Миниатюра «Курс на Таммерфорс!»

Тонким льдом подернулась Москва-река, и каждый метр, пройденный теплоходом, сопровождается мерным хрустом. Отовсюду, похоже, идет удушливый столичный пар с запахами нечистот, но это вовсе не так страшно, как принято полагать. При должном желании, его можно совершенно не замечать.
Москва мертвенно чиста: ни единой машины. Ни единого фонаря. Луна светит аккурат через рубиновую звезду на Спасской башне, и все вокруг покрывается малиновым маревом.
Не знаю, куда мы плывем, и ждет ли нас в финале скрипучий трап, да и какая разница! Я чувствую себя в полнейшей безопасности, будто в случае крушения лишь промочу немного ботинки. Мне не жарко и не холодно. Мне – никак. И это мне нравится.
Я не задумываюсь о происходящем, и даже не подозреваю, что все вокруг совершенно нереалистично. Другие цвета, другие запахи.
Я облокотился на сетчатую ограду, и улыбаюсь. В правой руке, откуда не возьмись, появляется светящийся бокал шампанского.
— Ну, за тех, кто в море! – предлагаю я тост.
Рядом со мной стоит девушка. Она невероятно красива, и я, похоже, влюблен. Я не спрашивал ее имени, но отчего-то знаю его. Просто знаю и все тут, без всяких подробностей.
У нее большие, по-детски наивные глаза и совершенно непослушные волосы. Тонкие пальчики в белых перчатках нежно и как-то особенно трогательно ложатся на перила, словно она играет на рояле незамысловатую и прекрасную оттого мелодию, которую никто больше не слышит.
Я очень боюсь за нее. Она – еще совсем ребенок и не может ничего противопоставить этому миру. Не могу, конечно же, этого сделать и я, но мой энтузиазм с лихвой перекрывает дилетантский подход. Я хочу быть рядом просто чтобы точно знать: с ней, такой хрупкой и волшебной, не случится ничего плохого. И пока топчу эту землю, я готов ради нее на все, и не остановят меня ни библейские истины, ни свод современных законов.
— А куда мы плывем? – спрашивает она милым сердцу шепотом.
— Не знаю. Должно быть, куда-то, где тепло и еще не наступила зима?
«Я король Калифорнии!»
— Нет-нет, я люблю зиму! Неужели снег не прекрасен! Давай лучше просто туда, где сейчас хорошо.
Я снимаю с крючка капитанскую фуражку и аккуратно водружаю ее на голову своей спутницы.
— Правьте курс, миледи.
Она улыбается и прикладывает палец к щеке, изображая на личике гримасу серьезного выбора.
— Таммерфорс.
— Тогда нам дорога на север! Полный вперед, подбросить угля, и очень надеюсь, что на борту все еще осталось кофе!
С этими словами, я схватил своего капитана за талию, и, приподняв легкую, как пушинку, девушку, закружил ее в быстром танце по палубе. Она заливисто смеялась, я громко декламировал белые стихи, и все это было настолько прекрасно, настолько не по-настоящему, что в сердце, на миг, подняла голову пришибленная тоска.
Я почувствовал тепло ее рук через кожаные перчатки, которые легли на мои виски. Прижав неземное создание к себе, словно ребенок любимую игрушку, я жадно сцепился с ней взглядом, пытаясь построить между нами, такими, может, и близкими, но разобщенными, мост. Я опустил ее на землю, и, когда я услышал, как каблуки ее сапожек стукнулись о металл, она вся как-то подалась в мою сторону. Мы чуть не столкнулись носами, и, кажется, случилось. Я зажмурился, как первоклассник, которого чмокнули в щеку за донесенный до подъезда портфель, почувствовал приторный вкус гигиенической помады на ее губах. Чтобы дотянуться до меня, ей пришлось приподняться на цыпочки.
Мы все плыли и плыли, мимо Кремля, в далекий давно сменивший имя Таммерфорс. И я был счастлив.
И так до тех пор, когда с неба не раздался самый страшный звук, который только можно было бы представить – ворчливый голос дверного звонка…