Обзор-анализ фильма Ларса фон Триера «Нимфоманка». Часть 1 (18+)

Последний раз свои «обзоришки» я писала… на втором курсе университета. С тех пор – глухо. Не знаю, то ли у меня отпало желание писать, то ли не попадались фильмы, о которых мне бы хотелось рассказать. Суть лишь в том, что не делала я этого давно.

Но вот, свершилось. И вызвал это давно позабытое желание все тот же Ларс фон Триер, который в свое время потряс меня своими картинами. Если быть конкретнее, то «Рассекая волны» и «Антихрист». Те картины, которые вызвали во мне бурю эмоций. Еще в течении 2-3 недель после просмотра каждой я ходила в университет, общалась с людьми, работала, ела… а в голове лишь они. Пересматривала раз за разом отдельные моменты, то ли просто наслаждаясь, то ли пытаясь отыскать новые детали. С тех пор я посмотрела множество фильмов, намного более сильных по смыслу, картинке, содержанию, но эти эмоции так и остались принадлежать Триеру и его историям о самопожертвовании и женской природе. До недавнего времени.
Речь о его новой картине: «Нимфоманка», вышедшая в прокат в двух частях, по 2 часа каждая. Главный герой вновь женщина, что для Триера уже почти правило. И вновь во главе угла женская природа, что сближает «Нимфоманку» с «Антихристом» (к тому же в самой «Нимфоманке» очень много отсылок, порой нарочито выставленных напоказ для зрителя).

Итак. Фильм начинается с того, что нерелигиозный, одинокий еврей по имени Селигман (что в переводе означает «счастливый человек», как потом он сам расскажет героине) находит в переулке немолодую избитую женщину, безучастно лежащую на асфальте, даже как будто спящую. Она просит не вызывать ни скорую, ни полицию. Единственное ее желание – это чашка… чая с молоком. Селигман помогает женщине, отводит домой и дает того самого чая с молоком. Он предлагает женщине постирать ее пальто, т.к. «от него плохо пахнет», но она очень жестко отказывает, заявляя, что это «мое пальто! Этот запах все равно никогда меня не покинет» (важная деталь, запомните). Джо (так зовут героиню) говорит, что она очень плохой человек и может это доказать. Так начинается ее рассказ.

Рассказ, как опять же водится у Триера, разбит на главы. Каждая со своим названием. Забавно то, что прежде чем начать каждую главу Джо за что-то цепляется из окружения, из обстановки дома Селигмана. Икона, книга, рыболовная приманка, музыка, пирожок… Проводя аналогии, она как бы нанизывает свою историю на предметы быта. Селигман, начитанный и образованный мужчина и, как выясняется в процессе, девственник, постоянно проводит с рассказом Джо собственные аналогии, черпая из огромного культурного и научного кладезя в виде своей головы. Но этим самым аналогиям я буду уделять минимальное внимание, хотя во многих прочитанных мною рецензиях делалось как раз наоборот. Причину объясню позже.

О ПРОВОКАЦИОННОСТИ

Начну я, пожалуй, с того, с чего не обошлась ни одна прочитанная мною рецензия. С разглагольствований на тему провокационности Триера в целом и «Нимфоманки» в частности. Мол, скандально известный режиссер только и делает в своих фильмах, что издевается и провоцирует. А «Нимфоманка» — это для одних венец его провокационности, а для других неудавшийся опыт. «Не бомбануло, Ларс», — пишут в одной из рецензий, как бы высовывая по-детски язык и вызывая режиссера на следующий раунд, следующим фильмом. Нет, я не отрицаю, что Триер это любит. И в «Нимфоманке» провокационности весьма много. Да только она не там, где ее видят.
В чем обвиняют Триера многие критики и зрители? Что слишком много откровенного секса, в кадре половые органы (хоть и не самих актеров), что фильм больше похож на комедию и т.п. и т.д. Последнее, про комедию, мне и вовсе больно слышать. Но не суть. Господа, а что в этом провокационного? Кроме того, что до этого серьезное кино со столь откровенными сценами если и снимали, то считанные разы. Сам секс – провокационен? Почему, если это самая естественная для людей вещь, что не раз подчеркивает сама Джо?
Вся провокационность «Нимфоманки» в другом. И это почти никак не касается Джо и ее линии. Самая большая провокация фильма – это Селигман и его аналогии. Посудите сами. Какую информационную ценность несут его сравнения с культурными и научными фактами? Ну, за совсем редким исключением. Что изменило то, что тот узел, которым привязывали Джо на сеансах у опасного человека, называется узлом Прусика? Какое имеет значение, что обход поезда похож с обходом реки, а те приемы соблазнения, которые использовала Джо, похожи на приемы рыбака? Какая разница, что потеря Джо чувствительности напоминает одну из апорий Зенона? Да и какая, по сути, разница, что те две женщины, которые привиделись Джо во время ее спонтанного оргазма – вавилонская блудница и Мессалина? Да никакой, друзья. Никакой. Все эти аналогии – одна большая провокация. Триер никогда в своих фильмах не оставляет все на поверхности. Оно зарыто. В диалогах, в мимолетных эмоциях на лицах актеров (а это тот редкий режиссер, у которого актерская игра выверена до деталей), в обстановке интерьера, в одежде. И Триер частично страдает и «огребает» из-за этого. Его не понимают. Крестят провокатором и воротят нос, потому что «смысла не нашли». Зато с упоением могут обсуждать, что же означала разлагающаяся лиса в «Антихристе». Какой символ, какой знак она в себе несет? Вот и получайте, господа. Вам рассказывают одну из самых интересных историй современности. Там нет разговаривающих енотов, спецэффектов, злодея, который хочет покорить мир. Все вполне жизненно. Историю, со множеством подтекстов, со вторым дном, которое не менее интересно чем то, что на поверхности. Но если вы хотите символов, знаков и глубокого смысла в вашем понимании – получайте. Слушайте Селигмана. Слушайте про рыбаков, Зенона, 39 ударов Христа, числа Фибоначчи. Слушайте. Только смысла в этом нет.

