогда бар наполнялся тишиной — густой, как сироп. Оставались мы, молчаливые угрюмцы с пустыми глазами. Это устраивало бармена. Мы пили не меньше весельчаков, а требовали только одного: чтобы он вовремя подливал. Мы подзывали бармена, просто отрывая палец от стакана. Он шаркал вдоль стойки и наливал. Шаркал и наливал. До самого рассвета.
Но в тот вечер ритм нарушился. Я пришел с привычной надеждой — что алкоголь растворит шестидневную усталость. Я знал, что это ложь, но верил ей, как родной матери.
После полуночи в баре почти всегда оставались одни и те же лица. Но сегодня в самом темном углу, напротив, сидел новый посетитель. Слившись с темнотой, он был почти невидим. В пятне света на столике перед ним стояла чашка кофе, а в пепельнице тлела сигарета. И от чашки, и от сигареты струился одинаковый красноватый дымок. Незнакомец поднес сигарету к губам. В момент затяжки его глаза вспыхнули, как сигнальные огни.
Ко мне подошел бармен.
— С вами хотят побеседовать, — сказал он.
Его лицо было квинтэссенцией профессионального безразличия. Он просто донес информацию — настоящий человек-функция.
Мой мозг, размягченный алкоголем, лихорадочно вспоминал всех тех, кому я перешел дорогу. Их было немало.
— Я не в настроении, — сухо произнес я.
— Ваше настроение, — бармен сделал микроскопическую паузу, — не имеет никакого значения.
Он кивнул в сторону незнакомца. Тот глубоко затянулся, и в багровом отсвете я поймал его прямой, пристальный взгляд. Он смотрел прямо на меня.
— Я подам вам виски к тому столику, — сказал бармен и, уже отходя, бросил сквозь зубы: — За счет заведения.
Во мне проснулось желание схватить пальто и бежать, пока не поздно. Я швырнул на стойку купюры, сорвал пальто с крючка. И, как во сне, пересек зал и рухнул на стул напротив незнакомца. Осознание произошедшего пришло только с глухим стуком стакана о столешницу. Захотелось вскочить и убежать прочь, но вместо этого я вцепился в стакан так, будто от этого зависела моя жизнь. Как оказалось, это была чистая правда.
Незнакомец наклонился вперед, и свет лампы упал на него. Аккуратная стрижка. Идеальное лицо без изъянов, словно венецианская алебастровая маска. Но глаза… Светло-серые, прозрачные, как осенний лед. В них не было ничего: ни интереса, ни злобы, ни скуки, лишь бесконечная пустота.
Он выдержал паузу, выпустил струйку дыма. Дым пах чем-то тяжелым, металлическим. Он вызывал ассоциации с дымом из труб угольных тепловых станций.
— Я слушаю тебя, — голос был низким, обволакивающим, как шелест бумаги.
— Это вы хотели поговорить, — пробормотал я, — вы меня позвали.
— Уверен? — он снова затянулся. Красноватый свет будто озарил его изнутри.
— Кто вы?
— Может, лучше спросишь, как я могу тебе помочь?
Его взгляд обжигал, как навалившаяся на морозе сталь. Я почувствовал, как что-то невидимое стискивает мне горло, а язык становится сухим, как полено. Я хотел выпить, но рука не слушалась. Я не мог сдвинуть стакан с места, будто тот весил тонну.
— Расслабься, — произнес незнакомец, — напряжение мешает диалогу. Можешь выпить.
Стакан будто сам прыгнул мне в рот. Жидкий огонь хлынул внутрь, и петля на горле ослабла.
— Как? Как вы можете мне помочь?
— Легко, — он щелкнул пальцами. Звук был сухим, как треск сломанной кости. — Я не дам совет, я не направлю тебя. Я… исправлю твою реальность. Но есть одно условие — расскажи мне свою историю. Если история будет интересной, то я помогу тебе.
Сердце заколотилось в ребра, как испуганная птица. Всё это было абсурдно, будто в дешевом фильме о джине, исполняющем желания.
Незнакомец сделал последнюю затяжку и потушил сигарету, не сводя с меня глаз.
— Не знаю, с чего и начать, — прошептал я.
— Я тебе помогу, — легкая улыбка тронула его губы. — Перефразируя моего доброго друга: «Земную жизнь пройдя до половины, ты очутился в сумрачном лесу, утратив путь во тьме долины. Тот дикий лес, дремучий и грозящий, чей давний ужас в памяти несешь. Так горек он, что смерть едва ль не слаще».
