Размышления о природе хоррора

Просто страх, опасение, напряжение и ужас — разные все вещи. Меня сейчас интересует именно ужас, от которого в жилах стынет все, что в них изначально протекало.
1. На мой взгляд, настоящий и неподдельный ужас у человека всегда безотказно вызывает только трансформация привычных ориентиров в нечто инородное и чуждое человеку. Причем это нечто не обязательно должно быть враждебным. Достаточно, чтобы оно не содержало в себе ничего человеческого.

Так, сам по себе ходячий труп в кино, книге или игре вызовет у кого-то отвращение и брезгливость, у кого-то — охотничий азарт, у кого-то — опасение. Но, как бы уродлив и страшен ни был на вид «мертвяк», он — не ужасен.
Зато ходячий труп, например, ребенка главной героини, которого она половину фильма/книги таскала с собой на карусели и кормила мороженым, с которым она играла в кубики или вела задушевные беседы — да, при надлежащем исполнении этот образ вполне может вызвать ужас. Конечно, при условии, что мы уже достаточно отождествляем себя с героиней. Впрочем, образ мертвого ребенка, за личиной которого скрывается безжалостное существо, тоже неплохо действовал до того, как его вдоль и поперек исходили сначала в японском кино, а потом в Голливуде по мотивам японского кино.

2. Внезапно свалившийся на голову «ужасный» образ никогда не вызовет ужаса. Удивление, ошеломление — да. Но чтобы довести потребителя медиапродукта до шевелящихся волос на голове, нужно всегда «раскручивать» трансформацию постепенно, выкладывая главный козырь ближе к финалу.

3. Если один привычный образ, вывернутый наизнанку — уже хорошо для хоррора, то коронный номер мастеров «леденения крови» — вывернуть наизнанку весь мир, в который погружен герой. Причем, желательно, не полностью, а сохранив некие привычные ориентиры, но не все. Это здорово иллюстрирует рассказ Брэдбери «И грянул гром», который сам по себе вовсе не хоррор, но вот идея трансформации мира там подана предельно сжато, лаконично и эффектно.

4.Следовательно, чтобы построить правильный, берущий за душу хоррор, нужно сначала как следует описать или показать нормальный, человеческий мир. Желательно — лишенный каких бы то ни было признаков мистики. Мрачный средневековый городишко, который так и навевает мысли о проклятиях, ведьмах и кострах инквизиции — не лучший вариант. То же с заброшенными домами и замками. Вообще сюжет «герой попадает в жуткое проклятое место и потом там происходят всякие кошмары» — уже не лучший вариант. Гораздо сильнее будет действовать преображение, если герой тридцать лет перед кошмаром жил конкретно в этом милом деревенском домике, здоровался с соседями, болел за местную футбольную команду и вообще прекрасно себя чувствовал.

5. Худший противник хоррора — очевидность и предсказуемость. Поэтому всяческие магические артефакты, гробницы, мумии, кладбища, древние гримуары — уже не работают. Да, все. Да, от слова «совсем». С зеркалами, кстати, тоже все плохо. Нам не будет жутко, если мы будем предполагать, откуда может полезть кошмар. Лучше всего, когда до определенного момента произведение вообще не похоже на хоррор.

6. Музыка сама по себе никогда не бывает ужасной. То есть, как раз ужасной бывает, а вызывающей ужас — нет. Но без музыки хоррору очень тяжело выживать. (Это, конечно, касается только игр и кино).

7. Смысл и цель настоящего, правильного хоррора не в щекотании нервов, а в достижении катарсиса, поскольку любой правильный хоррор — трагедия прежде всего (я понимаю, что это — спорная мысль, да).

8. Расчлененка, кровь, обилие трупов и сцены насилия — суть первейшие противики хоррора после очевидности и предсказуемости, поскольку все эти вещи уводят нас из сферы ужаса в сферу отвращения. К тому же, банальная смерть героя от лап, тентаклей или псевдоподов неведомой фигни по степени воздействия на зрителя/читателя/игрока не идет ни какое сравнение с некоей бесповоротной утратой героем своего «я», с потерей личности в той или иной форме.