Выражение лица Джо после очередной «аналогии» Селигмана слишком красноречиво.
Кроме того, Селигман – это один большой шаблон на то общество, на те его черты, которые Триер ругает устами Джо. Селигман осуждает употребление слова «негры», хотя уже через 10 секунд неловко, неуверенно, но произносит его сам. Селигман презирает педофилию как явление, а на аргументы Джо только и может ответить, что он «не может найти ничего похвального» в ней. Джо легко уничтожает все его воззрения, хотя не говорит ничего, по сути, нового. Никаких откровений. Она говорит простые истины, до которых можно дойти самому, стоит лишь чуть-чуть подумать своим умом, а не мыслить книгами, которые, по сути своей, являются плодом чужой мозговой деятельности.
В финале именно Селигман подводит итог рассказу Джо, делая выводы. Что история, поменяй главного героя на мужчину, была бы банальной. Что Джо сильная. Что она всегда боролась за право быть собой. Да, все как бы и верно. И даже на минуту задумываешься: почему суть такого рассказа выводит Селигман, этот не умеющий жить своим умом человек? Но нет. Селигман выводит лишь поверхность. А второе дно оставил без внимания.
И да, друзья. Почему режиссер должен избегать такого метода выразительности как провокация, если в наше время только так и можно привлечь к себе внимание и запомниться? Самое яркое и простое подтверждение – «Евровидение». За последние лет 10 – выигрывают исключительно те, кто запомнился. А как запоминаются? Женщина с бородой, женщина-полностью-выглядящая-как-мужчина, яркий наряд и макияж, фигурист, рассекающий вокруг певца. Вы помните простых участников хотя бы одного из «Евровидения»? Ну, это те, которые просто стоят с микрофоном, душу вкладывают в песню, а из шоу-программы у них в лучшем случае подтанцовка на заднем плане. Много вы таких участников помните? Именно. Но и не будем забывать, что провокация – не лишает произведение, картину, песню смысла. Порой наоборот.