Его голос гипнотизировал, и я поддался.
— Вся моя жизнь — сплошной сумрачный лес, а это — его самая чаща. Тропки из которой мне кажутся одинаково правильными, а значит, и одинаково неверными. И стоя здесь, я не могу выбрать, по какой идти, а значит, не сумев выбрать, я останусь в этой чаще навсегда.
Мне едва исполнилось шестнадцать, когда я её встретил. Спустя столько лет я всё еще помню запах её волос. Или это всего лишь когнитивная ошибка, и мой мозг строит иллюзию? Не знаю. По большому счету, сейчас это уже не имеет значения.
Говорят, любовь живет три года. В нашем случае — меньше одного. Она умерла по дороге в школу. А вместе с ней и я. По крайней мере, я так чувствовал. Мне было настолько плохо, что боль ментальная превратилась в боль физическую. И я нес эту боль в себе несколько лет.
Потом был колледж и свобода, пахнущая сырыми подвалами и дешевым портвейном. Падение на дно алкогольной ямы казалось логичным финалом. В девятнадцать я оттолкнулся от него и прыгнул в бездну пострашнее. Игла была логичным продолжением моего падения. Она давала кайф и полное, абсолютное оправдание совершенных мной поступков. Мир превратился в простую, ясную схему: есть проблема — есть решение. Я чувствовал себя богом, управляющим своей собственной вселенной. Конечно, я умирал. Но какая разница, если это приносит тебе удовольствие?
В конечном итоге я соскочил. Думал, навсегда. Закончил учебу, получил диплом, устроился. Я прекрасно понимал — бывших наркоманов не бывает. Это и стало моим оправданием. Я подсел снова.
Я воровал у коллег и у друзей. Однажды, в лихорадке ломки, избил и обчистил какого-то старика в подворотне. Меня выгнали с работы. Все катилось к чёрту и...
— И прикатилось, — голос незнакомца вернул меня в бар.
Я посмотрел на него и не увидел осуждения. Только холодный, лабораторный интерес. И странное дело — говорить стало легче.
— …и я оказался на улице. Совершенно разбитый, я не мог найти работу. На собеседованиях более тактичные интервьюеры обещали позвонить и не звонили, менее — говорили прямо. Несколько раз дальше приёмной меня не пускали. В конце концов, мне повезло, и я устроился грузчиком на склад шинного завода. Жил, к слову, я все там же, на складе, в маленькой комнатушке. К тому моменту я был чист уже три с половиной месяца.
— Твоя жизнь вроде бы налаживается, — незнакомец отодвинулся в тень и снова закурил. — Я тебе без надобности.
«Налаживается», — подумал я. Ты называешь это «налаживается»?
— Вы же сказали, что поможете мне, если история будет интересной! — воскликнул я. Мне хотелось его ударить.
— Ты прав, — спокойно ответил незнакомец, — если история будет интересной. Проблема в том, что твоя история банальна до безобразия. Депрессия, алкоголь, наркотики… Я слышал это миллионы раз от миллионов людей. Мне не жаль тебя, ведь ты сам забрел в эту чащу. Я не стану помогать тебе.
Я будто получил оплеуху. Позорный, унизительный удар, на который не можешь ответить. Мне захотелось вскочить, схватить бутылку и размозжить голову этому странному, возомнившему о себе невесть что уроду.
— Этого точно не стоит делать, — голос незнакомца звучал, как погремок на хвосте змеи. — Это не поможет.
Я встал, схватил пальто и рванул к выходу. В дверях врезался плечом в входящего мужчину в потертом плаще.
— Слепой, что ли?! — я крикнул ему прямо в лицо, жаждая хоть намека на драку.
Он поднял на меня усталые, грустные глаза, отрицательно покачал головой и прошел внутрь.
Я оказался на холодной улице. Воздух обжег легкие. Моя история оказалась для него слишком банальной? Хорошо.
Я пошел домой пешком, пытаясь понять, кто он такой. Почему я повелся на его обещания.
Придя в мою комнатушку на складе, я сел на кровать и обхватил голову руками. И тут меня осенило. Яркой, ослепительной вспышкой мне пришла в голову мысль — он просил историю. Историю! Он не сказал, что она должна быть правдой. Главное — интересной.
Я порылся в шкафчике, достал старую замызганную тетрадь и карандаш и сел у окошка. На востоке разливалась алая полоса рассвета, словно рана на теле неба. Прекрасная картина. С нее и начну.
Лучшие комментарии