О СЕКСЕ КАК МЕТОДЕ ДОСТУЧАТЬСЯ ДО ДУШИ ЗРИТЕЛЯ

Раз уж заговорили о сексе в фильме, то о нем и продолжим.
Если вы смотрели больше одной картины Триера, то наверняка заметили его манеру работы с камерой. Кадр как бы прыгает, иногда дергается. Обычно говорят, что это имитация домашней съемки. Но нет. На мой взгляд, это имитация движения глаз. Понаблюдайте за собой. Резкое переключением фокуса с одной вещи на другую, нестандартные ракурсы, чаще всего слишком близкие, особенно к лицам, резкие «склейки» и переход на другой ракурс после того, как моргнули. Через движения камеры, которая имитирует движения глаз, нас как бы переносят туда, усаживают рядом с героями. Мы как невидимки ходим рядом, слушаем разговоры, видим героев наедине с самими собой. Сама история как бы просит такого подхода. Как я уже говорила выше – это не блокбастер с дорогими спецэффектами и обязательным героем-весельчаком, которому отдают все шутки в сценарии. Нет. Это про жизнь. И пусть не все в этой истории реалистично – она все равно жизненна. И история очень интимная. Даже глубокая. И более того – ее нелегко понять. Сколько нимфоманок в мире? А сколько из них посмотрели фильм? Сколько людей в мире проникнутся историей, полностью поймут ее героев (не в смысле согласятся, а в смысле поймут мотивы, переживания, боль) и даже влезут на мгновение в их шкуру? Мало. И не потому, что многие из зрителей – это Селигманы, нет. А потому что сложно представить себе такую жизнь. Такое отношение к сексу. Большинство людей если и страдает сексуальными девиациями, то не такими. И тут на сцену выходит… секс.
Ответьте себе на вопрос: что есть у каждого из нас в этой жизни, что при любых обстоятельствах останется только нашим? Что никто и никогда не узнает? Более того – не поймет? Что всегда остается интимным? Половая жизнь. Я говорю об абсолютном большинстве. Людей, которые живут групповым сексом, не рассматриваю. Хотя и в этом случае, даже в групповом сексе – интимность остается. То, как ты переживаешь соитие, что это значит для тебя, КАК ты ощущаешь партнера – всегда останется только твоим. Что в сфере половой жизни мы видим в абсолютном большинстве фильмов? Одну, максимум две эротические сцены за весь фильм, не отличающиеся подробностями. Поцелуи, сверкнувший сосок, кровать, рука на спине, дыхание, стон – святой набор! Да только это ширма. Как в театре – нам показали лишь то, что можно и возможно. И такой подход касается не только секса. Герои фильмов толкают речи, ведут диалоги, совершают действия. Но все это проносится с большой скоростью. Как часто вы видели в фильмах героя наедине с самим собой? Чем он занимается, когда один? Что делает? О чем думает? А разве это не самое важное для понимания характера? Разве мы не самые натуральные и естественные только когда одни? У Триера же этого много, очень много. Паузы, работа мысли, перелистывание книжки, глоток вина, уборка дома, гляделки в потолок – он любит показывать НЕ ширму. Он любит показывать внутренности. И венец этих самых внутренностей – секс. Как понять героя полностью, если ты не знаешь самой важной, древней и естественной части его жизни? Триер это исправляет. Мы знаем о сексуальной жизни героини все. Что значит для нее секс, как она им занимается, сколько, с каким настроением – всё. Мы знаем ее изнутри. Мы знаем самую сокровенную и интимную часть жизни человека (и тут я отмечу, что хотя Джо и переспала с тысячами, групповой секс был всего один раз, да и тот не состоялся полностью. Она всегда была наедине с кем-то. Как бы увеличивая значение секса. Хотя, казалось бы, что стоило Джо переспать сразу с толпой). И вот когда Триер достучался до этой сокровенности в зрителе, когда показал такую же сокровенность в другом человеке, хоть и выдуманном – он создал каркас. На который в дальнейшем он будет нанизывать все остальные эмоции Джо, все остальные ее переживания. Триер как бы сразу копнул очень глубоко, а не брал по горсточке земли. С самого начала открыл восприятие, степень возможного сопереживания зрителя до предела. И если без подробного освещения сокровенного он бы добился погруженности в 6 баллов по 10 бальной шкале, то с сокровенным он добился 10. Разумеется, если вы не Селигман.
Джо в одном из своих монологов говорит, что качества человечества можно выразить одним словом – лицемерие. Лицемерно сокрушаться о пенисах на больших экранах, а самому украдкой вспоминать сценки из фильма во время приема душа.

О ГЛАВНОЙ ГЕРОИНЕ

Джо. Мужское имя — мужской характер. Но не мужская суть. Джо – женщина до глубины души. Но сильная женщина с острым, живым умом.
Девочкой, она была обделена любовью и вниманием матери. Мать вообще не была источником домашнего тепла в семье. «Холодная сука», — так говорит про нее Джо. Отец, напротив, добрый и заботливый. Девочка могла часами слушать его рассказы о ясене, собирать с ним гербарии. А книжечка, в которой они хранили листья разных деревьев – на всю жизнь станет для Джо «книжечкой спокойствия», которую она листала в моменты грусти.
О сексуальных удовольствиях девочка узнала с раннего детства, мастурбируя различными, так сказать, детскими способами: игра в лягушку, трения о канат в школьном спортзале. В 12 она испытывает свой первый оргазм. Более того, он – спонтанный, и этот факт как бы подчеркивает всю глубину сексуальности Джо.
В 15 лет она твердо решает лишиться девственности. Сама выбирает «героя», сама к нему приходит и делает предложение взять ее невинность. Посвящение в мир секса для Джо прошло ужасно. Парень, которого зовут Джером, ни не секунду не задумывается о чувствах девушки. Он не только не отказывается от невинности незнакомки, но даже и не просит ее задуматься. Дальше – хуже. Без прелюдии, без малейшего внимания к ее телу, Джером лишь грубо вставил в нее свой член. А после – молча, не удостаивая вновь обращенную женщину вниманием, возвращается к ремонту своего мопеда. Получила ли Джо хоть какое-то удовольствие? Боги, нет. Боль и унижение. Боль и от самого факта лишения девственности, и от отсутствия хоть каких-то ласк. Унижение от той степени безразличия, с которой этой самой девственности ее лишили. Джо даже клянется себе больше никогда не заниматься сексом.

Это был удар по больному. Джо, как и любая девочка, естественно имела в своей романтичной голове целый свод мифов о сексе и о первом разе. Наверняка она мечтала о внимательном любовнике, который сможет сделать так, что будет почти не больно. Наверняка она мечтала о свечах, романтичной музыке. Но получила всего несколько фрикций, полное безразличие и облезлые стены гаража с грязным матрасом и фотографией полуголой женщины из PlayBoy на стене. Да, Джо и сама пошла по той дороге, которая ведет к подобным результатам: незнакомец, предложение, здесь и сейчас. Но ведь как жизнь Джо могла пойти бы иначе, если бы Джером, например, проявил внимание. Понимаете? Секс для Джо изначально оказался чем-то бесчувственным. Слепым удовольствием. Причем удовольствием для мужчины, ведь сама Джо тогда оргазма не испытала.
Дальнейшая история лишь усугубила положение, вбила еще глубже этот кол. Речь о соревновании в поезде. За один вечер Джо переспала с семью мужчинами. Секс стал еще более бесчувственным, лишенным эмоций. Мужчины, клюющие на наживку, готовые идти с ярко накрашенной нимфой в туалет и заниматься с ней сексом. Семь любовников за пару часов. Не интимные мгновения с одним мужчиной, а грязные пара минут в холодном туалете поезда с разными мужчинами. И они с тобой — лишь ради похоти. Ты с ними – ради конфет. И похоти.
Когда на экране проносится дальнейшая жизнь молодой Джо с беспорядочной половой жизнью – ты даже не удивляешься. Еще меньше ты удивляешься, когда Джо играет со своими любовниками, заявляя, что она с ним впервые испытала оргазм, или что он у нее был первым. Что еще ожидать, если девушка относится к сексу как к чистому удовольствию, лишенному чувств и эмоций? Она играет, издевается. Получает то, что ей нужно и забывает. История с миссис Х. лишь подтверждает это. Когда Джо говорит о количестве своих любовников, она говорит о каждом не как о человеке, мужчине, а как о члене. На экране же эту фразу сопровождает парад тех самых членов: белые, черные, обрезанные… Члены, а не люди. Удовольствие, а не чувства. Секс, а не любовь. Тем больнее для Джо слышать от своей подруги формулу секретного ингредиента в сексе. Поэтому Джо в гневе покидает «Маленькое стадо». Ей одновременно сложно и больно понять, что при всех ее любовниках, при всей ее раскрепощенности и похоти, она не знает самую важную сторону секса. Его секретный ингредиент. Любовь.
Но вся эта бесчувственность в немалой степени лишь маска. В обрывках фраз четко видно, что Джо почти ненавидит себя за то, как она относилась к чужим жизням. Она называет себя плохим человеком, более того – доказывает это и отвергает все попытки Селигмана оправдать ее. Даже фраза про пальто в самом начале, когда она твердо запретила Селигману постирать его. Пальто, как мы узнаем в самом конце, плохо пахнет из-за мочи П. И то, что Джо запрещает его стирать – это ее наказание для самой себя, напоминание. Она не бесчувственна, как хочет казаться. Она просто иначе не умеет. Да, она разрушала жизни, как подмечает миссис Х., порой даже несколько за ночь. Но сколько бы Джо не говорила, что подобное «никак» на ней не отражалось – это ложь, напускное.
Единственным островком спокойствия для Джо остается ее «книжечка» с листьями деревьев, которые она собирала с отцом в детстве. Вообще, образ отца в фильме – по Фрейду. Идеальный и первый мужчина в жизни каждой девочки. Вокруг него строятся первые эротические и романтические переживания, которые молодые барышни не всегда даже осознают. И вот он, идеальный мужчина Джо… Он даже не зря любит ясень (мужское дерево в мифологии), как бы подсказывая зрителям, что он – олицетворение всего мужественного для героини. Но вот отец при смерти, в бреду. То, что означала для Джо смерть ее идеального мужчины, думаю, объяснять не стоит. Остановимся на другом. На том, что видела Джо, пока отец еще был жив, пока лежал в больнице: бред, слабость, недержание, унизительный процесс уборки испачканных простыней и всего сопутствующего. Джо это все видела. На ее глазах ее идеальный мужчина ходил под себя, не мог самостоятельно помыться, кричал в бреду, звал жену… Падение. Еще один кол в эмоциональность Джо. Еще один удар по ее возможности иметь здоровые отношения с мужчинами.

Ни один отец не захочет, чтобы его ребенок, а тем более дочь, увидели его таким...